«Независимые» идут в суд и нанимают бандитов
Прибежищем «независимых» Калифорния оставалась недолго. Вслед за беглецами на Запад двинулись и союзники Томаса Эдисона. Их тоже отчаянно потянуло на солнышко, в земной рай, где кино можно снимать круглый год.
В окрестностях Лос-Анджелеса началась лихорадочная скупка земельных угодий, на которых бродили коровы и всходили хлеба. Постепенно местные крестьяне были согнаны с земли, обречённой стать нивой киноискусства. Они покинули её вслед за индейцами, освободив место для невиданной доселе кинематографической резервации.
Томас Эдисон, или «Волшебник», как его именовали друзья, недолго ощущал себя победителем. Конкуренты создали «Союз независимых» и начали демонстративно дерзить. Они выбрали два эффективных инструмента защиты — суд и кольт. «Союз» раздобыл патенты, ставящие под сомнение первенство Эдисона в изобретении кинотехники, а его члены наняли охрану из числа безработных головорезов.
В 1912 году борьбу против «Треста» возглавил прокатчик Уильям Фокс. Он подал в суд на своих гонителей, обвинив их в монополизации кинобизнеса. Сражения адвокатов продолжались два года. Итог оказался не в пользу Эдисона. Суд вынес постановление, запрещающее деятельность его «Треста».
К тому времени некогда грозный «патентный картель» влачил жалкое существование. Один за другим его покидали союзники, огорчённые падением прибылей. Его продукция не находила спроса у прокатчиков, которые охотнее брали фильмы у «независимых». Лишённый своего мощного юридического фундамента, «Трест» затрещал по всем швам и лопнул.
В условиях кризиса политкорректности осмелевшие авторы стали доверять бумаге то, о чём раньше предпочитали помалкивать. Внезапно выяснилось, что долголетнее противостояние в кинобизнесе носило характер межэтнического соперничества. Англосаксонская техническая элита, взбешённая тем, что её новациями пользуются бесплатно, стала теснить еврейских предпринимателей, но проиграла, поскольку последние очень быстро разбогатели и обзавелись связями. Конечно, к «Союзу независимых» примыкал кто хотел. Это была весёлая куча — Американский клуб неплательщиков, объединённых драчливым характером. Но евреи здесь сразу выступили в роли локомотива.
Элитным англосаксам тогда крупно не повезло. Они пролетели мимо хороших денег, которые вроде как были уже в кармане. И подвели их пёстрое американское общество и избыточная чванливость.
Америка была всемирным пристанищем голодранцев. Её наводняли эмигранты-простолюдины, которые не ходили в театры, музеи, библиотеки. И вопросы веры их не особо заботили. Какие-то группы роились вокруг своих церквей, но явно не в поисках благодати. Всё это не могло не огорчать лучшее общество.
«Великий немой» напугал это общество не на шутку. Только его не хватало! У политической и бизнес-элиты даже мысли не возникло, что «волшебный луч» возвестил об искусстве, которое не сегодня завтра выбьется в лидеры. Она увидели в нём угрозу нравственному состоянию общества. Ей захотелось его укротить, куда-то задвинуть, ввести в жёсткие рамки. А о том, чтобы серьёзно вкладываться в кино, не могло быть и речи. Её величество Техника была для англосаксов предметом страсти, а кино — нет.
Вот мужичок, взявший власть в огромной империи на другой части света, всё очень быстро сообразил. Ленин сразу заявил: «Пока народ безграмотен, из всех искусств для нас важнейшими являются кино и цирк». В Советской России кино не просто признали искусством. Его поставили на пьедестал. А в Америке его долго держали за опасную развлекуху.
Читайте подробнее: «Революция в искусстве кино и немеркнущий призыв к революции в жизни»
Кино поддержала толпа. Разношерстная масса, ещё не вполне освоившая английский, влюбилась в «великого немого» и его вознесла. При этом она отдавала явное предпочтение фильмам с Западного побережья, поскольку те не были изрезаны цензорами. Толпе было скучно смотреть картины, созданные с оглядкой на моральные нормы. Она жаждала зрелища и несла свои трудовые «никели» (свои «пятицентовики») туда, где давали сытную пищу для глаз и не читали нотаций.
Большой бизнес спохватился поздно. Уолл-стрит опомнилась лишь тогда, когда акции «независимых» резко подскочили в цене и стремительно растущие студии уже защищали армии адвокатов.
Еврейские предприниматели оказались на высоте. Отрицать их роль в становлении Голливуда так же умно, как отрицать роль негров в становлении джаза. Они сразу разглядели непаханое поле новых, абсолютно грандиозных возможностей и стали его резво возделывать. Они охотно променяли на кино свои нехитрые промыслы: чистку или продажу одежды, как Уильям Фокс и Карл Леммле, торговлю мехом, металлоломом или велосипедами, как Адольф Цукор, Луис Майер и братья Уорнер. Жгучая приверженность чувству родного локтя, свойственная им с ветхозаветных времен, привела к тому, что семейство продюсеров стало этническим монолитом.
Но на Восточном побережье парни тоже не спали. Большой бизнес готовился взять реванш.
Продолжение следует…