Посмотри на себя в зеркало, садист: что ты там видишь?

Скандально известный французский аристократ, известный ныне более как проповедник разврата, по имени которого пошло само понятие «садизм». Как это обычно бывает с известными писателями, мыслителями и философами, к коим относится и де Сад, реальная его личность выходит за границы общепринятого и закрепленного за ним представления.

Донасьен Альфо́нс Франсуа де Сад относился к знатному роду, отец его был провинциальным наместником, затем послом Франции в России, а мать — фрейлиной принцессы. Родители устроили сына при дворце так, чтобы он мог видеться с принцем де Конде, играть с ним, такая дружба вполне обещала де Саду обеспеченное будущее. Но особого рвения дружить с принцем де Сад не проявлял и, обучаясь вместе с ним в замке Конде, он был свидетелем распутства и жестокости главы клана Конде графа де Шероле. Проявляя свою жестокость в распутстве, де Шероле прославился и тем, что забавы ради отстреливал кровельщиков с крыш парижских домов. Между тем де Сад с детства никакой жестокости не проявлял, за исключением разве что драки с принцем, из-за которой впоследствии был выслан из дворца.

Поселившись в Провансе, в замке своего дяди, де Сад счастливо провел среди близких любящих людей свое детство. Из детства запомнился де Саду подвал этого старинного массивного замка, где он любил проводить время наедине.

Граф де Сад

Учился де Сад в знаменитом Иезуитском колледже д’Аркур. В нём, помимо розг, давали и высококлассное образование. Маркиз участвовал в Семилетней войне, прекрасно проявив себя, и в 23 года ушел в отставку в звании капитана кавалерии. После возвращения де Сада в Париж началась его активная светская и литературная жизнь, на долгие двадцать лет занявшая маркиза в предреволюционный период. К этому периоду жизни, достаточно ярко описанному в пьесе Юкио Мисимы «Маркиза де Сад», относится становление де Сада как писателя. Обвинения в разврате и последовавшие за этим судебные преследования, побег из заключения перед исполнением смертного приговора, вновь заключение.

Будучи человеком, по признанию всех кто его знал лично, тихим и скромным, маркиз считал себя осужденным безвинно. Он никого не убил, не покалечил, не взял чужого. Пороки, за которые его судили, сам он не воспринимал за преступление. К своим женщинам, в частности к последней своей жене, был чрезвычайно чуток, уважителен, называл жену своим другом. Воспитывал сына от первого брака жены как своего собственного в уважении к своей матери. Часто беспричинно устраивая те или иные выходки ревности, скандалы с женой, он не допускал рукоприкладства.

Не вполне верно будет отождествлять философию де Сада со всем тем, что говорили герои его анонимно-написанных произведений. Однако можно утверждать, что, отвергая лицемерие дореволюционной церковной морали, де Сад принимал за подлинную благодетель порок сладострастия. Принятия человеком как таковым сего порока за норму и высшую ценность, в которой все люди могут быть счастливы и равны, вполне соответствовало веянию времени буржуазной революции, ищущей свободу буквально во всем. Книжный рынок после революции на долгое время оказался завален порнографической литературой, разоблачающей и открывающей завесу над моральным обликом аристократии и служителей культа. Описание пыток в своих произведениях маркиз обосновывал лишь как игривое испытание воли читателя, хватит ли у него сил отбросить эту шелуху, увидеть социальные и философские вопросы, затрагиваемые автором.

Антирелигиозная позиция де Сада сохранялась неизменной на протяжении всей его жизни. В романе де Сада «Жюльетта» впервые использована метафора «опиум» для народа, описывающая взаимоотношение монарха с подданными посредством религии:

«Хотя Природа благоволит к вашим подданным, они живут в страшной нужде. Но не по своей лени, а по причине вашей политики, которая держит людей в зависимости и преграждает им путь к богатству; таким образом, от их болезней нет лекарств, и политическая система находится не в лучшем положении, чем гражданское правительство, ибо черпает силу в собственной слабости. Вы боитесь, Фердинанд, что люди узнают правду, ту правду, которую я говорю вам в лицо, поэтому вы изгоняете искусства и таланты из своего королевства. Вы страшитесь проницательности гения, поэтому поощряете невежество. Вы кормите народ опиумом, чтобы, одурманенный, он не чувствовал своих бед, виновником которых являетесь вы сами. Вот почему там, где вы царствуете, нет заведений, которые могли бы дать отечеству великих людей; знания не вознаграждаются, а коль скоро в мудрости нет ни чести, ни выгоды, никто не стремится к ней».

Существенную часть своих произведений де Сад писал, уже будучи в заключении в тюрьме, где претерпевал побои и грабежи, и карательных психиатрических лечебницах, чей персонал ни в чём себя не ограничивал в отношении к пациентам, за которых некому было вступиться. Освободила де Сада Великая французская революция. Он был одним из семи узников взятой восставшими парижанами Бастилии. О том, сколь велика была революция, сколь глубоко она проникала в души людей, видно на примере изменения ценностей самого де Сада: пороку в его душе пришлось потесниться.

Месье и дорогой товарищ Франсуа де Сад.

«Слегка потерянный человек, несущийся в шквале событий, осажденный со всех сторон обыденными заботами, человек, сам не знающий, за что ему взяться, какому святому молиться, озабоченный лишь решением самых насущных дел и, вероятно, все откладывающий решение главного вопроса — что же он сам собой представляет», — так характеризовал де Сада, ко времени начала революции, первый его издатель и биограф Жан-Жак Повер.

Де Сад чувствовал себя «брошенным, покинутым, одиноким, обреченным на грустный исход». Денег у него не было, знатность более не сулила ничего, кроме проблем, идти было некуда. Родовые замки были разрушены и разграблены, всюду шла охота на аристократов. Де Сад никогда не был своим в обществе аристократов и не обладал там какой-либо репутацией, потому судьба иммигранта-аристократа, уносящего родину на подошвах своих сапог и ждущего реставрации старых порядков во Франции, ему не импонировала. Оставшись в Париже, будучи увлечен революцией, он нисколько не сожалел о разгроме старого монархического порядка, но не понимал и страшился восставшего народа. Все это предопределило знакомства среди умеренных республиканцев. Поселившись на территории секции Вандомской площади Парижа, отрекшийся от своего прежнего литературного творчества, де Сад становится активным участником муниципального революционного органа самоуправления — секции «Пик». Спустя несколько месяцев председательствует в секции, притом что президентом ее был избран Робеспьер, а сама секция представляла собой оплот наиболее радикальных революционных сил. Де Сад с головой уходит в работу, вся его энергия и безудержное трудолюбие концентрируется в секции. Будучи выпускником того же Иезуитского колледжа что и Робеспьер, де Сад проявляет хороший ораторский талант, так же как и Робеспьер выучившись писать речь заранее и читать ее по бумаге.

Весьма необычным было то, что в одной секции оказался и Робеспьер, главный поборник революционной нравственности, уничтожавший аристократов как класс за развращенные нравы, и в то же время знатный сеньор де Сад (Десад), родственник Бурбонов, высокопоставленный офицер королевских вооруженных сил, отец сыновей-эмигрантов, оскорбитель общественной морали, приговаривавшийся за то к смертной казни. Впрочем, такое соседство вполне гармонично, так как де Сад не «остался при своих», занявшись революцией; его взгляды претерпели значительные изменения. Тяготясь и всячески скрывая свое аристократическое происхождение, он вкладывает в написанные тексты идеи и мысли, которые весьма прогрессивны. Де Сада заботит теперь благо революции и общества. В своем докладе «Мысли о способах принятия законов» он ставит во главу угла интересы коллектива, а не личности. Не признавая сословие священников как класс, де Сад указывает на то, что взамен сброшенной аристократии непременно появится новая аристократия, если секции, местные революционные органы самоуправления, не будут диктовать свои законы государству. «Если ваши депутаты могут обойтись без вас при создании законов, если ваше одобрение кажется им бесполезным, с этой минуты они становятся деспотами, а вы рабами». Необходимо принятие разработанных депутатами законов — всем народом, и он подробно расписал механизм привлечения всех граждан через сеть ячеек во всех городах и деревнях.

«Солон сравнивал законы с паутиной, сквозь которую свободно проходили большие мухи и запутывались маленькие. Это сравнение, сделанное великим человеком, подводит нас к необходимости одобрения законов главным, а быть может, даже единственным образом той частью народа, коя наиболее обделена судьбой, ибо именно эти люди чаще всего попадают под колесо закона, следовательно, им и надлежит выбирать, каким законам они согласны подчиняться».

Революционная патриотическая риторика де Сада составила вторую значимую половину его литературного творчества. Де Сад в своих воззваниях и речах предлагает секциям «порассуждать о том, как не упустить из рук власть». Де Сад стал участвовать в революционном трибунале, не подписывая ни одного смертного приговора. Горячо поддерживал дело революционера Марата, в том числе приняв «культ разума», де Сад нисколько не добился лично его симпатии к себе и избежал расправы над собой (как над аристократом) со стороны Марата только по причине смерти последнего от рук Шарлоты Корде. По поводу убийства сочиняется «Воззвание к душам Марата и Ле Пелетье»:

«Величайший долг, — воскликнул он, — истинных республиканских сердец есть признательность, оказываемая великим людям; из исполнения этого долга рождаются все добродетели, необходимые для благополучия и славы государства… Как осмелились, — убить лучшего слугу революции, добродетельного Марата? Вы, скромные и нежные женщины, как могло случиться то, что ваши руки взяли кинжал для этого убийства? Вы поспешили усыпать цветами могилу этого истинного друга народа, и это заставляет нас забыть, что между вами нашлась рука для этого преступления. Дикий убийца Марата похож на те существа, которые нельзя причислять ни к какому полу; он был извергнут адом к отчаянию обоих полов и действительно не принадлежит ни к одному из них. Пусть траурная пелена окутает ее память: необходимо перестать изображать ее перед нами, как это осмеливаются делать, в сиянии обольстительной красоты. Артисты! Разбейте, уничтожьте, переделайте черты этого чудовища, изображайте ее нам, как одну из адских фурий».

Тот же Сад редактировал петицию, в которой секция Пик требовала посвятить все церкви новым божествам, Разуму и Добродетели.

«Законодатели! Царство философии явилось уничтожить царство лицемерия; наконец, человек просветился, и, разрушая одной рукой пустые игрушки глупой религии, он воздвигает другой алтарь для самого дорогого его сердцу божества. Разум займет место Марии в наших храмах, и фимиам, который курился у ног ее, будет куриться перед богиней, разорвавшей наши цепи…»

В это время де Сад был на пике своей работоспособности, общественного признания, помимо всего прочего он имел и поручительство за себя со стороны Жакоба Реса, будущего участника реваншистского коммунистического «заговора равных» Бабефа. Д. Альмера приписывает де Саду, не ссылаясь правда ни на какие источники, проект конституции, вводящей в общественную жизнь государственные публичные дома и гладиаторские арены. Было ли это в реальности или нет, но действительная опала и уход из политической жизни де Сада были предопределены его твердой приверженностью культу разума.

Культ разума.

Культ разума, созданный Шометтом и Эбером, был детищем революционной Парижской коммуны и носил антиклерикальный характер. Широко распространялся среди французской бедноты. Проводились специальные праздники «Свободы и Разума», наиболее показательный из которых произошел 10 ноября 1793 года. Праздник подавался весьма ярко, и стал значительным событием в революционной идеологии. В соборе присутствовала «философия» в окружении бюстов мыслителей. Красивая молодая дама в образе «свободы», восседавшая на кресле из зелени. Известная оперная певица в образе «богини разума», чей трон был вознесен высоко, под самые своды храма, имевшая на себе небесно-голубую мантию, красный колпак с развивавшимися из-под него длинными волосами. В руках у богини разума была пика. Под звуки гимна ее трон опускался, богиню Разума подхватывали девушки в белых полупрозрачных одеждах и далее несли ее по улицам Парижа. Процесс подготовки таких праздников санкюлотами (революционно-настроенными гражданами из третьего сословия) допускал многочисленные акты богохульства, церкви превращались в места празднеств и увеселений революционных масс, доходивших порой до крайностей.

В конце концов, Робеспьер, желая общественного примирения, подверг опале всех причастных к Культу Разума — Эбертистов, левых якобинцев, а вместе с ними и де Сада. Компромиссный «Культ Верховного Существа» Робеспьера взамен запрещенному «Культу Разума», а вместе с тем и легализованное католичество во Франции, нисколько не помогли делу примирения: вскоре произошел термидорианский переворот, пал и сам Робеспьер, революция остановилась. Де Сад чудом, а в существенной степени стараниями своей глубокоуважаемой и любимой жены, избежал смертной казни, — в очередной раз. В политическую жизнь он уже не возвращался. Последние десятилетия прошли у де Сада в бедности и большой нужде. Тюрьмы, больницы, лечебницы для душевнобольных стали для него кровом, жизнь его скрашивала любящая жена, написание комедий и театральные постановки на сцене для обитателей приюта. Авторство существенной части ранее написанных произведений он скрывал, желал, чтобы после смерти его имя было забыто, а тело похоронено в лесу без церемоний и памятника.