«Территория» показала Россию «страной великих возможностей»
В маленьком человеческом мире вороньей слободки «прогрессом» и «высокой технологией» являются айфон, мерседес и пилюли от насморка. В Большом мире технологичны «северный завоз», буровая установка, понтонная и канатная переправа. Наконец, печка, сваренная из бочки и обрезков арматуры. Все по-настоящему редкое, уникальное, и требующее высокой человеческой самоотдачи, нестандартных решений и нештампованного умения. Новая экранизация романа Олега Куваева «Территория» режиссера Александра Мельника как раз об этом Большом мире. Лента не повторяет вариант 1978 года, не является его ремейком и с романом ее связывает лишь матрица сценария. «Идейно» фильм совершенно иной, и что парадоксально в наше время — он именно идейный. Не идеологический, а идейный, и она, идея, выражена просто, ясно, недвусмысленно. Мельник художественно изобразил, как ни пафосно это прозвучит, национальную идею. В наше-то время.
Фильм из той породы, которые прежде в те еще героические годы «призывали человека», под влиянием этих произведений люди влеклись в Большой мир, бросали все и «бичевали» по просторам Родины. Такие ленты давно перестали делать, потому что одно время на сцену истории в нашей стране окончательно победно выступил маленький, клопообразный человек, и — дабы чего-то изображать — изображая из себя идейного борца со всеми режимами планеты по очереди их возникновения, ограничивающими его «свободу», не умея больше ничего, стал быстро метить территорию, на которой его угодило зародиться и взрасти, и понял, что ему для жизни важно лишь, чтобы у него было. Время его жизни коротко, надо успеть наесться. Одним словом, наступило, наконец, «всеобщее забалдение», выражаясь языком одного из героев романа/фильма. И для такого человека стали писать другие книги, снимать другие фильмы, которые ему нравились, потому что в них рассказывалось, как можно наесться. Душевно, духовно и во всяком другом смысле.
А тут «Территория» вдруг показывает, что где-то на севере диком, на южном берегу Северного Ледовитого океана есть Земля, которая таит свои богатства и отдавать просто так не хочет. «Знаки» золота повсюду, но знаки не указывают впрямую на россыпь, нужно найти иные указания. Требуется озарение, интуиция, чтобы угадать причины сложения и разрушения пород, исходя из них, понять, в каких местах пересечения разломов природа устроила золоту ловушки. В романе и прежнем фильме, Территория и все, что ее заполняет — Поселок, Город, Река, Время и Люди — имеют свои прообразы. Здесь же Территория — это совершенно абстракция. И «золото территории» абстракция. И даже «советское время» — абстракция. Фильм не «повествует о подвиге советских геологов» и не о «трудностях разведки золота на Чукотке».
Он только о Территории и о людях, которые ее осваивают. Два существительных и между ними глагол, две абстракции и взаимоотношения между ними: люди осваивают Территорию. Эти люди чем-то похожи на советских людей, а в чем-то немного похожи на современных, время в фильме нарочно придвинуто с начала-середины пятидесятых лет на пять-семь «ближе» к нашему времени (полетел Гагарин), а стилистически, пожалуй, даже еще ближе, и местами грань кажется что стирается. И это явно не неспособность «изобразить эпоху», цели этой нет. Эпоха такая же абстракция. Советские реалии существуют только для условной исторической правдивости. Фильм явно указывает на желание видеть людей такими. Не важно — были они точно такими или нет. Важно, чтобы такие люди не переводились, чтобы большой мир не вымер, чтобы не победило окончательно «всеобщее забалдение».
Съемки фильма сделаны на плато Путорана. Цель съемок, очень эффектных, также ясно читается. Показать, почему всем героям фильма нравится Территория, за что они ее любят, влюбляются сразу. Территорию невозможно не любить, она прекрасна, она восторгает. И да, люди, влюбляясь, иногда почти тотчас на ней и погибают, едва ступив и очаровавшись. Люди здесь жертвуют собой, но в отличии от «постсоветского» взгляда на «кровавую» историю страны и дальнейшую ее такую же перспективу, людьми здесь не жертвуют. Здесь нет «винтиков системы», да и быть не может, здесь поселились свободные люди. Территория — трудное, опасное, и очень интересное и притягательное место. Здесь каждое неосторожное действие может привести к гибели, и люди об этом знают. И все равно рискуют. Им предлагают рисковать, и они соглашаются. Они, по привычке исполнять приказы, ждут приказов, но их им не дают. Риск должен быть инициативой. Да и разницы между риском и жизнью тут нет, потому что интерес к Территории равен интересу к жизни.
Режиссер Мельник на чистом глазу проговорил «национальную идею». «Страна великих возможностей», бормочет вслух промывальщик, сидя возле ветхой штопанной палатки в тысячах километров от всего, что обычно люди считают для себя «возможностями», прихлебывая кипяток из консервной банки и озираясь на сопки. Эта, казалось бы, банальность созвучна видеоряду, оттого перестает быть банальностью. «Прекрасна страна из желтой тундры, темных гор и блеклого неба, прекрасно одиночество рекогносцировщика среди неизученных гор и долин, прекрасно, что ты никогда не умрешь», рассуждает съемщик Баклаков в маршруте, оглядывая с высоты водораздела безлюдные просторы. Здесь интересно жить и интересно работать «ради того непознанного, во имя чего зачинается и проходит индивидуальная жизнь человека», если интерес связан с освоением территории и выводом себя из общества «забалдения». Человеку «забалдения» тут неинтересно, скучно, неуютно, оттого что опасно и совершенно нечего приобрести.
Есть парадокс во взаимоотношения Большого мира и маленького. Люди мира маленького, как всякие победители, презрительны и насмешливы по отношению к Большому миру, но люди Большого мира не презрительны к людям маленького, потому что они сами родом оттуда и ради него только и живут. В нем есть жены, дети и товары первой необходимости. В романе Баклаков отказывается считать свою работу хоть сколько-нибудь героической, настаивая, что жизнь его односельчан более трудна, более ответственна и более полезна. Да, собственно, и нет географической или профессиональной границы между Большим миром и маленьким, она проходит только по людям, по их отношениям друг к другу. И на Территории может оказаться или внезапно обнаружить себя человек «забалдения», как бригадир Седой, который схватил мешок с пробами на золото и выстрелил в человека просто из рефлекса, заставляющего что-то приобрести, иметь в руках что-либо ценное.
В конце звучит «Песня о тревожной молодости» Пахмутовой-Ошанина, фильм во многом и является ее визуализацией. Герои оказались достойны Территории, она их, можно сказать, приняла, и отдала то, что они искали. Этот фильм — мечта о том, каким хотелось бы видеть человека. Интересным, увлеченным, умным, добрым, бескорыстным, и рисковым. Любящим то, что принадлежит ему, всем и никому. В ленте нарочно многое непонятно, недоговорено и беспричинно, сценарий исполнен дискретным. Тем самым фильм позволяет избавиться от времени действия, и считать все, происходящее на экране, сегодняшним, а, может быть, и завтрашним днем. Здесь заметен призыв осуществить свою жизнь интересной и нужной другим людям, без которых ты не обходишься, и которым без тебя не обойтись. Возможности для этого — если кто не видит, или не понял — безграничны. Дверь в большой мир открыта: «День сегодняшний есть следствие дня вчерашнего, и причина грядущего дня создается сегодня. Так почему же вас не было на тех тракторных санях и не ваше лицо обжигал морозный февральский ветер? Где были, чем занимались вы все эти годы? Довольны ли вы собой?».