Церковные публицисты частенько жалуются, что «Церковь сейчас слаба» и поэтому ее «недруги стараются обидеть». А что такое в их представлении «сильная» Церковь? И ответ тут, конечно, очень простой. Сильная, значит находящаяся под крылом и сильной же опекой государства, вплоть до защиты государством вероучительных основ церкви. Стремление любой религии получить как можно больше бонусов от государства или даже стать «государственной» религией, понятно. Не то чтобы «по-человечески» понятно, а, если точнее выразиться, для успешного ведения дел и для надежной защиты от всякой критики лучше места себе не пожелаешь. В эпохи, когда государство без религии вообще не обходилось, «получить госзаказ» на религиозно-нравственное воспитание подданных было высшим миссионерским достижением. В писаниях Ветхого Завета можно встретить несколько повествований о том, как духовные лидеры ведут борьбу за религиозные воззрения верховной власти. В частности, в последней, 14-й главе Книги Даниила, описывается легендарное «отмиссионеривание» местного вавилонского царя: «Когда же Вавилоняне услышали о том, сильно вознегодовали и восстали против царя, и сказали: царь сделался Иудеем, Вила разрушил и убил дракона, и предал смерти жрецов… И воскликнул царь громким голосом, и сказал: велик Ты, Господь Бог Даниилов, и нет иного кроме Тебя!» (Дан. 14: 28, 41). И так далее.

Святой Дионисий благословляет строительство Печерского монастыря

Христианство в первые три столетия показало настолько положительную динамику распространения своего влияния в народе, что уже к IV веку империя не стала дожидаться, когда его отмиссионерят снаружи, и сама без всяких внешних завоеваний ордами религиозно подкованных толп, как это обычно случается, решила пересмотреть свои религиозные взгляды всем двором, сделав госзаказ на исполнение религии из пока еще разрозненных, но казавшихся к тому времени вполне определившимися (сформировавшимися и зрелыми) христианских верований. Заказ на изделие получил весь «департамент образования». Кадры ковались быстро из выпускников академий и податливого жречества. Идолов, как положено, свергали, кресты возводили, философы, кто как мог и кого чему научили, трудились над формулировками, жрецы по привычке исполнять мистерии — а что еще жрецам делать положено — отыскали и им применение. Даже провели археологические раскопки, и что-то, как считается, нашли. Культовая сторона вопроса переформатировалась сразу и почти безболезненно. С философским же обоснованием, ставшим называться «богословием», затянулось на несколько веков, да так и забросили за ненадобностью, оставив христологический догмат в столь двусмысленных формулировках, что по сей день яростные «христологические споры» проносятся по различным интернет-сборищам христианских мыслителей.

Как бы там ни было, но церковь с той поры стала «сильной». И дальше несколько веков кряду она разными дозволяемыми государством методами пыталась приучить население исполнять культ, приучать людей к культу, что в конце концов более-менее удалось, культ стал исполняться, к нему привыкли, население слегка охристианизировалось, местами даже лучше и быстрее, чем сами исполнители культа. Сформировались кое-как «вечные, непреходящие ценности». И едва население, наконец, сообразило, что христианство это не только иконки, которым когда-то разрешили поклоняться, — а раньше не разрешали — вот тут все и началось рушиться. Люди дозрели до мысли, что «правильно поклоняться» — это по меньшей мере не единственное содержание Евангелий. А если вдуматься как следует, то «правильно поклоняться» вообще мимо Евангелия. От этой мысли государственная Церковь начала падать сразу повсюду. Последней из крупных она упала в России, где отчаянный и запоздалый призыв «держитесь православия во что бы ни стало» был не принят по причине отсутствия объяснения, почему следует держаться.

С этого момента церковь и стала «слабая». Но во многих странах стала как-то приспосабливаться по-своему и тоже понимать, что одной идеей «правильно поклоняться» уже никого не пронять, что нужно что-то еще. И потихоньку стала набирать силу в такой деятельности, которой прежде занимались только всякие юродивые и святые, которых она быстренько оформляла ради опять же поклонения. В России церковь больше прочих, пожалуй, подверглась гонениям. Из гонений выходят нередко ослабевшими, но в этой слабости можно сделаться закаленными и обрести подлинную силу, ту, что «в немощи совершается». То есть в делах негромких, не героических, рутинных, но по-настоящему нужных. А можно объявить на весь белый свет, что гнали нас за чистую правду, за несение одной только истины и что нужно срочно вернуть нам статус носителя этой чистой истины, отобранный самым несправедливым образом. Вернуть «силу», которая была прежде и которую так вероломно отобрали. Что здесь подразумевается? Что государству без Церкви никак. Оно совершило в свое время ошибку, погоняло Церковь, а потом эту ошибку частично исправило. А надо исправить целиком или по меньшей мере не останавливаться в исправлениях. И что же здесь государство? Раньше, как сказано, религия государству была нужна, и в первую очередь она требовалась для легитимизации власти и освящения всех ее начинаний, но сейчас эта функция стала совершенно рудиментарной.

Благосклонное и даже привилегированное отношение к Церкви у государства нынче держится на совершенно фантомных вещах: на прошлых заслугах, которые куются прямо на глазах с явным перебором, на сильно завышенной численности «части электората», которую, если верить социальной концепции, якобы можно возбудить на неповиновение, и совсем чуть-чуть на смутных ожиданиях помощи от ее магических действий, поскольку организация все еще числится авторитетной в глазах Бога. Даже не ставя вопрос, как долго это продержится, но и на одном этом стимуле возвращать Церкви «былую силу», то есть исполнить все ее желания быть правой рукой во всем — чего, собственно, никогда сполна не было в истории Российской Церкви — у государства в общем-то нет. Надо самим как-то стараться возвращать себе если и не «силу», которой уже не светит, то хотя бы уважение, а не пытаться каждый раз канючить у государства сомнительные и двусмысленные законы о защите «чувств верующих» и оскорбленных «реликвий», с которыми эти чувства в трансцендентальном контакте.

Есть очень простой способ все это исполнить. Брать лопату и копать. А не учить, что надо копать. Взваливать на свои плечи такие социальные проекты, на которые силы должно по всем расчетам не хватать, и рассчитывать исключительно на помощь Бога. Вот тогда она и придет. Помощь. И силы — те самые, нужные — найдутся. Нельзя сказать, что в Церкви совсем никакая социалка не работает. Уполномоченные говорить лица просят время от времени светские СМИ отвлечься от церковных скандалов и почаще упоминать то доброе, что церковь делает, — а ведь изредка делает, да. Но если церковь хочет, а порою и требует возвращения себе такой силы, от которой она и слегла, то это значит, что проку от упоминаний успешных социальных проектов в виде отдельных акций не будет совсем, потому что основные «скандалы», на которые обращают внимание в блогах и, порой, информагентствах, это в основном всяческое размахивание кулаками перед веб-камерой с угрозами в адрес отступников вполне себе официальных лиц — священников, монахов, и они совершенно нивелируют любое хорошее начинание, потому что создается впечатление, что именно они настоящие, они исконное лицо церкви, а все прочее делается для отвода глаз, как раз для «упоминания» в новостях. И коли церковь не в состоянии приструнить этих болтунов, то, значит, они и выражают основное мнение, они здесь главные, а кому охота, чтобы эти странные бородатые люди, демонстрирующие исключительно свою злость сквозь скудость ума, здесь верховодили, указывали и без того не всегда умным чиновникам, запугивали женщин и манипулировали незрелыми умом людьми, что у них особенно «хорошо» получается?