Иван Шилов ИА REGNUM
Поэзия как подчеркивание текста

Немота — это дар. Всё равно я с тобой говорю…

Надежда Делаланд

Разговор о поэзии невозможен, но необходим. Необходим, но невозможен. Как и сама поэзия. Мне кажется, что я потерял дар ценить прекрасное. И, наверное, это не так уж редко для «критики». Завидовать чужому дару. Грызть от зависти ногти, карандаши, коврики для мыши… Вышедшая книжка достойна внимания хотя бы потому, что автор её — известный журналист, учёный и сочинитель — стал лауреатом премии «Поэт года» (среди прочих премий), собственно, именно в этой серии и выходит книга. Сложно сказать, насколько лестно быть поэтом года, а не века или тысячелетия. Но факт остаётся фактом: в книжке несколько вступительных статей уважаемых литературных людей. В том числе с разбором текстов… И цитированием стихов. Оставим это им.

Мы же воздержимся от цитирования поэтических строк, но позволим себе процитировать название фрагментов книги, по сути, поэтических книг или циклов стихотворений, из которых издание состоит: «Обнимаю. Скоро буду. Дождь», «Колеблемая треножница», «Таракан Шрёдингера», «Фигурки Майоля», «У тебя щека в молочной каше», «Сон на краю», «Дыхательная река», «Безымянный блокнот», «Весна, неприличная женщина», «Систолические напевы», «Снегозаписывающее устройство», «Я продолжаюсь»… Что можно сказать по этому списку? Что поэтесса — глубоко образованный и изобретательный человек. Должна ли быть поэзия глуповатой даже в случае кандидатов филологических наук? В конце концов, даже если точно не знаешь, кто такой Шрёдингер или Майоль, — всё равно звучит красиво. Почти как улялюм. Даже лучше.

Достаточно большой свод текстов интересен, например, тем, что мы можем (если забыть про интимность и хрупкость поэтического мироощущения) подумать о нём как о том, «что сейчас носят», как «принято писать». Среди филологов. Среди просто умных людей. Читавших много. Не случайно в книге довольно часто появляются чужие имена. Равно как дефисы и переносы. Тексты без знаков препинания. Крайне замысловатые метафоры. Языковые игры всех сортов и размеров. Ну всё-всё здесь появляется. Это маленькая выставка поэтического народного хозяйства. Такой материал для поэтического словаря, не случайно на первых страницах книги мы читаем: «Стихи Делаланд исследуются в качестве примеров подтверждения некоторых тенденций современной поэзии в работах известных филологов: Дмитрия Кузьмина, Людмилы Зубовой, Натальи Фатеевой, Валентины Кульпиной, Льва Анненского». Вероятно, все эти люди видят в этой поэзии что-то пусть не эталонное, но как минимум достойное внимания. И почему бы нам не вглядеться им вслед?

Сложно сказать, «как надо писать», но до какой-то степени можно понять, как пишут люди, которые много читают. В филологической поэзии есть что-то общее, и понятно что: разделённые общие места приёмов, тем, мотивов, имён, образов, прикидок и припарок… Для живого слова. Строго говоря, так ведь и приходят, в том числе на поэтический олимп. По умеренно проторенным тропам. Поскольку с остальных чаще всего срываются. Вспоминаются знакомые (а иногда и любимые) поэты-самоубийцы, или какие-нибудь заумные полуподвальные отщепенцы-неудачники, уж лучше аспирантки, сосущие карамельные леденцы озарений. А позже и доктора наук. Круг замыкается. Скрытые цитаты требуют новых исследователей. Перемигивание между своими достигает скорости хлопающих в грозу ставней. А вот и радуга после грозы…

Одной из самой интересной возникающих тем по поводу подобной поэзии является тема — невозможности молчания… Жажды называния, творчества, перелицовки. Что же достойней смириться под ударам судьбы и ничего не писать, кроме прекрасного борща? Или писать — как получается, особенно, если получается хорошо и ловко. И здесь зачастую вспоминается жребий русского поэта. Тем паче поэтессы. Которых можно пересчитать по пальцам одной перчатки, которую принято надевать не на ту руку. Если для западного мира с его «поэтами-лауреатами» и «стипендиатами» поэзия есть чуть более пафосная форма библиотечного дела, то в России ситуация иная. Здесь дышит почва и судьба. И на что ставить и куда двигаться, не очень ясно… То ли подражать «лауреатам» больших премий, спешить в тени за лидером, уметь, как они, то ли искать «свой голос» (который, строго говоря, никому особенно и не нужен), то ли стремиться к «простому народу» и писать — смешно, легко, задорно, приятно и понятно, чтобы не зазорно было выложить книжку на прилавок у метро (перед нами в данном случае явно не последний вариант).

Самыми трогательными и тонкими для меня в этой книге показались моменты пробивающейся простоты, женственности, человечности… (пустая фраза, но иначе не скажешь). Читаешь стихотворение, другое, третье, словно бредёшь босиком по прекрасному лугу, вдруг замечая, что-то там, то здесь битое стекло, а то и колючая проволока… В конечном счёте мне кажется, что поэзия — вещь предельно частная. Общих рецептов не существует. Да даже и высокая болезнь не всегда определяется точно. Что для одного живительное лекарство, то для других — повод задохнуться от приступов аллергии. Или разлития желчи. Надеюсь, что мой текст не оказался таким примером… Страшно становится от мысли о том, как много людей пишут в стол или в интернет-ресурс в поисках читателя… Если советское время кормило поэтов хотя бы переводами иногда, а то и тиражами книжек, то нынешнее предельно загадочно. Что влечёт молодых людей в Литинститут (где, кстати говоря, сейчас всё меньше семинаров поэзии, которые оптимизируют за ненадобностью), что вообще заставляет человека писать стихи, которые нельзя даже, как в этом случае, пропеть или написать их кремом на свадебном торте в качестве пожелания… Есть какая-то фундаментальная и печальная потребность в большем, чем-то, что есть. Что же вынуждает человека городить огороды, говорить о свободе, сочинять и складывать слова в столбик со знаками препинания и без…

Если вам интересно почитать, как это делает очередной «поэт года», то вы знаете адрес. Разумеется, ваш взгляд будет иным. Будем надеяться, более внимательным, открытым и нежным, чем мой.