Верующие различных христианских конфессий каждый по-своему определяет свое отношение к Богу, конкурируя, как правило, в выборе порядков, которые, по их мнению, Бог желал бы навести на земле. Считая, что тут на земле все должно в общих чертах соответствовать тому, как «на небе», православные и католики сильно упирают на «иерархию». Поэтому с падением повсюду «христианских монархий» христиане традиционных конфессий стали испытывать дискомфорт. Католикам в этом смысле проще — у них иерархия сосредоточена внутри церковного двора, который занимает весь мир и, с другой стороны, от мира отделена. Так что отключение светских властителей от сферы влияния проходило хоть и болезненно, порою драматично, но не наделало дыр в мировоззренческих установках. Православные этим не удовлетворяются, для них светская власть непременно должна максимально соответствовать «небесному устройству», и адаптация православных к новым светским порядкам проходит сложнее и надрывнее. Впрочем, они утешаются тем, что придумывают прошлое с его религиозной идиллией сверху вниз и мечтательно грезят эту идиллию восстановить.

ducciodibuoninsegna.org
Дуччо ди Буонинсенья, «Христос, обвиняемый фарисеями» (фрагмент), 1308-1311

Современные люди, впрочем, знают, что иерархическое устройство досталось нам от гораздо более древних предков, чем старинные монархии. Достаточно понаблюдать за поведением стада павианов, чтобы понять, откуда растут ноги и руки социального или «духовного» устройства. Надо отдать людям должное в том, что полученное от приматов наследство они стараются изжить, высокая примативность в обществах постепенно убывает, пусть не так скоро, как хотелось бы, но искра подлинного божественного сострадательного соучастия в судьбе ближних, и в конечном итоге, всего мира, столетие за столетием высвобождается из тисков принуждения, подчинения верховным приматам. Люди становятся чуточку свободнее в мыслях, поступках, являя временами искомое соответствие, и даже очеловечивающимся властям становится уже в тягость наблюдать, как люди смотрят им в рот, не проявляя никакой самостоятельной активности, могущей без всякого окрика изменить их жизнь к лучшему.

Однако остается в высокой степени атавизм высокой примативности в религии, православие — увы — здесь не исключение. Этот атавизм тормозит не только духовное, но и отчасти социальное развитие. Проповедники весьма многие, кажется, ни о чем другом говорить не могут, как кроме указывать даже не обществу, а властям, какие запреты и наказания следует вводить, чтобы общество слегка смахивало на тот режимный порядок, который заведен, по их мнению, на небе. И это говорит о вековой неспособности религии устранять общественные пороки тем способом, на который указал Христос, искореняя саму причину зла: нужду во всех проявлениях, социальное неравенство, невежество, и вытекающую из всего этого низкую витальность, апатию, и равнодушие людей друг ко другу, то есть дьявольскую рассеянность людей и неверие их в благополучный исход победы над злом (Лк. 22: 31−32).

Говоря приземленным языком, нынешние церковные проповедники, духовники разные, которые маячат в медиапространстве, опять доставляют властям весьма «неверные сведения о Боге». Иначе говоря, перед Богом «подставляют» власти. Социально ориентированное государство, которое пытается строить Россия (и дай Бог, чтобы получилось, так как это соответствовало бы Его призванию и соответствию), нуждается в совсем других проповедях. О том, что дурная, невротическая, похожая на площадную (и вываливающая, к сожалению, на площадь) интернет-активность имеет чуть не единственное место потому, что здоровая созидательная социальная активность не привита в обществе. Если «прививать» батюшкиными запретами, то количество истеричных невротиков, которыми славна и забита под завязку «либеральная оппозиция», пополнится вдобавок такими же невротическими личностями на «правом» фланге, которым только повод дай, что можно уже начинать бегать, кричать и даже бросаться на людей. Пока они только по выставкам, культуру окучивают, в которой разбираются на уровне одноименного министерства, но культура — отдельная отрасль, она для акселерации невротических состояний последние десятилетия и функционирует, так что тут свои разборки.

Высвободить дурную энергию не очень сложно. Это работа примитивная и дающая временами довольно быстрый эффект, достаточно глянуть на зацветшие повсюду резко «революции»… Противопоставить ей можно только пробуждение здоровой, созидательной социальной активности. Российские законодатели сейчас пытаются копировать европейские запретительные законы и закончики, вроде попыток всех заставить меньше курить и прочего такого «оздоровительного», и уже видно, как они переходят ту грань, которую в подлинно свободном, а не декоративно свободном обществе переходить не следует. Управлять обществом «по-европейски» или «по-православному», то есть так, чтобы иметь возможность всегда прижать человека — это путь к новым социальным встряскам. Если наши законодатели по-европейски разгуляются, добра не жди. И ведь «православные» с «европейски ориентированными» бьются не за свободу, а за набор запретительных или принудительных мер. Разницы между «всем любить гей-парады и перестать курить» и «запретить аборты» особо никакой нет. И то, и другое говорит о неспособности купировать зло иными способами, кроме как принуждать и запрещать. Чем мелочнее эти принуждения и запреты, тем ниже становится возможность проявления здоровой социальной активности, вместо нее на поверхность вылазят болтуны и истерики, которые любят подымать шум по поводу всякой глупости, не будучи способными освоить задачи полезные.

Большую пользу в современных условиях религия может принести, если будет являться социальной совестью («совесть» как сопутствующий вестник, непредвзятый и нелицеприятный собеседник) многих людей, отзывчивой на всякую нужду. Но эту функцию религии почти совершенно утратили. Они предвзяты, лицеприятны, говорят что-то свое и для своих нужд, живут прошлым, не являют попыток адаптироваться к новым задачам, они их даже порою и не видят. Хотя задачи все те же самые, что и две тысячи лет назад. Создавать общество, живущее в свободе, а не по принуждению, избавляющееся от зла не по принуждению, а в свободе. А пока социальная методика, православная и ее светский антипод, состоит из двух частей, одна из которых факт, а другая — установка: а) все люди грешные, и б) поэтому их надо заставлять и принуждать законами. То, что закон греха не исправляет, а лишь делает человека виновным, писал апостол Павел, и об этом же весь Новый Завет. Так живет весь современный мир, в том числе так называемый свободный, лишь делая человека разным способом виновным. К этому призывают и христианские проповедники — повязать всех на чувстве и на факте вины.

Перестанут православные быть когда-нибудь законниками и фарисеями, которые еще тогда отыскали вину (нашли статью) даже у Невиновного? Но из того факта, что «все люди грешные», есть совершенно другие способы решения проблемы, Самим Невиновным и указанные.