Москва становится политической «Меккой» для многих лидеров и политиков с Ближнего Востока. Президент России Владимир Путин встретился с королем Иордании Абдуллой II, президентом Египта Абделем Фаттахом ас-Сиси, наследником престола Абу-Даби Мухаммедом аль-Нахайяном и премьер-министром Израиля Биньямином Нетаньяху. На открытие в российской столице Соборной мечети прибыли президент Турции Реджеп Эрдоган и глава Палестины Махмуд Аббас. До конца года в Кремле ждут эмиров Катара и Кувейта, а также короля Саудовской Аравии.

Коммерсантъ

Столь беспрецедентный «хадж» в Россию вызван многими важными обстоятельствами, хотя каждый из визитов имеет свою специфику по части развития двухсторонних отношений. Но есть и нечто большее, что составляет предмет переговоров. Еще совсем недавно большинство экспертов выстраивали на Ближнем Востоке следующий приоритет проблем, которые считались стержневыми и вокруг которых развивались главные события с участием региональных и внешних игроков — арабо-израильский конфликт, наличие пограничных споров между отдельными ближневосточными странами. Эта градация явилась результатом сложившегося баланса сил в регионе: ведь после развала СССР все шло к тому, что внешний субъект — США — мог укрепиться в статусе единоличного лидера. Вашингтон корректировал в своих интересах арабскую ситуативную коалицию в варианте Египет-Иордания-Саудовская Аравия при лидирующей роли Эр-Рияда, начал укреплять еще один центр влияния — Турцию, держа при этом Иран в режиме запасного «центра» через санкции, наложенные из-за его ядерной программы. Израиль предпочитает играть по своим правилам, отстаивая национальные интересы, которые периодически совпадают или не совпадают с целями других стран региона.

В эту систему заложены «мины грядущих потрясений». Дело в том, Анкара стала возвышаться не только на основе идей неоосманизма, но и демонстрировать готовность к их распространению и даже насаждению в арабских странах. Так, еще в конце ноября 2009 года, выступая перед членами Партии справедливости и развития нынешний глава временного правительства Турции Ахмет Давутоглу говорил буквально следующее: «Есть наследие, которое оставила Османская империя. Нас называют «неоосманами». Да, мы «неоосманы». Мы вынуждены заниматься соседними странами и идем даже в Африку». Турция преподносилась как образец демократии европейского образца в исламском мире, на основе этих ценностей она демонстрировала готовность в рамках «исторической миссии» взять под свое крыло «диктаторские режимы в арабских странах», некогда входивших в состав Османской империи. И при этом пожертвовала тюркизмом, поскольку новую империю на основе националистической идеологии не построишь. Это — первое. Второе. Анкара вступила на путь признания курдского вопроса, который намеревалась решить в демократическом формате, но при сохранении территориальной целостности государства. Существовал и дублирующий сценарий: декларирование западного направления внешней политики при расширении сотрудничества с Россией, выставляя ее Западу в качестве «шантажирующей» восточной альтернативы. По большому счету, именно Турция вводила Москву в «большую игру» на Ближнем Востоке, поскольку другие государства занимали выжидательную позицию.

В новейшей истории этот регион никогда не представлял собой сложившуюся подсистему ввиду отсутствия в нем стран-лидеров, способных сформулировать общерегиональную повестку дня и консолидировать вокруг нее большинство государств. Но к началу «арабской весны» государства региона почувствовали, что превратились в систему сообщающихся сосудов с разным наполнением. С начавшимся в Северной Африке и на Ближнем Востоке «процессом демократизации» Анкара связывала «реализацию исторического шанса». По мнению азербайджанского исследователя Наргиз Эфендиевой, наряду с событиями «узкого регионального значения» — смены политических элит в ряде государств, среди которых Египет, Ливия и Тунис, гражданской войны в Сирии, анархии в Ливии, появился, во-первых, так называемый общий для всего исламского мира фактор — накалившееся до предела суннитско-шиитское противостояние, приведшее в итоге к появлению новой региональной угрозы в лице «Исламского государства Ирака и Леванта» или «Исламского государства» (ИГ — структура, запрещенная в России), а, во-вторых, обозначился тренд на перекраивание политической карты Ближнего Востока. Сегодня многие западные эксперты предлагают разделить регион на два лагеря: представителей шиитской дуги (Иран, Сирия, «Хезболла», потенциально Ирак и Ливан) и суннитского блока (Турция, Египет, Саудовская Аравия, Катар и другие страны Залива). Но это все же упрощенная конструкция, если иметь в виду противоречия внутри шиитского и суннитского лагерей. Достаточно вспомнить борьбу Катара и Турции против Саудовской Аравии, что наблюдалось в Египте.

Поэтому на повестке дня мировых держав и региональных игроков стоит проблема выработки новой стратегии, определение позиций и тактических коалиций, через которые будет определяться будущее Ближнего Востока. Все зависит от их желания и возможности собрать прежнюю или создать новую систему сосудов. На наш взгляд, именно этим обстоятельством объясняется стремление почти всех лидеров стран Ближнего Востока вступить в тесный диалог с Москвой, которая через сирийский плацдарм, используя на данном этапе мизер ресурсных характеристик, стала позиционировать себя в качестве заметного игрока в регионе, менять баланс сил и стимулировать, помимо предложений по борьбе с ИГ, переговорный процесс в целях стабилизации ситуации. В то же время не ясно, удастся ли выйти на решение глобальных и региональных проблем через частные сценарии ближневосточного или сирийского урегулирования. Во всяком случае, если не брать в расчет озвучиваемые в Вашингтоне, Москве, Анкаре и в других столицах прямолинейные подходы к урегулированию кризисов, серьезные эксперты предполагают сложности при разработке общей стратегии действий на Ближнем Востоке для достижения устойчивой системы безопасности. Все упирается в готовность выстраивать устойчивый баланс сил, для чего даже при наличии доброй политической воли потребуется немало исторического времени.

Как отмечает New York Times, в последние 10 дней в американских СМИ «первоначальная агрессия и негатив в отношении России сменились на нейтральное изложение фактов, главное, вполне объективных мнений, учитывающих позицию и интересы России в Сирии», хотя «делать окончательные выводы о геополитических последствиях ближневосточных потрясений рано, так как сегодня любое событие в этом регионе приобретают новый, более многомерный характер». Государственный секретарь Джон Керри говорит о том, что «администрация Обамы предложила России роль в коалиции стран, борющихся с ИГ», и США «по-прежнему видят путь к политическим переговорам». Это интересно, однако слова есть слова. Все еще только впереди.