Лукашенко и Карл Маркс
Во время недавнего визита в Белоруссию патриарха Московского и всея Руси Кирилла президент Лукашенко заявил, что в республике высоко ценят стремление патриарха не допустить раскола единства Русской православной церкви и укрепить ее влияние в современном мире. «В Белоруссии с большой симпатией и одобрением следят за вашей деятельностью на патриаршем посту. Особенно ценят стремление не допустить раскола единства Русской православной церкви…», — сказал он. Не он ли два года назад говорил, что проповеди должны быть более краткими и понятными, не на старославянском языке, а на современном? И о том, что в церквях нужно поставить скамейки, чтобы людям не проводить всю службу стоя. Это — совсем не безобидные высказывания, а зондирование почвы на предмет готовности электората к отделению белорусской церкви от Московского патриархата. К расколу.
Лукашенко часто называют «последним диктатором Европы». Отчасти, это так. Только ничего ужасного в слове «диктатор» нет. Диктатура — всего лишь форма правления. В некоторой исторической ситуации для какой-то страны наиболее подходящей формой правления вполне может оказаться диктатура. В Древнем Риме диктатура вводилась вполне демократическим путём. Только во второй половине ХХ века либералам удалось демонизировать диктатуру, и связать её с прилагательным «кровавая». В действительности диктатура иногда бывает лучшим решением. Только есть одна тонкость. Диктатура требует согласия общества на неё. Диктатура — это огромная ответственность. Диктатор как бы говорит всему обществу, что лучше всех знает, что делать. А вы все молчите и исполняйте — и всё будет хорошо. В чрезвычайной обстановке даже не самые оптимальные действия могут оказаться лучшим решением, чем бесконечные «демократические» дебаты, ритуалы и согласования.
Диктатура становится «кровавой» или «гнилой» тогда, когда чрезвычайные обстоятельства преодолены и общество созрело для более широкого перераспределения властных полномочий, но диктатор, накопивший немалые ресурсы и позиции, не хочет уходить по-хорошему. Пожалуй, белорусское общество ещё не созрело для демократии. Да и ситуация не так проста. Об этом можно поспорить, но сейчас речь не об этом. Дело в том, что Лукашенко — «последний диктатор» именно в Европе, а Европа уже живёт в Постмодерне. Этим и определяется уникальность нашего феномена. Диктатура и Постмодерн.
Где-то в Африке диктаторы правят странами, находящимися ещё в традиционной эпохе, если не в архаике. Арабские страны только-только начинали входить в индустриальную эпоху. Юго-Восточная Азия и Латинская Америка только недавно вошли в индустриальную фазу. В Премодерне и в Модерне диктатура — это нормально. Ведь Традиция (Премодерн) опирается на религию, а индустриальное общество (Модерн) — на идеологию. Каждая конкретная религия или идеология обладает внутренне непротиворечивой структурой. Тот, кто понимает суть религии или идеологии, всегда может ответить на вопрос о том, что правильно, а что — неправильно. Если в народе имеются чёткие критерии различения добра и зла — диктатором быть не так уж сложно. Достаточно соответствовать данным критериям.
В Постмодерне всё не так. Откуда взялся этот чёртов Постмодерн? Всё строго по Марксу. Карл Маркс сказал, что развитие производительных сил влечёт за собой изменение производственных отношений. «Производительные силы» мы сегодня называем «технологиями», а «производственные отношения» — это все отношения в обществе относительно производства, распределения и потребления материальных благ. То есть, развитие технологий на каком-то этапе приводит к необходимости изменения всей структуры экономики, а вслед за ней и всей политической надстройки вместе с «забитыми» в головы людей пропагандистскими установками.
Пока технологии развивались достаточно медленно, устройство общества приходилось менять нечасто. Смена общественного устройства — всегда долгий и мучительный процесс. Самое долгое и мучительное в нём, — очистка мозгов электората от идей, бывших необходимыми в старой системе, и укоренение в этих мозгах новых подходов к жизни. Но ничего, — за несколько десятков лет обычно справлялись. Пусть и не без кровавых эксцессов, но старая смысловая система постепенно освобождала место для новой.
Вся проблема текущего момента заключается в том, что технический прогресс набрал слишком большие обороты. Мир меняется так быстро, что даже не все философы успевают осмыслить изменения, что уж говорить о простом народе. В этом и состоит проблема Постмодерна. Разные люди живут одновременно в разных эпохах. Кто-то ещё застрял в православном царстве, кто-то — в советском индустриализме, а кто-то — бредит перестроечными либеральными иллюзиями. У некоторых от всего этого просто «едет крыша», и они бросаются — кто в «рыцарское» средневековье, а кто — в дремучие леса ариев. Сотни карликовых партий и сект, не понимающих друг друга, постоянная грызня в интернете. Два человека — три мнения. Это — Постмодерн. Каково здесь быть диктатором?
Понятное дело — всем не угодишь. А если пытаться угодить всем, быстро потеряешь репутацию и авторитет. В прошлые времена диктатор опирался на большинство и подавлял меньшинство. Теперь — большинства как бы и нет. У людей каша в головах. Для этой каши лучше подходит демократия. «Демократический» правитель всегда может адресовать недовольных к соответствующим государственным органам. Типа: «Я дал поручение прокуратуре, — она разберётся». Распределённая ответственность позволяет перекинуть проблему на кого-то, может быть, даже на своих политических противников, если они контролируют соответствующий орган власти.
Лукашенко не может ни на кого «перекинуть». Помните, как нелепо звучало его оправдание, что признание Южной Осетии и Абхазии не состоялось из-за позиции «парламента»? В это никто не поверил. Поскольку он «последний диктатор Европы», все ждут от него быстрого и самоличного диктаторского решения по любому вопросу. Но беда в том, что разные люди ждут разных решений. Даже такая вещь, как «прощупывание» общественного мнения, при диктатуре проблематично. Поскольку политическое поле диктаторского режима представляет собой «театр одного актёра», вбросы типа «скамеечек в храмах» должен делать сам президент. В демократиях для этого имеются специальные политические клоуны, но в нашем «театре» их быть не может.
Непросто быть диктатором в Постмодерне. Более того — невозможно. Если же говорить по большому счёту, то Лукашенко — никакой не диктатор. Лукашенко — правитель, который волею обстоятельств получил имидж диктатора, но реальных возможностей диктатора не имеет. Он не обладает в достаточной мере ни финансовыми, ни административными ресурсами для осуществления полноценной диктатуры. Настоящие диктаторы за 20 лет успевали поднять страну из руин или устроить бучу на весь мир, а у нас — только хорошие дороги, чистенькая бедность и относительно вежливые милиционеры. И то — за счёт России.
Что же делать человеку, которого считают диктатором, а он им не является? Непростая проблема, — не каждый справится. Лукашенко придумал выход. Он постоянно делает яркие и броские заявления, повергающие сторонников в восторг, а противников — в недоумение. И только они на сегодня позволяют говорить, что в республике есть политическая жизнь. Он прикидывается, но у него и других вариантов-то нет. А вы бы лучше придумали? Давайте на секунду представим, что Лукашенко нет. Что из себя будет представлять братская республика? Закат над болотом… Поэтому пусть Лукашенко будет, хоть это позволит говорить о том, что страна есть. Уйдет — будет еще одна провинциальная губерния.