Великий драматург при великой королеве в великое время
В августе 1600 года Лондон принимал необычных гостей. В город вступала делегация из 16 человек — марокканские купцы, толмачи и священнослужители — во главе с Абдом аль-Вахидом бен Масудом бин Мохаммадом Аль-Аннури, личным представителем короля Марокко Ахмада аль-Мансура. Посол прибыл для того, чтобы заключить военный союз с английской королевой Елизаветой I, мусульманское и англиканское королевства хотели объединиться против католической Испании. Это был кульминационный момент 50-летних дружественных англо-марокканских отношений, при которых марокканцы меняли нужную англичанам для изготовления пороха селитру и любимый Елизаветой сахар на английские ткани и военное снаряжение. Аль-Аннури пробыл в Лондоне почти шесть месяцев, к страху и изумлению многих горожан, которые говорили друг другу, что гости «странно одеваются и странно себя ведут». Пока посол вел переговоры, неизвестный художник нарисовал его портрет. Долгое время он не был известен публике, пока не всплыл на аукционе Кристи в 1955 году, где его купил Институт Шекспира Университета Бирмингема.
Но связь между Аль-Аннури и великим драматургом не ограничивается лишь этим. Как считает известный английский ученый Джерри Броттон, профессор Лондонского университета королевы Марии, специалист в области истории и культуры эпохи Ренессанса и знаток творчества Шекспира, марокканский посол является прообразом главного героя шекспировской пьесы «Отелло», которая была впервые представлена на сцене в 1604 году. Дело в историческом контексте. 25 февраля 1570 года папа Римский Пий V издает буллу Regnans in excelsis об отлучении английской королевы от Церкви: «На основании власти римского понтифика над всеми народами и царствами и вследствие того, что Елизавета узурпировала церковную власть, навлекла гибель на свое королевство и совершала нечестивые таинства Кальвина, она отлучается от Тела Христова и лишается своего престола, а всем ее подданным отпускается принесенная ими клятва верности». Этот акт формально подтвердил решение Римской курии объявить бойкот Лондону и поставить его в позицию изгоя в Европе. Против Британии была направлена вся мощь католической Испании. Английским купцам запретили торговать с богатыми рынками испанских Нидерландов. Экономическая и политическая изоляция угрожала уничтожить страну, в которой королева возглавляла «раскольников», Англиканскую церковь. В этой ситуации Елизавета I делает ставку на мусульман, начиная искать контакты с Ираном, Османской империей и Марокко.
Такая политика не могла не создавать сюжетные основы для английских литераторов. В конце 1580-х годов Кристофер Марлоу пишет своего «Великого Тамерлана», после чего в свет выходят более 60 пьес елизаветинских драматургов, где обыгрывались исламские персонажи, темы и обстановки. Поскольку такие термины, как «ислам» и «мусульманский», появились в английском языке не ранее XVII века, заменой им были слова «мавры», «сарацины», «турки» и «персы». Шекспир не был исключением среди драматургов. И в этом смысле, как пишет Джерри Броттон, сходство марокканского посла Аль-Аннури с мавром Отелло просто поражает. Отелло — наемник, приглашенный христианской общиной для борьбы с неверными, но которого в конце концов бесцеремонно изгоняют. Как и в случае с Аль-Аннури его национальность и религия неясны. Хоть и никогда он не хвастался своим происхожденьем, но из рода царского, однако был захвачен в плен и продан в рабство, и выкуплен. То ли мусульманин, то ли язычник-бербер. Впрочем, однажды в Алеппо турка злобного в чалме, который избивал венецианца, за глотку схватил и обрезанного пса пронзил.
«Отелло», конечно, не единственная пьеса, в которой Шекспир затрагивает политические вопросы. На них сосредоточены его десять исторических пьес, где он рассуждает о войне и мире, борьбе легитимных правителей с узурпаторами и самозванцами, свободе и тирании, республике и монархии. Несколько шекспировских пьес используют сюжеты из времен Древнего Рима, вот только впечатление они оставляют такое, будто бы не об античных римлянах писал Шекспир, а о своих современниках-англичанах. Да, возможно, играл роль иногда и собственный интерес. В «Кориолане», написанном примерно в 1605—1608 годах, плебс громко требует хлеба. Думал ли в этот момент Шекспир, будучи богатым землевладельцем, о крестьянском восстании в Мидлендсе в 1607 году, которое угрожало интересам землевладельческого класса в Англии? Не исключено. Хотя, на наш взгляд, вслед за Горацио, который объяснял Гамлету, что он «больше древний римлянин, чем датчанин», драматург мог бы сказать, что он больше человек мира, чем англичанин.
Шекспир жил в интересное время. Для великого драматурга мало иметь художественный вкус, богатый запас слов, фантазию и усидчивость. Нужна еще великая эпоха, которая затрагивает интересы, судьбы и жизни тысяч и миллионов людей. Состоялся бы молодой автор Лев Толстой, если бы Крымская война не дала сюжетную канву его «Севастопольским рассказам»? Трудно сказать, может быть и нет. Шекспиру истории подсказывала не только древность, но и современность. Это был мир, в котором англичане под руководством Елизаветы I становятся бесстрашными исследователями и вояками, покоряющими океаны и отвоевывающими у испанцев звание главных мореплавателей. Если в начале XVI века Англию мало кто берет при расчетах в Европе, то спустя сто лет она приобретает большое влияние в европейской борьбе за власть. И королева понимала важность мягкой силы искусства. При ней активно развивается сценическое искусство, Елизавета I разрешает создавать — впервые в истории страны — профессиональные театры, куда в Лондоне, который населяли тогда не более 20 тысяч человек, в неделю приходит не менее 15 тысяч зрителей.
У современной политкорректной мысли к Шекспиру есть свои немалые претензии. Шведская газета Gefle Dagblad, например, считая его «лучшим и наиболее успешным пропагандистом в мире», осуждает в апреле 2016 года драматурга за то, что его произведения и представленная в них картина мира стали частью системы, оправдывающей британскую военную агрессию, рабство, эксплуатацию африканцев и азиатов. «Шекспир помог сохранить привилегированное британское общество и британскую королевскую власть, — пишет издание. — На него ссылаются даже в наши дни, когда страна-член Евросоюза, пользующаяся привилегиями, льготами и особыми правилами, берет на себя право требовать еще больше, и ее требования выполняют. Шекспировская картина мира снова станет актуальна в июне, когда жители страны будут голосовать о том, снизойти ли Британии до дальнейшего сотрудничества с ЕС, который иногда просит уважать интересы соседей». В свою очередь, преподаватель Паттерсоновской школе дипломатии и международной торговли Роберт Фарли замечает, что на протяжении многих лет произведения Шекспира во многом служат эталоном стратегического и военного мышления, по всей вероятности, они будут служить таким мерилом и в будущем.
Так-то оно так, но хочется кого-нибудь калибром Шекспира увидеть уже в нашем настоящем. А они если и появляются, то описывают миры, как правило, выдуманные — что галактики «Звездных войн», что игры престолов в Вестеросе, что эпическую битву добра и зла на мосту перед школой Хогвартса. Видно, обмельчала современность и обмельчала настолько, что ее не вытянул бы в драму или комедию даже сам Вильям Шекспир.