Признаем, что в жизни каждого начинающего обозревателя культуры наступает, наконец, момент, когда он решает отступить от своих строгих правил — и написать рецензию по всё-таки недочитанному роману… В моём случае это произошло с этим романом. Чуть-чуть утешает только то, что роман повествует об ещё больших жуликах, пройдах и проходимцах от дикого рынка культуры, то есть «художниках» смутных времён, которые умудряются продать порезанный холст за миллион. Распилить коня, грант, гирю в поисках золота. А вам не завидно?

Михаил Врубель. Демон сидящий. 1890

Ну, конечно, роман я всё-таки нашёл полностью и дочитал с умеренным удовольствием. Совестно всё-таки… Формально это роман о постсоветских деятелях «современного искусства», «совриса». И вообще обо всех катавасиях вокруг чёрных квадратов разных мастей, которые никак не удаётся закруглить. Роман написан «по реальным событиям» людей. Легко узнаются прототипы. Не исключено, что автор даже сводит личные счёты с ними. Хотя бы заочные. Всё-таки сидеть на кафедре — не самый лёгкий труд.

Шутки, вероятно, должны были быть в нём глубокими и свежими, как колодцы — в оазисе интеллектуализма. Но роман в этом смысле мне напоминает худшие фельетоны Чехова (которыми романист много занимался по академической необходимости). Фельетонные «говорящие фамилии» и прочая мерзость. Есть тут отзвук и модного когда-то в «интеллектуальных кругах» Пелевина (писатель даже признаётся в одном из интервью во влиянии последнего — sic). Что-то вроде таких пассажей:

«Пососав конфетку, Пикус успокоился и прислушался к ораторам. Вскоре он начал кое-что понимать. Арт-группа «призраки Маркса» делилась на две фракции: дельцов и виноватиков. Источником этих прозвищ послужили, по-видимому, так называемые диалектические вилы русской интеллигенции: вопросы «что делать?» и «кто виноват?».

И вот мы как бы и над схваткой. Такая проза и питается в основном пародированием, стилизаторством, игрой в дистанции, прищуром поверх очков. Можно прочитать чуть более ранний роман автора, где он играет со стилистикой восточной, исламской сказки… А если лень читать романы, то блистательный и грустно-смешной рассказ «Жар-птица». Легко доступный в сети, где судьбы отечественной интеллигенции (сквозная тема автора-интеллигента) описаны доступным попугайским языком. Рассказ про попугая. Такой прозы — язвительной, в меру циничной, играющей на чужом культурном поле, палимпсестной, хоть и на один присест — совсем не так уж много на рынке. Роман практически уникален. Куда податься художнику на рынке? Как жить в мире, где всё стало сумбуром? Пиар-поводом? Где уже не ясно, где Рафаэль, а где Фигляр? Есть у романиста-профессора и чисто академические работы, например: Бродский о Чехове: отвращение, соревнование, сходство // Звезда. 2004. № 1. C. 156—170.

Где бы был профессор без этих двух фамилий? В какой полярной звезде?

Какое прекрасное и модное название статьи (по последнему слову тех академических западных лет): отвращение, соревнование, сходство. Не пытается ли и ваш покорный слуга относиться к роману так же? Нет ли в этих словах вообще почти неизбежных обертонов прочтения любого чужого текста человеком, который сам претендует на роль сочинителя? Нечастые вопросы для страны победивших кроссвордов и иронических детективов. Читайте. Чувствуйте себя умным. Спорьте. Автор романа жил долго в советское время (кстати, крайне сложно относящееся к авангарду от «революционного авангарда» и конструктивизма до догматики и соцреализма, андеграунда и «манежных» выставок), но почти любой представитель inteligenzii, переживший крушение Советского Союза в разумном возрасте, почти всегда приобрел толику скепсиса и цинизма по отношению ко всему. Особенно лозунгам. Белых, красных, голубых, оранжевых, любых… Россия же последние десятилетия просто изобилует «акционизмом», «вербатимом», «скандалами с арт-группами», «проектами», «авангардом»…

Prochtenie.ru
Книга

И цинизм соседствует с дозволенным и безопасным (в Сибирь и на виселицу? в дурдом? всё-таки вряд ли) политическим «диссидентством», обязательным фрондёрством. Знаком качества наших дней. И это тоже всё как бы должно быть весело. Если не от первого лица, то устами одного из героев:

«Боже милосердный, сделай так, чтобы нами вечно правила партия, сам знаешь кого, сам знаешь, с кем во главе. Пусть они разворуют всю нашу нефть и газ, пусть украдут всё, что можно украсть, пусть снимут лично с меня последнюю рубашку и отберут последний капустный лист. Только не дай прийти к власти прозападному демократически ориентированному правительству, не дай повториться семнадцатому и девяносто первому году, избавь нас, Господи, от развала, разрухи и гражданской войны. Аминь».

Такая литература построена на праве высмеивающего «умного». Это вечная курилка филфака. Я вот завидую этому. Сколько достоинства и такта в этой надменности. Местами лёгкая лирическая облачность. Предполагается самоирония и даже показательная самокритика. Притом такие тексты можно, разумеется, писать в произвольном количестве. От них не убудет. Миллионы отражений и бликов суперобложек (а сколько было пройдено дорог и прочитано чужих книг) вполне могут при большом желании заменить одно настоящее солнце русской словесности.

В книге есть и фабульный сюжет, довольно условный. Рассказ о провинциальном городке, под которым может, например, подразумеваться Пермь. Куда приезжает «галерист»-плут. При этом забавно (а то и по-настоящему смешно) именно то, что автор включает в книгу даже иллюстрации современных западных «упаднических» художников. То есть буквально для не самых умных читателей тут есть репродукции авангардных художников 20-го века. С копирайтами! Своего рода учебник. Знаете — что так и было. И писсуар тоже был на выставке… Ещё цитата.

— А как же искусство? — подхватил другой, маленький и лысый.

Остальные заржали.

Беда ничего не ответил. Он повернулся к ним спиной и сказал Вале:

— Черти. Наплевать на них. Хотя, знаешь что… Вот смотрю я на их рожи актуальные, и чем больше смотрю, тем больше думаю: а может, мне вообще того… картину написать? С коровами… С речкой…

— А сумеешь?

— Умел когда-то.

— То-то, что когда-то. А теперь ты современный художник. Значит, только голову в коровью (нецензурно) засунуть можешь, больше ничего.

— Это верно.

Помолчали.

Это всё замечательно, казалось бы. Кстати, это не просто шутка про корову. И действительно, такой «перф» (перформанс), правда, увы, с ненастоящей коровой был проделан на просторах нашей родины. Всё документально. Но если убрать репродукции, тонкие намёки (понятные «своим»), пароли и явки, то останется просто скучающий профессор, который хочет остаться в истории литературы не только подписями в зачётках. А мировая стиральная машина недогоревших рукописей и палимпсестов, обзывалок и обид на мир, издевательств и оскорблений, пощёчин общественному вкусу и буржуазной респектабельности и классической арийской чистоты, рецензий и редакций — продолжает шуметь, выжимая мучительно последние капли смысла из чего попало… И кто точно может сказать, какова необходимая алхимическая доля желчи с изумрудными камнями и ядовитых брызг слюны в рецепте настоящего философского камня… Великого искусства. Без дураков. Никто не знает.