Wanderfull.us
Карс. Крепость. Современное фото

Взятие Севастополя было важнейшим успехом коалиции, но оно никак не свидетельствовало о близости конца войны. Союзники по-прежнему были далеки от контроля над Крымом, и уж во всяком случае они и мечтать не могли о проникновении вглубь России. Более того, добившись уничтожения русского Черноморского флота и его базы, они не смогли обеспечить безопасности своего турецкого союзника в Азии. Достижения союзников в Крыму вскоре были несколько смягчены ходом дел в Закавказье и Малой Азии. Здесь до глубокой осени 1855 года русские и турки боролись друг с другом, создавая угрозы своим ключевым пунктам — Тифлису в Закавказье и Карсу в Малой Азии. Установившееся летом 1855 года равновесие вплоть до ноября было шатким.

Кавказский фронт Крымской войны

Генерал Н.Н. Муравьев перешел в наступление в Закавказье еще весной 1855 г. 26 мая (7 июня) он издал воззвание к подданным султана:

«По повелению Великого моего Государя, вступая с вверенными мне войсками в землю Турецкую, я долгом поставляю объявить вам, жители Карского и всех других пашалыков Анатолии, что Русские войска, всегда страшные для одних только врагов, обходиться будут миролюбиво с жителями, которые останутся в домах своих, спокойно занимаясь хозяйством и сельскими работами. Пример прошлого года у вас перед глазами: в то время, когда раздавался гром пушек, жители Шурагельского санджака спокойно занимались работами, не будучи никем потревожены. Вам бояться нечего; собственность ваша останется неприкосновенною, личная безопасность ваша и семейств ваших будет обеспечена, и я приму строгие меры для спокойствия и ограждения вас от всякого притеснения. Такова воля Великого Государя моего, которую я вам объявляю. Все мирные жители, спокойно в домах своих остающиеся, получат, чрез своих старшин, охранные листы, в силу которых они находиться будут под защитою и покровительством Русских войск, привыкших оказывать мирным обитателям помощь и человеколюбие».

Летом 1855 г. русские войска блокировали Карс. Город имел исключительно важное значение для жителей Малой Азии, он был своеобразным символом для целого региона. Первоначально действия русской армии на этом направлении не очень беспокоили союзное командование. Правильная осада этой крепости потребовала бы создания линии длиной в 50 верст, для чего у Муравьева не хватало сил. Линия обороны существенно удлинилась по сравнению с 1828 г. Противник сделал выводы из штурма Паскевича и не пожалел сил на укрепление господствующих высот вне стен старой крепости. Союзники планировали нанести удар по Тифлису турецкой армией из Абхазии и таким образом окружить русскую армию в Малой Азии. В районе Тифлиса предполагалось объединиться и с ополчениями горцев и вытеснить Россию из Закавказья. Блокада Карса продолжалась довольно удачно, попытки продовольственных караванов пробиться в крепость прерывались, иногда прямо под ее стенами. В виде исключения Муравьев иногда разрешал доставлять с парламентером перехваченную личную почту.

Карс имел запас продовольствия на 40 дней, уже в июле стал обнаруживаться его недостаток. В ноябре 1854 г. его гарнизон состоял из 3 арабстанских, 2 анатолийских, 2 редифных пехотных полков, 1 батальона султанской гвардии, 2 полков арабской конницы, артиллеристов — всего 13 221 чел. На верках стояло 67 орудий, имелось 34 полевых орудия. С 1(13) августа город был практически полностью окружен русскими постами, что заставило коменданта сократить продовольственный паек в 2−3 раза. Гарнизон вырос за счет племенных ополчений лазов, население города — за счет собравшихся за стены жителей деревень. Впрочем, после начала блокады и голода и те, и другие начали разбегаться. В турецкой крепости стали проявляться признаки наступающего голода, начались эпидемии и дезертирство. Уже с середины из города ежедневно стали перебегать в русский лагерь солдаты, башибузуки, простые жители. Попытка прорваться на Эрзерум, предпринятая 2,5-тысячным отрядом в ночь с 22 на 23 августа (с 3 на 5 сентября) завершилась полной неудачей.

План штурма Карса

В сентябре уже сотнями падали от бескормицы лошади, количество беглецов росло с каждым днем. Вильямс поддерживал дисциплину в крепости строгими карательными мерами и распространением слухов о скорой помощи. Кстати, он запретил туркам рубить головы пленных, что немало их удивило. Запрет компенсировался добиванием раненых — турки не вызвали симпатий у своих английских руководителей. Постепенно надежда на выручку, о которой говорили командиры в крепости, покидала голодающих. К голоду быстро добавился и холод. Уже в сентябре началось похолодание, что сказалось и на лагере осаждающих — в русской армии появились первые признаки холеры. Для того, чтобы исключить возможность облегчения положения осажденных, Муравьев приказал задерживать на аванпостах беглых и после допроса возвращать их назад, исключение делалось только для христиан, которых отправляли в русский лагерь.

По турецким планам, помощь должна была прийти из Аджарии. 2(14) сентября в Батуме высадился 8-тысячный корпус Омер-паши, вскоре увеличенный до 25 тыс. чел. Русское командование ожидало, что естественной для него целью станет Ахалцих, ближайший к Батуму центр в тылу блокирующей Карс русской армии, и Абхазия, где турки рассчитывали получить помощь от горцев и значительно увеличить численность своей армии. Большие надежды они возлагали на Абхазию. Ее владетельный князь М.Г. Шервашидзе видел, насколько усилились турки, но не потерял веры в силы русских. Будучи человеком скрытным и осторожным, он делал все возможное, чтобы усидеть на двух стульях. К счастью, им это вновь не удалось сделать — черкесские племена категорически отказались подчиняться туркам, и тем более англичанам и французам. Более удачно действовали англичане. Их офицеры активно работали и в тылу осажденного Карса, под Эрзерумом. Им даже разрешалось обещать местным христианам, что в будущем они получат равные с турками права (иначе невозможно было эффективно организовать работы по строительству укреплений).

Новость о высадке армии Омер-паши пришла в Карс практически одновременно с известием о падении Севастополя. Гарнизон крепости ликовал, моральное состояние его значительно улучшилось. Те же самые новости повлияли и на решение ген.-ад. Муравьева отказаться от первоначального плана — склонить крепость к сдаче осадой. Опасаясь угрозы с тыла и желая компенсировать впечатление, произведенное в Малой Азии и Закавказье новостью об успехах союзников в Крыму, он решил ускорить события. Приходилось учитывать и колебания Тегерана — в русский лагерь под Карсом стали приходить слухи о высадке англичан в Персидском заливе. Кроме того, на решение, по мнению начальника штаба корпуса, повлиял и тот факт, что «…генералы, начальники полков и батарей и войска желали и домогались приступа. Муравьеву трудно было не уступить общему стремлению.» Войска застоялись, и ждали приказа начать штурм от своего начальника.

15(27) сентября Муравьев созвал военный совет, на котором было принято решение атаковать крепость — он считал возможным появление Омер-паши под Карсом через неделю и не хотел оказаться между двумя вражескими армиями. Против атаки выступили единицы, как, например, ген.-м. Я.П. Бакланов. Утром 17(29) сентября 1855 г. начался штурм. Поначалу атака развивалась успешно, отлично действовала наша артиллерия, была взята первая линия укреплений противника, захвачено 12 орудий, 2 знамени, значки, но вскоре дела приняли дурной оборот. Успех наступления зависел от внезапности, между тем Вильямс держал гарнизон в постоянной готовности — большая часть его пехоты находилась на позициях, что, несомненно, помогло туркам удержать оборону. Исключительно эффективно действовали турецкие артиллеристы и штуцерники. Русские войска шли вперед, не считаясь с потерями, что не замедлило сказаться на результате атаки.

Турецкий гарнизон отразил русский штурм, с большими потерями для атакующих — было убито 74 офицера, ранено и контужено 174 офицера и 4 генерала, убито 2.278 рядовых, ранено и контужено 4.784, пропало без вести 164 чел., всего, таким образом, из строя вышло 7.226 чел. — почти половина армии. Общие потери противника не превосходили 2 тыс. чел. К счастью, в лагере перед штурмом был развернут подвижной госпиталь. Это существенно облегчило катастрофическую ситуацию после атаки. Раненых в госпитали приносили несколько дней, врачи и санитары буквально сбились с ног. Через несколько дней раненых стали эвакуировать в тыл, в Александрополь. Благодаря внимательному и заботливому отношению удалось избежать больших санитарных потерь.

18(30) сентября Муравьев докладывал Военному министру генерал-адъютанту князю В.А. Долгорукову: «Не удался предпринятый мною вчера штурм Карских укреплений… Зная утвердительно о предпринятой Омер-пашою разработке дорог в нашу сторону и ожидая, при постоянно хорошей ясной погоде, в скором времени напора неприятеля к Гурии и Ахалциху (вероятно, в то же время и от Эрзерума), я решился штурмовать Карс. В надежде на успех, намерение мое было еще более усилить средства обороны Гурии и Ахалциха, действуя в то же время и к Вану. Полученное мною известие о покорении части Севастополя тем более побудило меня к атаке Карса». После отбитого штурма в Карсе ликовали — нашлись даже и те, кто увидел на небе поражавших «урусов» воинов в зеленых одеждах. Никто не сомневался, что осаде пришел конец. Успех противника, во многом достигнутый благодаря энергичному руководству полк. Вильямса, произведенного султаном в дивизионные генералы, вызвал ликование в Константинополе, Париже и Лондоне. На нашу армию провал штурма произвел самое тяжелое впечатление. Успех гарнизона произвел сильнейшее впечатление и в Закавказье.

Николай Николаевич Муравьёв-Карсский

Вильямс и офицеры его штаба были уверены в том, что Муравьеву неизбежно придется отступить, и что это отступление закончится для его армии поражением при встрече со свежими войсками Омер-паши. Участник штурма генерал-адъютант А.М. Дондуков-Корсаков вспоминал: «Штурм Карса — была полная неудача… Последствия штурма были ощутительны только для нас. Положение неприятеля, при твердом решении главнокомандующего продолжать осаду, нисколько не изменилось. Одушевленные временно успехом, турки должны были впасть в большее уныние, видя настойчивость продолжения блокады. Продовольственных запасов ожидать они уже не могли». Муравьев осознал свою ошибку. Он был твердо настроен исправить ее, и довести осаду крепости до конца.

Надежды противника на то, что после отражения штурма последует отступление русских войск, были очевидны. Надежды осажденных не сбылись. Наместник и его подчиненные проявили стойкость духа и продолжили осаду. Строительство обширного лагеря, названного Владикарсом, было ответом на ожидания гарнизона, приведшим его в уныние. Муравьев сразу же наладил снабжение армии, уход за ранеными и т.п. — это хорошо сказалось на морали войск. В пустынной, лишенной леса местности вырос город из теплых деревянных казарм и конюшен, солдаты получили зимнее обмундирование и полушубки. Это было весьма своевременное решение — зимовать в палатках было уже невозможно. В результате резко сократились случаи заболеваний, холера пошла на убыль.

«Блокада Карса восстановлена по-прежнему; погода, к удовольствию моему, начинает портиться, — докладывал Долгорукову Муравьев, — отчего горы должны покрыться снегом и тогда я буду иметь надежду, что Омер-паша отложит наступление свое до другого времени».

В Карсе не хватало всего, в том числе и дров для отопления. Целый квартал деревянных домов был разобран, но этого не хватило надолго. Солдатский паек в начале ноября составил чуть более полуфунта в день, резко возросла смертность от голода и холода. Вильямс отпустил русских тяжело раненых, захваченных в плен после штурма. Это произвело сильное впечатление на осаждающих, но не спасло гарнизон. Каждую ночь он терял по несколько десятков дезертиров. «Каждый день, — вспоминал участник осады, — казаки приводили к нам десятки дезертиров и эти несчастные положительно не имели человеческого образа; их изможденные лица, черные, как уголь, кожа, обтягивающая только одни кости, неверная походка, глухой, едва слышный голос — все свидетельствовало о страшных лишениях, которые испытывали гарнизон и жители».

«Многие из выбегающих ныне из Карса турецкие солдаты, — отмечал корреспондент русской газеты, находившийся с войсками, — очень напоминают изнурением французов памятного 1812 года. В крепости цинга, и, кроме того, недостаток потребностей рождает болезни и смертность… Ожидаемая Карсом помощь не приходит; обещания скорого избавления не исполняются и гарнизон повергается в уныние. Но несмотря на это терпение турок непостижимо и составляет задачу, которую решить весьма трудно: скорее можно исчислить тщательно скрываемую от солдат тайну о количестве остающегося продовольствия, нежели измерить это терпение, которое можно предположительно объяснить не возвышенностью духа, а совершенным равнодушием, отсутствием мысли о сдаче и слепою верою в предопределение, которою искусно пользуются английские эмиссары».

Беглецов-солдат направляли в лагерь для военнопленных, ополченцев отпускали по домам, гражданских кормили и возвращали назад, как живое свидетельство того, что русские не расправляются с беззащитными людьми, как это утверждали офицеры из штаба Вильямса. Слухи о хорошем отношении к пленным каким-то образом проникли в крепость, что сразу же привело к росту беглецов. 30 сентября (12 октября) Муравьев всеподданнейше докладывал императору: «Карс не взят; но неприятель потерпел значительный урон, ослабел и, вместо отступления нашего, которого он ожидал, видит себя по-прежнему окруженным в тесной блокаде».

9(21) октября под Карс из Тифлиса прибыл персидский посланник Касим-хан. Слухи о неудачном штурме достигли Тегерана. Несколько дней в русском осадном городке убедили посла в необоснованности известий о потерявшей надежду русской армии и 11(23) октября он вернулся назад.

В этом противостоянии должен был победить тот, у кого были крепче нервы — и Касим-хан понял, что Муравьев был этим человеком.