Папа Римский Франциск одну из своих общих аудиенций посвятил теме семейной трапезы. Как передает Radio Vaticana, понтифик призвал «в эпоху «многочисленных замков и стен» возродить традиции семейной праздничной трапезы», которая должна взращиваться между родителями и детьми и включать в себя щедрость по отношению к другим. Единство или разобщенность семьи видны за столом. О семье можно судить по тому, собираются ли за трапезой все или нет, смотрит ли отец на своих детей или смотрит телевизор, любят ли дети больше смотреть на родителей, чем на экран планшета. «Нужно найти способ восстановить все это: разговаривать и слушать за столом, — сказал папа Франциск. — Никакого молчания — ведь это молчание не монашеское, а молчание эгоизма».

Андрей Рублев. Святая Троица. Фрагмент. 1411 или 1425

К сожалению, в наше время этот дух утрачен, и трапеза превратилась в то, что «можно купить и продать». Сама пища перестала быть символом солидарности, способной достичь тех, у кого нет ни хлеба, ни любви. Именно христианство включает в себя особое «призвание» к общей трапезе, ведь Иисус Христос вручил Свое духовное завещание во время Тайно Вечери, подчеркнул понтифик. С христианской точки зрения можно сказать, что на мессе семья «у себя дома», потому что она включает евхаристию в собственный опыт семейной трапезы и открывает ее благодати вселенского пиршества, любви Бога ко всему миру», в котором так много замков и стен. «Евхаристия в Церкви семей, способных вернуть общине деятельную закваску общей трапезы и взаимного гостеприимства — это школа человеческого приятия, которой нет равных, — заключил Святейший отец. — Не существует малых, сирот слабых, беззащитных, раненых и разочарованных, отчаявшихся и отверженных, которых бы не накормила, не подкрепила, не защитила и не приютила евхаристическая семейная трапеза».

Слова папы Франциска возвращаются нас к поиску смысла того, что два тысячелетия назад происходило в Иерусалиме во время Тайной Вечери. Но вначале следует сказать вот о чем. Начало сознательной церковной жизни, того, что принято в России называть воцерковлением, отсчитывается с евхаристии. Крещеный человек, а многих крестят в младенчестве, опуская этап их катехизации, когда только приходит в храм, приносит покаяние за свои грехи, и его допускают к причастию. И после этого он начинает свой долгий путь на стезе жизни христианина. Но если мы вспомним евангельские события, их последовательность, то можно заметить, что евхаристия — это окончание воцерковления, финальная точка для сообщества апостолов, которые прошли трудную дорогу вначале призвания их Христом, затем узнавания Его и распознавания, отказа от прежних убеждений и представлений, постепенного понимания того, о чем говорит им Господь, перехода от слушания к деланию, наконец, сплачиванию в истинное братство — и только после всего этого, спустя три года, этот сложный процесс слагания риз ветхого человека и облечения в новые ризы завершается общей трапезой, в которой не оказалось место сыну погибели.

Надо сказать еще вот о чем. То, что делал Господь Христос, логично и понятно. Хотя часто это, в том числе самими христианами, преподносится в обратном ключе. Но даже в тех случаях, когда апостолы не понимали Христа — вспомним известный эпизод с умыванием ног Петру и недоумение последнего (Иоанн, 13:2 — 17) — Господь тут же дает Свои пояснения, почему Он так поступает и для чего. Однако логика Христа понятна с позиций человеческой логики, а не религиозной и жреческой. Признаем: Бог последователен. Являясь Аврааму в земле Мория, Он отменяет человеческое жертвоприношение и заменяет его жертвоприношением животных. Но к приходу Христа, воплощению Его, и этого уже недостаточно. Просто попробуйте представить себе, чем было жертвоприношение в Иерусалимском храме накануне рождения Сына. Море крови, чад и угар от сожжения жертвы. В жреческой логике следовало бы что? Замена жертвоприношения животных на что-то другое. Однако Бог переворачивает ситуацию на 180 градусов и Сам жертвует Своего Сына.

Это первый аспект нового завета, заключенного с людьми. Второй заключается в том, какой еще смысл был придан Тайной Вечери. Опять же вернемся к человеческой логике. Что есть общего у любого общества, вне зависимости от религии, национальности, социального происхождения и так далее? Обычай заключать исход какого-либо важного события и сбора близких совместной трапезой. Рождается человек, вступает в совершеннолетие, создает семью, отмечает удачное дело, умирает — каждый раз это сопровождается собиранием людей вокруг обеденного стола. За ним есть место и незнакомцу, но обычно принято собирать своих, с которыми есть общность и близость. И не случайно Свое первое чудо Христос совершает на таком собрании, свадьбе в Кане Галилейской. Собственно, само уже приглашение разделить обед или ужин с кем-то является обычно подтверждением неравнодушия и любви разных людей друг к другу.

Высшим воплощением этого и стала Тайная Вечеря, где главным вопросом стал вопрос — кто вокруг Чаши, который в поздние времена приобрел актуальность присутствия в чаше Кого, после чего стало безразлично, с кем мы готовы сидеть за одним столом, с кем созидается общение, и, если говорить о сути — с кем растет Церковь. В этом контексте слова папы Франциска о возрождении традиции семейной праздничной трапезы являются первым шагом на пути восстановления смысла евхаристии, заложенного на Тайной Вечере. Семья — это первичная ячейка, клетка христианской жизни, как сказано Самим Господом Христом, «где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Матфей, 18:20). И с семьи должно начинаться возвращение «общине деятельной закваски общей трапезы и взаимного гостеприимства». Сплочение людей общины, распространение нового завета и христианских принципов на их поступки и поведение в повседневной жизни без разделения, что вот здесь мы в Церкви, а вот здесь нет, является залогом прохождения трудного и сложного пути к Чаше, где совместная трапеза является свидетельством успешного прохождения экзамена, за которым начинается самое главное.