Богарт и Бэколл: да здравствует Крысиная стая!
«ЧЁРНАЯ ПОЛОСА» / DARK PASSAGE
В послевоенные годы чёрный цветник стали возделывать так, что он превратился в национальное диво.
Нуар доминировал на американском экране: чёрные хиты выходили один за другим. Он любовался собой. Режиссёры перемигивались, цитируя друг друга и забавляя поклонников направления.
На фоне пустых голливудских поделок или надуманных драм на ковбойские темы, типа «Преследуемого», нуар выглядел мощно. Он выделялся как жанр-откровение. Здесь всё было по-взрослому, без сказочек и соплей. Здесь всё представлялось в истинном свете. Во всяком случае, так казалось.
Нуар подкупал жёсткостью и адресацией к природному в человеке, к звериному, которое только и может тебя защитить в этом мерзостном мире или вырвать из постылой необходимости бегать по кругу в поисках пары долларов. Он всё ясно проговаривал: заявлял о торжестве зла и праве сильной личности крутить колесо фортуны. Он иронизировал над законом, религией и моралью.
Он презирал коллективизм, предлагая полагаться лишь на себя. Исключение составляли истории, когда герой шёл на верную смерть, и из чувства уважения к нему и себе другие одиночки вставали рядом.
Нуар утверждал некие новые отношения между людьми, когда атомы, заряженные цинизмом, соединялись на основе общего ощущения обречённости, ощущения тупиковости жизни. Они соединялись на считанные часы, если речь шла об услуге, или надолго, если в родственных душах пробуждалась любовь.
Нуар создавал метафоры, которые легко читались. Его аттракционы и морские чудовища («Аллея кошмаров», «Леди из Шанхая») олицетворяли мир и людей. Он двигался в совершенно ясную сторону. Его идеалом становился гностический детектив.
Нуар не просто расцвёл. Он пытался занять особое место. Ему не суждено было вырасти до господствующего направления в киноискусстве, а затем разлиться в культуре тёмными водами. Ему не суждено было стать чёрным реализмом, противостоящим советскому соцреализму на государственном уровне. Но движение в эту сторону наблюдалось. Нуар был слишком силён, чтобы не претендовать на первую роль. И убрали его со сцены через одиннадцать лет, видимо, потому что увидели: делая своё дело, гася огонь социальных мечтаний, он не может остановиться. Он идёт дальше, снося константы национального бытия. Он от американского оптимизма, от американской веры в свою страну оставляет только воспоминания. Он разносит по миру весть о строительстве Чёрного Града.
Его нужно было убрать — заменить другими инструментами разрушения общества. И они были найдены, что мы в своё время покажем.
Но в 1947 году до этого было ещё далеко. Чёрное кино переживало подъём, производя нуар подлинный и поддельный и удивляя разнообразием. К «шпионскому» нуару добавился «полудокументальный», основанный на реальных расследованиях, куда для большей достоверности включались фрагменты хроники («Бумеранг!», «Люди-Т»), а также «сельский», где жуткие истории разворачивались в провинции, в домах на отшибе («Из прошлого»).
Нуар начал оригинальничать. Вышел изящный фарсовый детектив «Леди в озере», где использовался приём «субъективной камеры» и манера повествования была откровенно шутлива. И вышла знаменитая «Чёрная полоса», где использовался тот же приём, но уже солидно и абсолютно оправданно — чтобы скрыть лицо героя, сбежавшего из тюрьмы и нашедшего пластического хирурга.
«Чёрная полоса» стала лучшим нуаром года. Это был третий фильм, где сыграли Хэмфри Богарт и Лорен Бэколл.
Голливудская суперзвезда и нью-йоркская фотомодель встретились в 1944 году на съёмочной площадке Говарда Хоукса и сразу ощутили непреодолимое притяжение. 25-летняя разница в возрасте не помешала роману.
Перед режиссёром стояла сложная цель — превзойти «Касабланку». На материале, который имелся в руках (халтура Хэмингуэя), сделать это было нельзя. Режиссёр нервничал и к любовному помешательству исполнителей главных ролей отнёсся крайне неодобрительно. Однако именно оно переломило скучный ход съёмок. На площадке вдруг возникла атмосфера, о которой мечтает любой постановщик.
Благодаря роману Богарта и Бэколл, фильм удался. Молодая актриса в нём дважды спела своим низким, исполненным вожделения голосом, и это сразило многих. Режиссёр смог если не превзойти «Касабланку», то уж точно стать вровень с ней.
Критики хором сожалеют о том, что чудо первой совместной работы не повторилось. Глаза уже больше не загорались, и песня не рвалась из груди. Оба уже играли профессионально.
Но «профессионально» не значит «плохо». В «Чёрной полосе» звёзды оказались весьма убедительны. Особенно Бэккол, чей профессионализм вырос.
Фильм был оригинально и крепко сделан. По замыслу, лицо героя отражалось в зеркале только тогда, когда развязка оказывалась близка. Зритель пребывал в волнении до последней минуты. Он сопереживал парню, который дал дёру из федеральной тюрьмы и изменил внешность. Он очень хотел, чтобы беглеца не поймали и его план — найти убийцу жены и доказать свою невиновность — удался.
Если бы это был классический детектив, то так бы всё и произошло. Но это был нуаровый детектив, ставящий особые цели — не только историю рассказать, а ещё и вызвать отвращение к миру. Поэтому герой, изменив лицо и найдя убийцу, не возвращался к нормальной жизни. Его ждал сюрприз. Разоблачённый убийца выпрыгивал в окно, разбиваясь в лепёшку и оставляя герою единственный выход — бегство на край света, бегство без надежды на возвращение.
Туда он и бежал, обретая покой где-то на юге американского континента, в укромном уголке, представленном чем-то абсолютно неземным, находящимся за границей реальности. Там, среди пальм, глядя на ласковый океан, беглец терпеливо поджидал девушку, которой был обязан спасением.
Метафора была предельно ясна: покой и счастье возможны лишь по ту сторону жизни, по ту сторону ада.
«Чёрная полоса» — это безупречный образец жанра, где и главные роли, и камео сыграны замечательно. Фильм изобретательно снят. Но примечателен он и другим. Он удивительно созвучен тому, что происходит в реальности. Его герой теряет своё лицо, обретая приятную и удобную для дальнейшего существования маску, а ровно это с Богартом и случается. Причём случается во многом под влиянием пронизывающей нуар философии.
В 1947 году развернулась «охота на ведьм». Попрание гражданских свобод было столь очевидным, что естественной реакцией интеллигентного человека было подать голос в защиту преследуемых. Богарт и Бэколл, казалось бы, это и сделали. Вместе с другими либералами из мира кино они создали Комитет защиты Первой поправки и даже отправились в Вашингтон, где промаршировали у Белого дома и пришли на судилище.
После этого с участниками акции мило поговорили. Боссы попросили членов Комитета остыть и не искать неприятностей. Его лидеру предложили не рисковать своим контрактом на миллион долларов в год. И Комитет испарился. Богарт выступил с покаянной статьёй «Я не коммунист», а Бэколл заявила, что «голливудская десятка» их, отзывчивых либералов, использовала.
Каждый за себя в этом мире. Нуар вбивал это в сознание крепко. Люди волевые и вдохновлённые социальными миражами этой волчьей философии не принимали. Даже создавая чёрные фильмы, они ей сопротивлялись — пытались переводить стрелки на политическую систему. И таких нуар в свою веру не обратил. А тех, кто принимал позы и ни о чём всерьёз не задумывался, он обратил с лёгкостью. Их принципы оказались написаны на ветру.
Богарт и Бэколл, получив нагоняй, сразу же отошли в сторону. Они, конечно, не рукоплескали происходящему и продолжали испытывать презрение к инквизиторам. Но они уже не выражали протеста. Совесть, вне сомнений, давала о себе знать. Но её голос глушил нуар. Он убеждал брать пример со своих героев и не пытаться перешибить обух плетью. Нет в мире ни правды, ни справедливости. Он мерзок и неизменен. А поэтому, зачем дергаться и усложнять себе жизнь? Нужно надеть защитный панцирь цинизма, урвать кусок пожирнее и стараться получать от жизни максимально возможное удовольствие.
Звёздная пара не просто завязала с гражданской активностью. Она погрузилась в нечто принципиально иное. Богарт и Бэколл вскоре создали «Крысиную стаю» (Комитет защиты Первой поправки наоборот) и погрузились в весёлый водоворот. Это был перенос гражданской активности на поприще гедонизма.
И это было очевидным указанием на действие в их сознании того, что пронизывало нуар, — воли к смерти.