После Крымской войны: борьба России после поражения и изоляции

Заключённый в 1856 году в Париже мир подвел итоги Крымской войны. Главной проблемой послевоенного периода стало удержание стабильности и нового порядка. За соблюдением его в Европе должна была следить англо-франко-австрийская коалиция. Министр иностранных дел Франции Валевский известил русского представителя на конгрессе ген.-ад.кн. А.Ф. Орлова о тройственном соглашении, гарантировавшим условия Парижского мира, только через 15 дней после его подписания. Тот ответил, что стоило бы сделать это двумя неделями ранее. Александр II, получивший сообщение об англо-франко-австрийском договоре от Орлова, заметил: «Это поведение Франции по отношению к нам не искренно и должно служить мерилом доверия, которое Наполеон внушил нам». Император французов в это время не скупился на слова, описывая свои самые добрые чувства к России, но Александр не верил в искренность этих слов. Русско-французский диалог начинался далеко не лучшим образом. Между тем, в Петербурге возлагали на него определенные надежды. Они были продуктом разочарования в бывшем союзнике — Австрии, и опасения постоянного противника — Англии. Итак, для выбора потенциального партнера России оставалась только одна держава.

15(27) апреля 1856 г., вслед за заключением мира, граф К.В. Нессельроде оставил управление МИДом с сохранением звания государственного канцлера. Новым министром иностранных дел стал выпускник Царскосельского Лицея князь А.М. Горчаков, после смерти Нессельроде в апреле 1862 года возведенный в звание вице-канцлера. Программным документом нового министра стал циркуляр русским представителям при дворах иностранных держав от 21 августа (2 сентября) 1856 г., в котором говорилось: «Связь единения с теми, кто в продолжение многих лет поддерживал вместе с нами начала, обеспечившие Европе мир более четверти века, ныне не существует в прежней своей силе: это совершилось помимо воли Императора. Обстоятельства вернули нам полную свободу действий. Государь принял решение посвятить свои заботы по преимуществу благу своих подданных и развитию внутренних сил страны, сосредоточив на них всю свою деятельность, которая будет направлена на внешние дела только в том случае, если этого потребуют положительные пользы России. Обращаются к России с упреком, что она уединяется и хранит молчание в то время, когда совершаются дела неправые и несправедливые: «La Russie boude, dit-on. La Russie ne boude pas. La Russie se recueille [1]». Ближайшей целью этого сосредоточения на внешнеполитической арене Горчаков считал отмену ограничительных статей 1856 г., касающихся суверенных прав России на Черном море, основным средством достижения этой цели — сближение с Францией как с центральным звеном «Крымской системы».

Русско-французские дипломатические контакты, наметившиеся во время переговоров в Париже, были продолжены в 1856—1858 годах, во время визитов полномочного посла Наполеона III герцога Шарля Морни на коронацию Александра II и Великого Князя Константина Николаевича в Париж. Выбор Морни был исключительно удачным — герцог умело повел себя на торжествах, организовал роскошный прием во французском посольстве, который посетил император и все высшее русское общество. Морни предупреждал Париж об опасности возникшей ситуации. «Россия теперь дается нам в руки, — писал он из Петербурга 13(25) ноября 1856 года Валевскому, ‑ и если мы ее оттолкнем, она замкнется в себе, и, конечно, не простит того, что мы отклонили её авансы.» Представитель Наполеона и сам не скупился на авансы и убеждал Горчакова в том, что Франция и Россия являются естественными союзниками, особенно, если учитывать неприязнь к двум странам со стороны Англии и германских государств. Поездка Морни была удачной, император французов был доволен тем приемом, который оказали этому посольству.

Послом России во Францию был назначен генерал-адъютант граф П.Д. Киселев, сторонник сближения с этой страной, в столице которой ему был оказан весьма радушный прием. «В Европе политика улучшается, — с удовлетворением отмечал в частном письме к ген.-ад. кн. А.И. Барятинскому 2(14) января 1857 г. Александр II, ‑ и Франция пока выступает решительно за нас». Эти настроения полностью разделялись главой русского МИДа и, во-всяком случае, укладывались в схемы его внешнеполитической стратегии. «С того момента, когда император доверил мне портфель министра иностранных дел, — писал Горчаков Киселеву в мае 1857 г., — я сказал себе, что постоянная цель моих усилий будет состоять в том, чтобы устранить… двойной дефект Парижского трактата. Восстановить на Востоке позиции, которых требуют наши интересы, и быть в уверенности в решающий момент в получении причитающийся нам доли — таков принцип нашей национальной политики. В свете этого мы можем рассматривать все остальное как второстепенное».

Тем временем Наполеон готовился к новой войне. Планы Франции на Апеннинском полуострове были достаточно очевидны. Еще в начале 1857 г., перед отъездом из России, Морни изложил главную задачу своего императора Горчакову: «У каждой нации имеется свой конек, и конек Франции заключается в том, чтобы возвратить левый берег Рейна». Эти рассуждения не понравились русскому дипломату, давшему понять своему собеседнику, что «вожделение к Рейну не в нашем вкусе». Зимой 1857 г. Великий Князь Константин Николаевич вместе с супругой предпринял путешествие по государствам Германии, откуда через Швейцарию отправился в Турин и Геную, где сделал смотр кораблям Средиземноморской эскадры, после чего на пароходе «Олаф» отплыл в Ниццу на встречу с матерью. 4(16) апреля он прибыл на Лазурный берег.

Воспользовавшись случаем, Наполеон III пригласил Великого Князя посетить Париж. После поездок в Тулон и Марсель, 22 апреля (4 мая) Константин Николаевич прибыл во Францию, где его ждал торжественный приём. Император вручил ему орден Почетного легиона. Уже на одном из первых приемов императрица Евгения сразу же заговорила о политических интересах Франции. По её словам, Париж стремился любой ценой удержать союз с Лондоном и обрести такие же отношения с Россией. Сближение с Веной не входило в круг интересов Второй империи. Присутствовавший при разговоре русский посол не сомневался в том, что императрица излагала мысли своего супруга.

Вскоре гость Франции получил достаточно точное указание на внешнеполитические задачи Второй империи уже от самого ее императора. Тот задал Великому Князю вопрос, не хотела бы Россия присоединить к себе Галицию. Константин Николаевич уклонился от ответа. В результате визита ему удалось достаточно верно определить планы императора французов: сделать Италию независимой от Австрии, но не настолько сильной, чтобы ей можно было обходиться в будущем без французского покровительства. «Он хочет, — сообщал 4(16) мая Великий князь в письме к своему брату императору, — чтобы Италия была Итальянскою и независимою, но не сильною, дабы она не могла никогда быть первенствующею державою. Вот почему он хочет, прогнавши австрийцев, сделать из нее союз вроде Германского, с Папою во главе, яко главного Католического Епископа, отдавая ему всякую наружную почесть, но не давая ему никакой власти. Для Франции он желает не завоеваний, зная из примеров дяди, как они опасны; но округления границ, то есть, другими словами, всего левого берега Рейна. Но так как в этих местах находятся владения Пруссии, то он не прочь возместить ей эту потерю, округливши ее внутри Германии. Но для всего этого, ему, разумеется, нужно, чтоб Германия не была слишком сильна и чтоб мы ему не мешали».

25 сентября 1857 года, то есть через несколько месяцев после визита Великого Князя, состоялась встреча русского и французского императоров в Штутгарте. К началу переговоров русская сторона уже знала, что вслед за этим Наполеон отправится на встречу с Францем-Иосифом. Тем не менее это не помешало доверительности бесед. Александр II в ответ на упоминание о возможности австро-французской войны в Италии, заметил, что ради спасения империи Габсбургов не собирается повторять 1849 год. Этот первичный обмен мнениями стал отправной точкой последующего весьма сложного внешнеполитического процесса. Программы Петербурга и Парижа в полном виде были неприемлемы для каждой из сторон, однако Франция с ее подорванными Крымской войной финансами и ослабленной армией нуждалась в союзнике на случай войны с Австрией, а России, не собиравшейся воевать, необходим был партнер среди Великих Держав для выхода из послевоенной внешнеполитической изоляции. В 1857—1859 гг. Париж и Петербург договорились консультироваться по вопросам «европейской важности», действовать согласованно на Востоке и «договориться между собой» в случае распада Османской империи.

Тем не менее, встреча окончилась не безоблачно. Наполеон III постоянно придерживался той мысли, что польская государственность должна быть восстановлена, и желательно — не за счет Австрии и Пруссии. Еще в сентябре 1854 г. он изложил эти взгляды в разговоре с принцем-консортом Альбертом. Теперь, сославшись на долг перед общественным мнением своей страны, попытался поднять польский вопрос. Александр II в ответ отверг всякую возможность иностранного вмешательства и сразу же после встречи сказал своей свите: «Со мною посмели заговорить о Польше!» Эти слова были услышаны не только в столице Вюртемберга, но и по всей Европе. Они не предполагали блестящих перспектив русско-французскому сближению. Свою ошибку понял и Наполеон III, который позже попытался смягчить неприятное впечатление. В разговоре с русским послом бароном А.Ф. Будбергом он высказал свое ощущение, что «…император обиделся на меня за мою откровенность и что он нашел, что я мешаюсь в дело, которое меня не касается». «Совершенно верно» — отметил на полях донесения русский монарх.

Русско-французские отношения развивались на благополучном для них внешнеполитическом фоне. После покушения Ф. Орсини на жизнь императора Наполеона III выяснилось, что бомбы террористов были изготовлены в Лондоне, в результате англо-французские отношения резко обострились. Французская пресса почти единодушно призывала к войне с Англией и публиковала соответствующие адресы от офицеров армии и флота. Пальмерстон в ответ внес в парламент законопроект об ограничении права убежища в Великобритании, который был принят в первом чтении со значительным большинством. Позже, когда страсти улеглись, законопроект был провален и правительство вынуждено было уйти в отставку. Неприятное настроение несколько разрядил визит 5 августа 1858 г. королевы Виктории и принца-консорта Альберта в Шербург по приглашению императора французов. Агитация во Франции почти сразу же затронула и итальянский вопрос, особенно после публикации письма Орсини к императору, в котором он просил его освободить Италию от иноземного гнета.

В Австрии эти события вызвали весьма напряженную реакцию. Там опасались, что ужесточение полицейского режима вслед за покушением будет иметь и внешнеполитические последствия. Династии вновь требовались военные успехи для упрочения своего положения. Граф Валевский пытался уверить Буоля, что Париж прежде всего заинтересован в решении вопроса о Дунайских княжествах, свободы плавания по Дунаю и работе азиатской пограничной комиссии, то есть в сотрудничестве в направлении, которое должно было укрепить «Крымскую систему». Австрийская дипломатия встретила эти заверения с надеждой и недоверием. На Италию в Вене тогда смотрели как на самое уязвимое владение Габсбургов. Франц-Иосиф и его окружение были готовы пойти на все для ее удержания: как отметил британский дипломат, они были настроены «сражаться за каждый дюйм земли и не уступать ни одной деревни, если ее не отнимут мечом». Таким образом, отношения внутри союза гарантов ограничительных статей 1856 г. были не идеальными, что упрощало диалог между Парижем и Петербургом. Впрочем, он не был особенно результативным. Через год после Штутгарта Александр II встретился в Варшаве с принцем Наполеоном. После этого визита Горчаков уже не сомневался — Наполеон III решил воевать в Италии, но выполнение этого решения зависит от соглашения с Россией.

В Европе этого времени сложилась весьма специфическая ситуация — две великие державы континента — Франция и Россия — были стеснены положениями конгрессов — 1815 и 1856 гг., подводившими черту под их военными поражениями. Наполеон III стремился к достижению так называемых «естественных границ» Франции, то есть Альп и Рейна, и превращению Второй империи в центр союза латинских народов. Особое значение в его планах занимало вытеснение Австрии из Италии и политическое переустройство Апеннинского полуострова под эгидой Франции. Горчаков ожидал, что в обмен за благожелательное отношение Петербурга к возврату Франции к границам, существовавшим до Венского конгресса, Наполеон III согласится отказаться от своих гарантий положений Парижского, или, как минимум, способствовать отмене его ограничительных статей. Последнее было особенно важным, так как Горчаков считал необходимым добиться возвращения России полноты прав на Черном море без войны. Русский министр иностранных дел говорил, что «ищет человека, который поможет ему аннулировать условия Парижского договора в отношении черноморского флота и границы Бессарабии, что он ищет его и найдет». Найти такого человека в императоре французов Горчакову не удалось. Тем не менее, Россия и Франция сближались, обсуждая условия возможного союза, но не приближаясь к нему.

[1] «Говорят, что Россия дуется. Россия не дуется. Россия сосредотачивается» (фр.).