Командование Черноморского флота России получало сбивчивые указания, смысл которых сводился к тому, что действия против «Гебена» и «Бреслау» можно было начинать лишь с полной уверенностью в успехе, кроме того, инициатива начала военных действий по политическим соображениям должна была принадлежать туркам. Противоречивые указания не могли не запутать командующего Черноморским флотом, они сковали его инициативу. Неудивительно, что адмирал Эбергард, который был сторонником активных действий, не чувствовал себя уверенно. Тем не менее инструкции Ставки и МИДа изменились в двадцатых числах сентября, когда адмирал получил разрешение на минирование собственного побережья. Очевидно, это изменение позиций Ставки было вызвано опасениями возможности десанта. После 21 октября Ставка и МИД почти каждый день информировали Эбергарда об ухудшении отношений с Турцией. Утром 27 октября Эбергард вывел основные силы флота в море, которые вернулись на рейд Севастополя на следующий день в 13.30. Командующий Черноморским флотом знал, что «Гебен» находится в Черном море — его заметил русский торговый пароход «Александр Михайлович». В 17.30. 28 октября во флот пришла телеграмма, извещающая о том, что объявление войны со стороны нового противника состоится в тот же самый день, 28 октября.

Последний прогноз был недалек от истины. Но турецкое правительство не собиралось объявлять войну — оно готовилось начать ее без объявления. 24 октября, после совещания Энвера, Джемаля и Талаата, Сушону был передан приказ, подписанный двумя днями ранее. Он гласил: «Задача турецкого флота — захватить господство на Черном море. Установите местонахождение русского флота и без объявления войны совершите на него нападение по месту обнаружения.» 25 октября Сушон получил секретные приказы, подписанные Джемаль-пашой. Они были адресованы турецким морским командирам, которые ставились в подчинение немецкому адмиралу. 26 октября Германия внесла в Константинополе аванс в счет нового займа — 5 млн. турецких лир золотом. «Завтра мы выйдем в море, и это уже не будет прогулка! — Записал в этот день в своем дневнике один из офицеров «Бреслау». — Как только всему миру станет известно, что турки присоединились в качестве союзников к германо-австрийским армиям, пусть узнают также, что «Бреслау» и «Гебен» не почивают на лаврах».

27 октября «Гебен» и «Бреслау» вышли в Черное море. Вместе с ними в набеге участвовали практически все боеспособные суда турецкого флота, которые должны были обеспечить одновременную атаку наиболее важных пунктов русского побережья. Для обороны Босфора были оставлены только два тихоходных линкора — «Торгут Раис» и «Барбаросс Хайретдин», канонерка «Бурак Раис» и два эсминца. На все корабли были назначены германские офицеры и матросы — без них выполнение сколько-нибудь ответственного задания было невозможно. Только их усилиями удалось привести в готовность к выходу два новейших корабля 1-й миноносной полуфлотилии — «Муавинет» и Гайрет». Все работы по управлению ими, включая работу у топок, также делали немцы — турецкая команда была слаба и непривычна к работе, а потому грелась в походе у дымовых труб. В день выхода в море Сушон отдал своим подчиненным приказ об уничтожении русских морских сил, а также торговых судов, государственного и частного имущества. На флагманском корабле был поднят сигнал: «Сделать все возможное для будущности Турции».

Утром 29 октября турецкие корабли обстреляли русские города Причерноморья — Севастополь, Одессу, Феодосию, Керчь, Ялту, Новороссийск. Последний город был совсем не защищен. «Бреслау» выпустил по нему 308 снарядов — были подожжены нефтяные цистерны. Город покрыл густой черный дым от горящей нефти. По Феодосии было выпущено около 100 снарядов, были повреждены городской собор, греческая церковь, портовые амбары, железнодорожное депо и плавкран. Ко всем русским городам турецкие корабли подходили под русским флагом. В порт Одессы турецкие эсминцы также вошли под русскими флагами, которые они спустили вместе с началом торпедной атаки. Нападение было полностью внезапным. В Одессе были потоплены канонерская лодка «Донец» и пароход «Николай». У берегов Крыма, в 10 милях к западу от мыса Фиолент, под обстрел противника попал минный транспорт «Прут», который шел с грузом мин в Севастополь.

Это был бывший пароход Доброфлота «Москва», построенный в 1879 г. В 1909 г. он был включен в состав Черноморского флота. Имея 5459 тонн водоизмещения и 8 47-миллиметровых орудия и максимальную скорость в 12 узлов, он никак не мог ни уйти от германского крейсера, ни оказать ему сопротивление. Даже попытка выброситься на берег не удалась — «Гебен» преградил дорогу «Пруту». Его командир — капитан 2-го ранга Г.А. Быков принял решение затопить корабль. Команда покинула судно, на борту которого остался лишь корабельный священник иеромонах Антоний, молившийся о спасении своих духовных чад, и минный офицер лейтенант А.В.Рагузский, взорвавший в последний момент пороховой погреб, чтобы не допустить захвата судна противником. Позже при атаке не противника немцами были повреждены и несколько эскадренных миноносцев. На поставленных турецкими судами минных заграждениях у Керчи погибло два русских каботажных парохода — «Ялта» и «Казбек», среди команды и пассажиров были убитые и раненые. Судоходство на Черном море пришлось временно приостановить.

Удар по главной базе русского флота также оказался внезапным. «Тихо и безмятежно протекала жизнь в Севастополе, — писал официальный историограф Ставки. — Выступлений Турции так долго ждали, что и ждать перестали». Обстрел начался около 06.30. Он продолжался недолго, но вызвал беспокойство в городе. Первые выстрелы сначала приняли за учение, но когда начали рваться боевые снаряды, началась легкая паника: «По приморским улицам с криками ужаса разбегаются во все стороны портовые рабочие. По набережным мечутся женщины с расширенными от страха глазами, громко крича». Внезапность атаки стала причиной того, что былаупущена возможность потопить «Гебен». С первым его выстрелом Эбергард со штабом прибыл на линейный корабль «Евстафий».

Немецкий крейсер обстреливал Севастополь на русских минных позициях, которые не успели замкнуть с электрозарядом. Проход в минных полях был открыт, так в Севастополе ждали прихода «Прута». Командующий не хотел рисковать столь ценным кораблем, и не отдал сразу же приказ колебался, желая получить подтверждение того, что минный транспорт не находится на заграждении. Начальник Охраны рейдов, не дождавшись распоряжения Эбергарда, отдал приказ активировать минное заграждение, но было уже поздно. Приказ был отдан в 06.23, и на исполнение его потребовалось около 20 минут. В результате противнику удалось покинуть опасные для себя воды невредимым. Летом 1917 г., при разоружении минных станций под Севастополем на позиции 2-й станции была поднята мина № 12 с широкой царапиной, свидетельствующей о том, что «Гебен» зацепил ее. К несчастью, 5 пудов взрывчатки не были введены в боевое положение.

За 15 минут германский линейный крейсер выпустил по крепости 47 280-мм. и 12 150-мм. снарядов. В Одессе вражеское нападение привело к тому, что испуганные обыватели толпой облепили набережную, наблюдая за непривычным зрелищем. В это время власти города, не исключая присутствовавшего ответственного за оборону черноморского побережья ген. В.Н. Никитина, отличившегося при защите Порт-Артура, попросту не знали, что делать. Людские потери в Севастополе были относительно невелики — погибло два больных матроса в госпитале и несколько солдат-артиллеристов на береговых батареях.

Жертв могло быть гораздо больше — на рейде в полной боевой готовности находились недавно переданные в состав флота 4 парохода РОПиТа, переделанные в тральщики. Каждый имел на борту полный запас мин (200 на рельсах на палубе и 200 в трюме) — 15(28) октября они получили приказ командующего быть в полной готовности для выхода в море. Все 4 минных заградителя стояли в линии напротив морского госпиталя, непосредственно за линейными кораблями. Здесь они и попали под залпы «Гебена». Взрыв даже одного заградителя, в случае попадания даже осколка снаряда, мог закончиться настоящей трагедией. В Новороссийске и Одессе также пострадало несколько человек, большая часть пострадавших от внезапного нападения (85 убитых, 40 раненых и 76 пленных) выпала на флот, потерявший канонерскую лодку («Донец» был поднят и вновь введен в строй в 1916 г.) и минный заградитель. Кроме того, противник потопил 8 коммерческих пароходов общей вместительностью более 7 тыс. тонн и угольную баржу, еще один пароход достался туркам в качестве приза.

Николай II записал в этот день в своем дневнике: «Находился в бешеном настроении на немцев и турок из-за подлого их поведения вчера на Черном море!» Император был не одинок. Негодование в России достигло весьма высокого уровня. Здание турецкого посольства было немедленно взято под охрану конной и пешей полиции, подойти к нему было невозможно. 17(30) октября в Петрограде прошла патриотическая демонстрация — около 10 тыс. чел. прошли по Невскому к Военному министерству, где бурно приветствовали появившегося на балконе Сухомлинова, после чего отправились к Зимнему дворцу. Передовица кадетской «Речи» торжествовала: «Судьбе угодно было, чтобы мы одним ударом решили не только вопросы международного равновесия, не только вопросы национального освобождения, но и важнейшие для нас самих вопросы нашей национальной жизни. Турция подняла меч. Турция от меча погибнет». Турецкое посольство в России не знало, что делать. О планах своего правительства оно проинформировано не было. 17(30) октября первый советник посольства посетил русский МИД и поинтересовался, какой же будет судьба турецких дипломатов. Ответ был предельно ясен: «…отношение русского правительства к турецкому посольству будет всецело зависеть от того, как отнесется турецкое правительство к нашим представителям в Константинополе».

В тот же день Гирс потребовал от османского правительства свои паспорта, и вечером следующего дня русское посольство покинуло Константинополь. Следует отметить, что, не смотря на наличие большой толпы, многочисленная конная и пешая полиция смогла обеспечить порядок и отъезд посольства не был омрачен инцидентами. 19 октября (1 ноября) турецкое посольство в России было проинформировано о разрыве дипломатических отношений между двумя странами, а 20 октября (2 ноября), после того, как пришло подтверждение выезда русских дипломатов из столицы Османской империи, решилась судьба турецких — их известили, что они покинут Петроград и отправятся домой через Скандинавию, Германию и Австро-Венгрию. Выезд турецких дипломатов был хорошо организован, сотрудники посольства покинули страну под охраной жандармов, никаких эксцессов не было допущено.

19 октября (1 ноября) турецкое правительство объяснило свое нападение на русские суда и города провокацией с русской стороны и даже предложило предать случившееся забвению. Прибывший в этот день к к Сазонову османский поверенный в делах зачитал ему ноту великого визиря:

«Передайте министру иностранных дел Сазонову, что мы глубоко сожалеем, что враждебный акт, вызванный русским флотом, нарушил дружеские отношения обеих держав. Вы можете заверить Императорское российское правительство, что Блистательная Порта не преминет дать этому вопросу надлежащее разрешение и что Порта примет все меры к прекращению возможности повторения подобных фактов. Вы можете заявить ныне же господину министру иностранных дел, что турецкое правительство решило запретить флоту выходить в Черное море и что мы, в свою очередь, надеемся, что русский флот не будет крейсировать у наших берегов. Я твердо надеюсь, что Императорское российское правительство выкажет в этом деле такой же примирительный дух, как и мы, в интересах обеих стран».

Сазонов не принял эти объяснения и категорически отверг фантастическую версию событий, изложенную в турецкой ноте. С его точки зрения, только немедленная высылка германских военных и морских чинов могла бы стать предпосылкой для начала переговоров о компенсации за набег. Без этого русским и турецким дипломатам нечего было обсуждать. Нота великого визиря была очередной попыткой выиграть время. Уже 29 октября султан подписал манифест о вступлении в войну, в котором говорилось о том, что русские войска перешли границу на Кавказе, англо-французский флот обстрелял Дарданеллы, а английский — Акабу. Русское, английское и французское правительства объявлялись главными врагами Халифата. Это не помешало великому визирю уверять 17(30) октябряГирса, что он «сумеет привести к порядку немцев». Разумеется, ни в этом разговоре, ни в своей телеграмме от 19 октября (1 ноября) визирь не обмолвился об удалении германских военных из Турции. Одновременно с вылазкой в Черное море, турки предприняли попытку атаки Суэца, ссылок на провокацию со стороны англичан в этом случае не было.

1 ноября за Гирсом последовали английский и французский послы в Турции и сотрудники миссий. 20 октября (2 ноября) Николай II подписал манифест об объявлении войны Турции:

«В безуспешной доселе борьбе с Россией, стремясь всеми способами умножить свои силы, Германия и Австро-Венгрия прибегли к помощи Оттоманского Правительства и вовлекли в войну с нами ослепленную ими Турцию. Предводимый германцами турецкий флот осмелился напасть на наше Черноморское побережье. Немедленно после сего повелели мы Российскому Послу в Царьграде, со всеми чинами посольскими и консульскими, оставить пределы Турции. С Полным спокойствием и упованием на помощь Божию примет Россия это новое против нея выступление старого угнетателя христианской веры и всех славянских народов. Не впервые доблестному русскому оружию одолевать турецкие полчища — покарает он и на сей раз дерзкого врага Нашей Родины. Вместе со всем народом Русским Мы непреклонно верим, что нынешнее безрассудное вмешательство Турции в военные действия только ускорит роковой для нее исход событий и откроет России путь к разрешению завещанных ей предками исторических задач на берегах Черного моря».

В последний момент великий визирь попытался исправить положение хотя бы в отношениях с Парижем. 2 ноября турецкий посол в этой стране встретился с Теофилем Делькассе и сообщил ему турецкую версию случившегося:

«26 и 27 октября турецкий флот упражнялся в стрельбе в Черном море. 28-го один турецкий крейсер и три или четыре контрминоносца увидели отряд русских судов, состоявших из минного заградителя «Прут» и трех миноносцев, которые направлялись ко входу в Босфор с намерением искать (?! — А.О.) мины. Вследствие сего начальник оттоманского отряда, имея в виду, что между Турцией и Россией существовало состояние войны (?! — А.О.), направился к одному из русских портов и причинил ему повреждения. Порта полагает, что русский корабль действовал по собственной инициативе и без ведома своего правительства, а потому она надеется, что русское правительство выразит ему свое порицание. Со своей стороны, Порта готова возвратить нам взятых турецкими судами русских пленных».

Этот неслыханный по наглости и лжи документ был оставлен без ответа. Не говоря уже о том, что нападение было совершено без объявления войны, само место гибели «Прута» было столь далеко от Босфора, что фальшь турецкой версии была очевидна.

23 ноября 1914 года в Константинополе была провозглашена «священная война». Халиф обращался к мусульманам всего мира: «Центральная Европа не избегнула бедствий, вызванных на Ближнем и Дальнем Востоке Московитским правительством, которое, стремясь уничтожить благотворение Божества, этого дара нациям и народам, имеет лишь одну цель поработить человечество и которое, как испокон веков, выказало себя жестоким и озлобленным врагом человеческого благополучия, увлекая на этот раз в общую войну правительства Англии и Франции, национальная гордость которых имеет высшем удовлетворением порабощение тысяч мусульман, и которые, все питаясь низким стремлением насытить их вожделения похищением свободы населения, подвергнутого их тираническому и незаконному господству, — никогда не переставали проявлять застарелую ненависть, которая толкает их поколебать и ослабить насколько возможно Калифат, потому что эта высокая власть составляет поддержку мусульманского мира и силу Ислама».

Воспитанники французских лицеев и германских академий сочли необходимым прежде всего разъяснить причины своей ненависти к России. Скоро они продемонстрируют свою способность защищать «благотворение Божества, этого дара нациям и народам», истребляя своих собственных подданных — армян, греков, арабов. В Константинополе и ряде городов Османской империи в ответ на эту декларацию прошло несколько массовых демонстраций, в столице они закончились погромами имущества подданных Антанты. Было частично разрушено здание русского генерального консульства, уничтожен памятник-часовня над могилой русских солдат в Сан-Стефано. Во вполне традиционной для турок манере вслед за этим разрушением последовало глумление над человеческими останками. Колокола с часовни направили в военный музей. Правительство приступило к массовому закрытию образовательных учреждений, принадлежащих подданным Антанты, к конфискации их имущества. Следует отметить, что объявление «священной» войны в союзе с христианскими государствами не получило однозначной поддержки даже в самой Турции, не говоря уже о ее арабских провинциях.

Призыв халифа не нашел поддержки и среди русских мусульман. Их общины остались лояльными, в мечетях Казани, Уфы, Екатеринбурга, Новочеркасска, Екатеринодара и т.д. прошли молебны о даровании победы над новым врагом. В Баку такой молебен собрал в соборной мечети около 10 тыс. человек. Вечером 20 окт.(2 ноября) 1914 г. в Тифлисе перед дворцом Наместника состоялась многотысячная патриотическая демонстрация, на следующий день ген.-ад. граф И.И.Воронцов-Дашков принял делегации от армянского и мусульманского населения во главе с их духовными пастырями, заверившими его в полной лояльности своей паствы правительству. В своей речи Наместник обратил особое внимание на необходимость сохранения внутреннего мира на Кавказе и в Закавказье. Экзарх Грузии архиепископ Питирим обратился с воззванием ко всем жителям Кавказа и Закавказья: «Живите дружно между собой, без различия языка, народностей и вероисповедания». В Грузии прозвучали призывы «дать отпор врагу нашего общего отечества — России». Количество добровольцев было значительным. Уже 22 октября (4 ноября) последовало разрешение к формированию армянских и грузинских добровольческих дружин.

Итак, партия сторонников войны в турецком правительстве победила. На Черном море это произошло не без помощи не санкционированных правительством действий адмирала Сушона. Обстрел русских городов произошел в последние дни Варшавско-Ивангородской операции. Планы германских военных на быструю победу были сорваны на всех фронтах. Вильгельм II в эти дни был настроен очень пессимистично. 28 октября 1914 года он отметил: «Мы стоим совершенно одни и должны вынести поражение с достоинством.» Вступление в войну Турции резко ухудшило стратегическое положение России. Маттиас Эрцбергер вспоминал: «…с августовских дней 1914 г. в Берлине постоянно рассчитывали на объявление Турцией войны; последнее заставило ждать себя дольше, чем предполагали, и, наконец, было вырвано неожиданным ударом, в котором участвовал главным образом Энвер-паша. Характерно, что в Константинополе было объявлено, что обстрел русских городов был совершен в ответ на атаку русскими кораблями турецких в Черном море. Часть министров в знак протеста против германской провокации подала в отставку. В Германии по этому поводу была большая радость; теперь блокада России была в значительной степени проведена, так как становились невозможным, как подвоз военных припасов, так и вывоз из России избытков хлеба через Дарданеллы, что создавало Германии большое облегчение». Это была легко объяснимая радость.