Таскать каштаны из огня чужими руками — профессиональная забава режиссёров-документалистов. Не всех. Менее счастливые снимают боевые действия, землетрясения, революции. Те, кто поумней, снимают отражения. Отражения отражений. Спокойней. Не так накладно. Есть темы, которые волнуют всех. Не снимать грех. Холокост. Попробуй не поволнуйся. Фонды есть. А ещё лучше метахолокост. Как относятся к холокосту. Ничто не забыто. Кто забыл? Как кто — туристы. Вот видите. Они смеют смеяться, пить воду, экскурсоводы их торопят, такие же сволочи. Никто не рвёт на себе волосы, не кончает с собой. Разве вы не чувствуете вину? А надо бы. Фильм «Аустерлиц» отсылает названием к одноименной книге Зебальда. «Аустерлиц». Долгий и важный роман о добре и зле, преступлении и покаянии, истоках фашизма, природе зла, оправдании Бога, идентичности европейца, арийца, еврея, природе культуры ну и так далее… Для всех критиков и теоретиков, для всех людей в стильных очках — здесь просто открывается райский клад конфликтов интерпретации, коннотаций и контрибуций. С другой стороны, вся история для молодых поколений уже какой-то сплошной Аустерлиц, что-то про то, что где-то то ли слышал, то ли где-то читал… Какая-то война то ли с Гитлером, то ли с Наполеоном… То ли с коммунизмом. То ли с Россией. Кто там разберёт за давностью лет… В этом смысле режиссёр-документалист скорее представляется этаким политиком, который должен учитывать не только эстетическую, но и политическую конъюнктуру прямых и непрямых заказчиков, чтобы успешно существовать на этом рынке «документальной реальности». Документалисты производят её для избранных киноманов. Новостные агентства и СМИ. Для тех, кто попроще.

Цитата из к/ф «Аустерлиц». реж Сергей Лозница. 2016. Гкрмания
Музей на территории нацистского концлагеря

Вернёмся к картине, которая сделана с завидным хладнокровием, её можно было бы сделать и, например, просто из хроник камер наблюдения, но всё-таки документальная камера здесь стоит в разных местах нескольких лагерей, чтобы в итоге собрать один лагерь дурных экскурсоводов, которые не понимают всей глубины мировой трагедии. Авторы фильма понимают. Нет, не выносят вердикта, но как бы намекают… Приглашают в свидетели. Многозначительно молчат. Мы видим толпу людей, которая постепенно укрупняется, объективы становятся длиннофокусными, кадр за кадром мы приближаемся к лагерю, забору и внезапно смотрим на его ворота уже изнутри… Это документальная реальность создает свою поэтику. Насколько вообще кино бывает документальным. Конечно, кое-где используется монтаж с захлёстом (когда на один кадр накладывается звук из следующего), что-то наверняка переозвучивается, да и сама режиссура в сущности искусство манипуляции, но в целом иллюзия документальности сохраняется… Вывеска лагеря появляется на 7-й минуте — и тут мы понимаем, что это концентрационный лагерь бывший, внезапно толпа становится совсем иной. Оказывается, это не просто любители пива и летних киосков. Звучит английская речь, при желании в неё можно вслушаться, какая-то вполне повседневная интонация. Щёлкают фотоаппараты. Ох уж эти туристы — им бы только селфи сделать в музее концлагеря. Другое дело документалисты. Они-то святые люди. Всегда за скобками. Фильм о фильме в таких случая предпочитают не делать…

Цитата из к/ф «Аустерлиц». реж Сергей Лозница. 2016. Гкрмания
Селфи в музее концлагеря

Телеобъективы помогают выполнить функцию скрытой камеры. Очевидно, что большую часть времени снимающих не видно, люди не подозревают, что станут героями «кино», на развитом Западе вполне можно было бы подать в суд, если бы не общественное место… Но как-то странно звучало бы: «Меня снимали без предупреждения в музее концлагеря, выставив бездушным обывателем, оплатите моральный ущерб! На самом деле я сострадал… Просто так смонтировали! Это претенциозно!» Нет ведь. Так никто не скажет. Да, скорее всего, никто из героев фильм даже и не посмотрит.

Моя знакомая, которая училась на кинокритика (в отличие от меня, кстати), как-то купила где-то на антикварном развале фаянсовую тарелку с орлом Третьего рейха. И очень ею гордилась почему-то. Проще делать что-то, когда за этим стоит тень. Миллионов убитых задёшево. Сразу возникает что-то очень многозначительное. Отсутствие видимого события создаёт довольно странную интонацию, несколько «философскую», которую можно заполнить чем угодно. Скука. Размышления о трагедии. Мир обывателей. Отчуждение. Обыденность. Невыученный урок. Эти цвета можно смешивать на палитре восприятия. Предельно замедленная ритмика делает картину практически медитативной. События происходят мелкие, но на фоне самой большой трагедии человеческой истории всё становится важным, как в день перед казнью. Вот девочка бегает туда-сюда, выходит какой-то «модный» молодой человек в гламурной майке с черепом. Испаноязычный гид почти проводит викторину для своих туристов, девушка играет с бутылкой воды на голове (и не понимает, что её могло бы и не быть), кто-то фотографируется на месте пыток и расстрелов. Опять раздаётся смех. Нет ли здесь манипуляции нашим восприятием? А что эти люди должны делать? Рыдать? Рвать на себе волосы? Петь патриотические песни? Кончать с собой самосожжением? Снимать кино? Писать книжки про «место памяти»?

Цитата из к/ф «Аустерлиц». реж Сергей Лозница. 2016. Гкрмания
Съемка бывшего концлагеря

Тема исторической памяти стала модой. Про это пишут монографии, это «модно» в интеллектуальном дискурсе, архив, идентичность, постколониализм. Под это всегда проще найти деньги. 31-я минута — появляются мухи. А мухи недалеко не только от мёда, но и от смерти. Шум, отражённый свет, кто-то куда-то ходит, скрипят двери. Изощренный цинизм псевдодокументальности или единственная возможная подлинная интонация — тут кому как удобней воспринимать. Фильм открыт для истолкования. Черно-белая хроника создаёт иллюзию предельной документальности, почти хроники о концлагерях (ведь большая часть из нас, если не сказать подавляющее большинство, да вообще все, за исключением единиц, ещё оставшихся в живых, — всё, что мы видели, — скупые кадры хроники, в лучшем случае игровое кино). Есть точка зрения, что вообще делать кино про это может только тот, кто там был. Но вряд ли режиссёр её разделяет…

Никто не плачет. Самым сильным оказывается документирование. Никто не застрелился. «Всё нормально», «жизнь продолжается». Приходят новые туристы-паломники. Можно заранее поставить камеру туда, куда ведут группы, и экскурсовод поведёт группу на камеру — тогда они укрупнятся и пройдут строем перед камерой. Вопрос: с кем вы, мастера кинодокументалистики, остаётся без ответа. Наверное, к счастью. Со свободной и просвещенной Европой, вероятно. Не делать же кино в очередной раз про «солдат-освободителей» с востока. Да это как-то даже и немыслимо себе представить… Да и зачем. Пам-пам-парам-мап напевает кто-то, почти конец, дальше тишина и шум. Туристы выходят из лагеря, кинозала, контекста.

Справка ИА REGNUM : фильм «Аустерлиц» режиссёра Сергея Лозница — участник конкурсной программы фестиваля «Артдокфест 2016».