Манящий странный свет предощущения трагедии

Даже если сказать, что лучшее кино всегда не доходит до экранов… Это всё-таки не так страшно, учитывая, что его можно найти в сети. Было бы желание увидеть великое кино. Было бы открытое сердце. В сущности, мы всё это видели: драму обыденности и поэтику повседневности. Но всё-таки каждый раз, когда сталкиваешься с крупным художником (пусть он снимает свою дочь в кино), с художником, который сохраняет верность идеалом независимого кино (sic! в нынешней Америке), то это вызывает огромное уважение.

Этот достаточно долгий (без 15 минут трёхчасовой) фильм — одно из интереснейших явлений последнего времени. Я написал это и подумал, что, в сущности, кино нельзя пересказать. Да и похвалить ничего нельзя. Что это за глупость — хвалить, ругать. Пора повзрослеть… И этот фильм — о взрослении. В нём много «массового»: агрессивная музыка, гитарные рифы, ударные, скейтборды, американские президенты и «звёздные войны». Но при этом есть и что-то глубоко поэтичное: ссоры родителей при спящих детях, отметки карандашом на косяках, да и выкуренные косяки — в сущности, неизбежная канва, а то и канава провинциальной штатовской жизни. Ребёнок смотрит на то, как за её матерью ухаживает другой мужчина, и так далее. Весь это детский ад взросления, показанный сдержанно и отстранённо… Мудрость режиссёра как почти документалиста, кажущееся невмешательство, никакой драмы… Разве что разбитые во время ссоры стаканы. Один мужчина матери сменяется на другого — теперь они играют не в боулинг, а в гольф… Странное неспешное ощущение трагедии, какие-то отдалённые интонации Кассаветиса. Любимый отец, живущий в мире окурков в музыкальной студии и сочиняющий независимые песни в борьбе за поиск работы, ускользающего успеха. Приметы времени тут как тут — это и политика, и постоянные гаджеты, чью эволюцию мы можем проследить по ходу фильма, который снимался 11 лет. Разговор о том, что из ФБ отец узнаёт больше, чем из разговоров с ней…

Это один из фильмов, который «забирает» постепенно: в нём нет ничего особого, но нет и откровенной пошлости, глупости, привычной массовым картинами предсказуемости, картина словно бы ни о чём, то есть о нашей жизни, которая из ничего и стоит. Из разговоров в кафе. Тот случай, когда чеховские разговоры у самовара в саду довольно легко заменимы разговорами за колой в придорожных кафе. В данном случае хорошо написанный сценарий — это сценарий, который практически сливается с жизнью, а скорее, просто вещество жизни — чуть огранённое талантом наблюдения.

Импровизационный метод работы с материалом. По американским меркам, это крайне целомудренное кино, кино, в котором есть место застенчивости, неловкости, трепету человеческих чувств, зачастую непростых и даже некрасивых. Сострадание к героям возникает потому, что они его совсем не ищут традиционными для кино способами, они просто проживают свои жизни: никто не спасает планету, не обезвреживает бомб с цветными проводками, не побеждает в драках над пропастью; это мир невыносимой обыденности, где люди ищут своё счастье, дети постепенно взрослеют и кажутся их родителями достойными лучшего, чем в своё время сами родители. Герои мочатся в скаутский костёр — сын с отцом на пикнике. Вот и всё геройство…

Кино нарочно сделано почти как «любительское», однако это тот редкий случай, когда это можно простить с лёгкостью. Сам этот приём давно хорошо известен, документальные фильмы и так далее. Когда есть доступ к взрослеющим поблизости актёрам или собственным детям, или детям друзей — это становится особенно просто… Но когда взросление актёров включается в полнометражное игровое кино как сюжет, то это становится чуть более замысловатой игрой, поскольку фильм про взросление с взрослеющими на самом деле актёрами — это уже редкость. И само по себе — это кажется забавной формой подумать про жизнь. Показать течение её времени.

Многие сцены замечательны. Например, менее чем минутная сценка возвращения 15-летнего «тинейджера» домой, где гуляют приятели его матери — десятки микрооценок, нюансов отношений, крайне редкое актёрское богатство. И то, возможно — импровизация. Или сцена похода в церковь, священник — мы даже не понимаем: то ли это восторженное отношение к нему, то ли ироничное, нет никаких «этикеток», никто не говорит, что такое хорошо и что такое плохо. И это даёт объём. В фильме много американского, показанного почти с любовью. Дед дарит ружьё (дарит ружьё внуку!) — и в этом нет никакой прямой бравады, но волей-неволей начинаешь пропитываться симпатией и уважением к «простым американцам». Ружья, яблочные пироги, поцелуи в машинах… В тексте это звучит невыносимо, но на экране кажется уместным. И может быть, это тоже знак «настоящего» кино.

Частые разговоры о жизни. Иногда герои говорят про «темы»: разговор про конкуренцию или про то, «зачем вообще всё», разговор с «учителем фотографии» об искусстве (не сложно заметить автобиографические мотивы режиссёра). Мы слышим так обертоны юности самого режиссёра, кино сделано с достаточной степенью искренности, чтобы это было заметно. Особенно, поскольку никакой особой кассовой ценности подобное кино не имеет.

Пик независимого американского кино пришёлся на 70—80-е годы XX века. Как раз примерное взросление создателя. В фильме много довольно неочевидных ходов, забавно, что они так написаны, что большинство зрителей никогда их не заметит. Например, в одном из диалогов отец учит сына, как говорить с девушкой, в которую он влюблён: «Задавать ей много вопросов». Проходит существенное количество экранного времени, прежде мы в финальной сцене видим их, подростков, очередных подростков существования, бредущих по каньону в неизбежное грядущее, где сын вспоминает про урок. Пытаясь выполнить совет отца в борьбе за внимание избранницы. А может быть, это просто совпадение… Но влюблённые юноша и девушка, улыбающиеся в пустыне и говорящие многозначительные глупости на расстоянии вытянутой руки друг от друга… Что может быть прекрасней? Может быть, им там лучше без нас, зрителей. Так что это к лучшему, что этот замечательный фильм в России увидят единицы.