Без опоры на неравнодушных или инициативных людей невозможно сделать прорыв в лучшую сторону из тех завалов, в которых находится наш северный край. Или из чувства самоуспокоенности — в котором находится наша туристическая отрасль. Зачем вкладывать в неподъемных людей, если есть другие — умеющие и хотящие. Люди такие даже известны большинству «ответственных лиц». Проблема только в госзаказе на их труды, небольшой, но необходимой поддержке — чтобы человек не боролся все время за существование, а тратил его на полезные дела.

Владимир Станулевич
Модель северной избы, с которой началось увлечение Анатолия Замятина

Одного такого человека чудесным образом я встретил в Каргополе, на берегу Онеги. Осматривая ключи, бьющие на каждом шагу, мы с сыном Мишей подобрались к самому урезу воды, как вдруг раздались крики. Мужик с топором что-то кричал в нашу сторону. Оказалось, он решил предупредить нас об опасности перехода реки Онеги по льду. Мы и не собирались кончать самоубийством в такое весеннее время, когда полыньи уже разрезали лед во многих местах. Решить перейти Онегу по льду мог только безумный или рыбак.

Но мужик с топором настолько был искренне озабочен нашим спасением, что потянуло спросить, чем он занимается. В ответ он повел в гараж «в двух шагах», и оказалось, что встреча неслучайна. Оказалось, что мужик делает копию часовни в селе Красная Ляга, и что его зовут Анатолий Максимович Замятин. Модель часовни была метра полтора в высоту, и в полумраке гаража ее дерево светилось белым светом.

Анатолий Максимович рассказал, что всю жизнь, с 1967 года, работал водителем — сначала в тресте «Архсельстрой», а когда тот разорился три года назад, ушел на вольные хлеба — возить туристов. Но их зимой мало и, чтобы не заняться глупостями, решил делать копию северной избы. После уговоров он достал ее из гаражных загашников — жилая часть отдельно, амбар отдельно. Три года назад, когда он сделал ее по фотографиям, пригласил каргопольских музейщиков. Те, осмотрев произведение, отказались его приобретать в связи с «собирательным образом» — что-то из XVIII века, что-то из XX, но заверили, что если Замятин надумает делать средневековый крестьянский двор — то обязательно его купят. К счастью, Максимович не взялся сломя голову за новую работу, так как музейщики больше не появлялись и работой не интересовались. Зато Анатолий Максимович взялся за церковную архитектуру.

Владимир Станулевич
Анатолий Замятин рядом с копией часовни в исчезнувшем селе Красная Ляга Каргопольского района Архангельской области

В 25 километрах от Каргополя было село Красная Ляга, что не значит, что там водились красные лягушки. «Ляга» — это «болото, пруд», а «красной» она стала из-за красоты места. Жила-была деревня, пока ее не постигли две беды. Первая беда пришла ночью — ляга ушла в землю, и вода больше не возвращалась. Мистически настроенные телевидением рассказывают, что от этого и деревня сгинула. Вторая беда пришла в один из дней 1960-х, когда Архангельский облисполком признал деревню «неперспективной». Эта беда была Бедой — ликвидировали школу, фельдшерский пункт, магазин, и жить в Красной Ляге стало бессмысленно. Сначала уехали жители, потом стали пропадать дома. Их увозили, как чемоданы, на новое место — в соседнюю деревню Печниково, или еще дальше — незнамо куда. На месте деревни осталась одна часовня.

Но часовня непростая, а украшенная многими архитектурными завитушками и резными деталями, видно — рубили с любовью, и любовь эта не дала поднять руку злым людям, погубившим немало деревянных памятников Русского Севера. Любовь эта проникла и в сердце Анатолия Максимовича, раз он выбрал не что-то из интернета, а именно эту древнюю, 1655 года, Сретенско-Михайловскую часовню. Какие только времена и люди в них пронеслись за ее жизнь. 18 поколений в деревне, в стране — три царя, одна царевна, девять императоров, четыре императрицы, два премьер-министра, четыре предсовнаркома, пять генеральных секретарей ЦК КПСС, три президента. Четыре войны с соседней Швецией, четыре Русско-турецких войны, Семилетняя война, четыре коалиции против Наполеона, Крымская, Первая и Вторая мировая, Гражданская и Советско-финская войны. На ее глазах распалось то, что не могло распасться, — Российская империя в 1917-м, и Советский Союз в 1991-м.

Череда событий только добавляла уважения часовне — страны рушились, а она, деревянная, не горела и не падала. Но в этой неуязвимости было слабое место — 350 лет часовню латали и берегли от огня жители Красной Ляги, которых теперь не было. Почувствовал, наверное, Анатолий Максимович большую опасность для часовни, а может увидел и конец ее времени — решив запечатлеть то, что не спасут люди.

В общем, Замятин сделал ее модель по заказу каргопольского турбюро «Лаче» и ждет расчета за труды, который не добавит ему благосостояния, а покроет только часть расходов. За три года своего увлечения Анатолий Максимович купил токарный станок за 30 тысяч, потом рейсмус — еще за 30 тысяч. В крайнем случае, говорит он, если модель не купит «Лаче», в очередь стоит один москвич, который купит с удовольствием. Не покрыв еще прежние расходы, энтузиаст задумывает делать копию ветряной мельницы из каргопольского сектора музея деревянного зодчества «Малые Карелы».

Владимир Станулевич
Познакомились мы с Анатолием Замятиным, когда он кричал, что переходить реку по льду опасно

Мы попрощались, торопясь объять необъятное количество интересных домов и мест Каргополя, а Анатолий Максимович остался — пришел художник Петр Диков, помогающий ему эскизами оконных наличников, дверей и прочих мелочей, добавляющих маленьким домам и церквям милую тонкость.

А сколько мог бы сделать каргопольский Левша Анатолий Замятин, если бы на его увлечение нашелся постоянный заказчик — музей, благотворитель, центр патриотического воспитания, мэрия, областное министерство культуры или другие организации, которые беспрерывно борются за «туристическую привлекательность» и «сохранение исторической памяти».

Когда спустя пару дней я уточнил у Анатолия Максимовича по телефону некоторые детали, он, надоумленный кем-то, вдруг отзвонился и спросил — «а зачем я задавал такие странные вопросы». Наша жизнь приучила талантливых и неравнодушных людей, что интерес к ним возникает, когда добра не жди, а жди беды.