Православные и католики: сближение без объединения
На днях Синод Московского патриархата включил в месяцеслов Русской православной церкви несколько имен святых, почитаемых на Западе, преимущественно в католических странах. В частности, святого Патрика. Глава отдела внешних церковных связей Московской патриархии митрополит Иларион (Алфеев), в программе «Церковь и мир» прокомментировав этот шаг, подчеркнул, что «не стал бы интерпретировать его как шаг сближения с католиками», и предложил другую версию — это «шаг сближения с местной церковной реалией».
Реалии, по его словам, таковы, что во многих западных зарубежных приходах, где Русская православная церковь имеет представительство, по факту и так почитают святых, на востоке почти неизвестных, но которые жили и подвизались еще до раскола 1054 года и которым ничего неправославного вменить нельзя, как «местночтимых». В Ирландии, например, это уже упомянутый выше святой Патрик, есть еще множество других подвижников благочестия в разных державах, которых в России почитать вроде бы и нет нужды, но поскольку РПЦ в мире представлена достаточно широко, то по просьбе зарубежных приходов такие «местночтимые» подвижники отныне пребывают, можно сказать, в общем списке святых, признаваемых всей Церковью. К прочему, добавил митрополит Иларион, данное событие следует считать только началом процесса такого «сближения с местной церковной реалией», что впредь западные святые будут и дальше попадать в наши списки, а работа в этом направлении ведется.
Однако как там ни интерпретируй в первую очередь и во вторую, но «шаг на сближение с католиками» достаточно хорошо заметен. Правда, поскольку в России и в прочих многих православных странах любые шаги навстречу католикам вызывают бурные и не всегда здоровые эмоции у людей, к стрессам на религиозной почве неустойчивым, то любые «шаги» навстречу друг другу Церкви делают как в игре «в классики». Движений по сторонам больше, чем вперед, иногда даже приходится назад отпрыгивать. Что поделаешь, Церкви разделены тысячелетием раздельного имущества, раздельной жизни, включающей в себя раздельные догматы, правила и раздельных святых тоже.
Однако такие шаги есть навстречу. Надо признать, что опасность скорого и чрезмерного сближения понимают не только легковозбудимые граждане. Разделенная Церковь была наиважнейшим инструментом борьбы государств и империй и помимо боязни «предательства святынь» есть осторожность иного рода. Под опасностью сближения подразумеваются обычно три возможные позиции, и, как правило, все три сразу: сближение литургическое, догматическое и административное, то есть все те, по которым существуют так называемые разногласия. Ни для кого не секрет, что два первых «разногласия», догматическое и литургическое, возникли как следствие и были поводом фактически состоявшегося и имевшего место административного размежевания. Церковь уже тогда была сильным инструментом политической борьбы, а во времена раскола эта борьба усилилась до планетарного по тогдашним меркам масштаба, и, следовательно, раскол следует считать фактором геополитическим.
С тех пор не столько возникла, сколько окрепла окончательно геополитическая реалия Восток — Запад, менявшая и меняющая по сию пору не только одни лишь географические очертания, но и методы, цели, задачи, необходимые для существования, выживания концепции, да и сами концепции претерпевали заметное изменение. Таков уж этот мир, где слабых подчиняют или даже просто уничтожают. Упрощенно, Восток и Запад представляют собой соперничающие союзы, противопоставляющие себя давлению соперника. «Концепции» того и другого понятны — сохранить себя любой ценой, усилиться любой ценой. В геополитике главная борьба идет всегда за планетарные ресурсы, в том числе человеческие, за контроль над ними, включая контроль численности населения (легко разделяемое, как без прикрас показал XX век, на «желательное» и «нежелательное»).
Воюют, впрочем, не только оружием. Идеями воюют не меньше и не менее успешно. Идеологическая экспансия вполне способна подготовить территорию и проживающее на ней население к экспансии военной и вслед на нею этнической. А иногда этническая экспансия возможной становится без всякой войны, что говорит об особенно успешно проведенной экспансии идеологической. Все это, снова же упрощенно, сводится к одному — сделать жизнь одного народа лучше за счет другого народа. Или многих. Идеологически экспансия сопровождается внушением, что лучше становится и тем, и другим, и особенно хорошо, просто прекрасно — порабощенным. Что все это ради них и затевается. Чтобы они, наконец, зажили «как люди». Или «как белые люди». «Белые люди» живут хорошо. У них вкусная еда. «Добротная одежда» («посмотрите как сшито, у нас так не шьют»). «Только гляньте, какая архитектура. Хотите так же?»
Многие хотят. «А у нас еще даже компьютеры не научились делать». Одним словом, идеология работает, сопровождаемая показом стеклянных бус и розливом огненной воды. В обмен на сущие пустяки, на окружающие «всю эту убогость» ресурсы, на то, что сделало народ тем, что он есть, как он состоялся. Следует еще раз повторить — геополитическая экспансия не всегда происходит резко в ущерб порабощенным народам, но всегда на пользу захватчикам, делая их тем самым сильнее и готовыми к новой экспансии. В итоге же, даже если это на первый взгляд не очевидно, порабощенные народы оказываются в значительном ущербе, иногда и вовсе исчезают с лица планеты. Сказывается невосполнимая и не желаемая обычно захватчиками восполняться разница в качестве жизни. Получил бусы — дальше крутись как хочешь.
Католическая церковь весьма долгий, протяженный период истории была инструментом этой геополитической западной экспансии, что в истории многих народов оставило свой след. В противостоянии Востока и Запада первый обычно оборонялся, сопротивляясь настойчивой экспансии своего сильного геополитического соперника, и понемногу, но уступал. В России мы имеем юго-западного (впрочем, не одного его) соседа, продукт западной экспансии, в которой составляющая Католической церкви весьма и весьма заметна. Это — способность очень умело подготовить почву для геополитической экспансии Запада, продвинуться еще на «шаг» — всегда настораживало в католиках больше, чем какие-то догматические разногласия. Собственно литургические и догматические барьеры, вся эта «охрана святынь», имели одно значение: не допустить расширения административного влияния.
Сейчас уже условному Западу совсем не нужна Католическая церковь. От нее как инструмента влияния Запад давно отказался. Сама теперь Католическая церковь ныне пребывает в состоянии Востока перед наседающим на нее Западом вместе со всеми его «ценностями». Католики, кажется, не сразу разобрались с тем, что интересы Запада они уже не представляют. Но это понимание приходит. Как сторону большей частью обороняющуюся, Православную церковь в меньшей степени угораздило оторваться от концепции Востока, то есть охранительного характера своих приобретений. Оттого связь с большей частью населения тут остается весьма обширной и устойчивой, имея основой не столько догматы или литургическую практику, сколько оборонительную концепцию, укорененную в психотипе народа. Но прежние «барьеры» — литургический и догматический — уже не имеют той силы, которую имели в прошлом. По большому счету от них следует аккуратно начать освобождаться, не в ущерб, конечно, себе. Весьма правильной и тактически верной сейчас была бы инициатива «можно причащать католиков» вместо вечных надрывных разборок «можно ли причащаться у католиков?».
Православным пора бы проявить инициативу при сближении с католиками, но не «объединения» с ними, конечно. Сближаться надо, поскольку условный Запад сейчас их обоих грозит похоронить. Католики делают весьма успешные шаги для дистанцирования себя от того, что представляет собою сейчас Запад. Не надо начинать католиков переманивать на Восток. У них хватает воли признавать ошибки прошлого, в том числе и ошибки унии. И дай Бог нам всем понять и признать свои ошибки, не корчить из себя праведников. И тем, и другим сейчас следует занять такую позицию, чтобы низвести вражду между людьми, раз уж политики эту вражду остановить не могут, а часто просто подогревают. Не должно быть у христиан ни Запада, ни Востока, ни эллина, ни иудея. Следует делать все, чтобы восстановить литургическое общение, поскольку никаких причин продолжать здесь размежевание нет. Православные слишком серьезно относятся к догматическим формулировкам, словно бы в них содержится вся полнота их веры. Каждый может оставаться при своем мнении, от кого исходит Святой Дух, совершенно точно Он не обидится на любое из этих благочестивых мнений. А вот хула на Духа — не исполнять заповеданного «да будут все едины», оправдывая это тем, что единству мешает вопрос исхождения.