Почему Церковь о разводе заговорила больше, чем о браке
Московская патриархия еще раз взяла на себя труд разъяснить, что она считает браком, выпустив проект соответствующего документа, который так и назвали — «О церковном браке». Документ состоит из небольшого вступления, трех частей и довольно головоломного приложения, помогающего распознать степень допустимого родства желающих освятить брак с церковными венцами.
Приложение попахивает немного Гоголем и передвижниками, но это, в общем-то, придирки. Главное, во что вникнув, можно понять, так это что взять замуж двоюродную прабабушку не получится, а троюродную — двоюродную сестру родной прабабушки или, наоборот, родную сестру двоюродной прабабушки — можно, но с благословения архиерея. Тоже самое касается прадедушек, если замуж собирается православная девица. Надо быть осторожными с родством при выборе спутника жизни, и Церковь об этом напоминает. О самом браке, о таинстве, определении его, повествуется в кратком вступлении и немного в первой части, а дальше в основном о том, что может воспрепятствовать совершению таинства — кого можно венчать, кого нельзя.
По поводу то ли можно, то ли нет, вторым параграфом отдельно выделили брак с инославными и даже иноверными, который пунктом выше, в части первой седьмым из перечисленных недопущений вроде совсем запрещен. Но тут уже отдельно к иноверным прописали возможность снисхождения при условиях, однако непонятно каких и неясном из документа его выражении. Кто и каким способом будет проявлять снисхождение документ не регламентирует, предлагая лишь «помнить слова апостола Павла». Впрочем, чтобы этим недокументированным снисхождением не злоупотребляли, не забывает еще раз упомянуть, что 72-ым правилом Трулльского собора строго наказано, что все же нельзя. Такая вот двусмысленность. Ну и третья часть документа — о разводе.
Бумага как бумага, целиком почти состоит из копипастов прошлых бумаг на эту тему. Внимание общественности привлекло то, что процентном соотношении количество слов о браке, уступило, кажется, количеству слов о разводе. В сравнении с тем, что об этом повествуется, к примеру, в «Настольной книге священнослужителя» — небо и земля. Поэтому документ так сразу и поняли — это бумага о разводе или «проект закона о разводе», если перефразировать заголовок. Да и священники принялись комментировать его именно так — разводов, мол, стало много, и надо как-то документом оформить этот факт.
Между тем, документ на эту тему уже был, и не просто какой-то «левый» документ, а соборный. Именно с решения Собора 1918 года о расторжении церковного брака теперь и списали все вполне добросовестно, добавив попадающих под принудительный развод еще и больных СПИДом, которых в то время еще не было. На тот период эпохи документ выглядел, прямо скажем, революционным, но другая революция резко задвинула тему, сделав ее неактуальной в государстве, которое запросто всех разводило, даже не венчая. И вот пришло «время собирать камни». Образно говоря. Потому что в известном и полюбившемся литераторами выражении, сбор камней, вероятней всего, происходит ради того, чтобы ими в кого-нибудь кидаться. А тут нет. Тут исключительно ради делопроизводства. Раз есть факт («много стало разводов»), то факту должна соответствовать бумага. Все как в «Замке» Кафки и даже лучше.
Вот такое отсутствие — полнейшее — законодательного творчества, отражает и отсутствие творчества деятельного, реального. Много стало разводов. И ничего с этим не поделать, ну вот разве документ выпустить, констатирующий, что Церковь ничегошеньки не сделала, чтобы разводов стало меньше. Нет, она, конечно, «учила». Выходили, как это говорят, маститые священники. И маститые епископы. И говорили с аналоя — развод это плохо, церковь не одобряет. И уходили обратно в алтарь, развязывать поручи, снимать фелонь, да и дальше разоблачаться. Потому что дело сделано. Слово Божье прозвучало.
Авторитет Церкви на нуле, вот как это правильно называется. Это когда много слов, и ни одного слушателя, которому бы слова предназначались, на кого могли бы воздействовать. «Учить» — не мешки ворочать, толку то от этих учений, если все учащиеся разбежались. Уже отмечалось нами, что Церковь выпускает свои бумаги не ради того, чтобы изменить, улучшить или исправить ситуацию, а лишь затем, чтобы ее запоздало констатировать, и, признав свое бессилие и неумение на нее влиять, работать уже по факту того, что «разводов стало много», не переставая, конечно, «учить» о своем неодобрении этого дела.
А могла ли Церковь что-либо сделать, чтобы разводов было меньше, да и прочих «неодобряемых» ею дел было меньше? Могла, конечно. Могла иметь такое влияние, которое и «царям не снилось». И, главное, это и есть изначально поставленная ей задача — альтернативное «миру сему» социальное устройство, к которому люди потянутся по самой своей природе. Ибо исконная природа человека добра, и живое соответственно доброму: «Ищите добра, а не зла, чтобы вам остаться в живых… возненавидьте зло и возлюбите добро, и восстановите у ворот правосудие» (Книга пророка Амоса. 5:14). «Тем, которые постоянством в добром деле ищут славы, чести и бессмертия» (Рим. 2:7) не может быть никаких оправдывающих внешних препятствий, а тем более в наше время, когда никто никого не «гонит». Широчайший простор для того, чтобы не просто «учить», а исполнять тот самый «Закон» (а доброделание и есть подлинный и истинный Закон в самом очищенном от налета профанирующих подзаконных установок виде, как разъясняет вслед за Христом апостол Павел), поскольку «не слушатели закона праведны, но исполнители» (Рим. 2:13).
Имеющий право учить должен сам соответствовать тому, чему он учит. В таком только случае слова его будут доходить до учащихся. А не так чтобы красиво нарядиться, «сказать» и снова удалиться в свои покои, упокоившись там от трудов праведных. Могло бы разводов быть меньше? Могло. И вообще зла на Земле могло быть меньше. Меньше глупости, суеты и мракобесия. Всего лишь исполнять то, чему подписался «кланяться». «Поклоняться в духе и истине» означает не раболепно склонять поясницу в указанных Типиконом местах, а изнашивать поясницу в труде ради тех, кто имеет нужду, чем и был занят Христос, а за Ним и апостолы.
Церковь издавна переориентировала себя на «священнодействие», по поводу прочих действий умыв руки с хлоркой, и больше знать ничего не желает. Мы «священнодействуем» и учим. Принимайте участие в наших священнодействиях и учитесь. Да и, Бог ты мой, хоть бы учили чему толковому, ради получения даже от такой деятельности хотя бы мизерного выхлопа. Училище то все — про политику да про секс, и еще раз про секс и снова про политику. Зов «ходите в Церковь, не разводитесь, и не делайте абортов» по силе внушения куда слабее зова «Курите анашу и слушайте Мотли Крю». Сейчас, ага, все взяли и побежали только оттого, что красиво наряженный человек об этом «сказал», прочел проповедь, которая утонула в море таких же однообразных «говорений». Между тем, Церковь могла бы восстановить тот природный образ брака, о котором говорил Господь Иисус Христос. Но об этом в следующей статье.