Еще три года назад, после разгрома иранскими спецслужбами террористической организации «Джундалла», которую иначе как «людоедами» за беспредельную жестокость не называли, казалось, что с салафитским подпольем в Иране покончено. Но серия нападений на женщин, прокатившаяся в прошлом месяце по Исфахану, говорит о том, что сегодня это подполье переживает второе рождение.

Мотоцикл — излюбленное средство передвижения террористов в Иране. Посреди дня неизвестные на улицах Исфахана, второго по величине города Исламской Республики, воспетой поэтами жемчужины Востока, притормаживали возле женщин и плескали им в лицо кислоту. По данным полиции, жертвами этих «кислотных атак» за несколько дней октября стали восемь женщин, одна из которых, 27-летняя Сохейла Джоркеш, практически ослепла, а многочисленные ожоги на ее теле требуют пересадки кожи.

С «политической точки зрения» время для этих атак было выбрано безукоризненно. За несколько дней до их начала Маджлис (иранский парламент — ИА Regnum) утвердил законопроект, существенно расширяющий права «народных дружинников» из общеиранского патриотического движения «Басидж» в отношении контроля за соблюдением «норм исламской морали» в общественных местах, в том числе — за ношением хиджаба, платка, покрывающего голову. Естественно, что после нападений на женщин пресса «реформаторов» и либеральные круги тут же обвинили в произошедшем активистов «Басидж», а «моральная ответственность» за «кислотные атаки» была возложена на консерваторов из парламента. У здания мэрии в Исфахане прошел двухтысячный митинг, на котором собравшиеся требовали от властей обеспечить безопасность на улицах города, а к зданию парламента в Тегеране вышли около трехсот человек с лозунгами за отмену «дискриминационных законов».

Иранские власти отреагировали на нападения более чем оперативно. Полиция создала специальную следственную бригаду, укомплектованную лучшими кадрами. Президент Рухани объявил о создании специальной комиссии по расследованию обстоятельств и причин нападений, в которую вошли три министра его кабинета. Но вот того, что «кислотные атаки» будут использованы либералами для ожесточенных нападок на консервативные круги, власти явно не ожидали. Поэтому в первые дни после серии нападений повели себя достаточно неуклюже: сначала выдвинули версию о том, что атаки — дело рук иностранных агентов, затем стали говорить, что исполнители, очевидно, совершили эти преступления, «поддавшись влиянию враждебной пропаганды, в частности — передач персидской службы ВВС», а вскоре начали обвинять либеральную прессу в том, что «нагнетание истерии вокруг кислотных атак содержит необоснованные обвинения в отношении режима, играет на руку враждебным кругам на Западе и создает угрозу переговорам по ядерной программе».

В мутном потоке политиканства, конъюнктурщины и взаимных упреков потонула высказанная в первые же дни здравая мысль следователей о том, что «дискуссии о хиджабе» и правилах его ношения — лишь ширма для нападавших, поскольку несколько жертв были в этом отношении безукоризненны: происходили из семей, придерживающихся консервативных традиций, а потому — соблюдали принятые в исламе нормы одежды. Либеральное «общественное мнение» предпочло этого заявления полицейских специалистов не заметить, потому как нынешнее состояние этого самого либерального общественного мнения в Иране очень напоминает автору психоз, охвативший умы в период «угара перестройки» в СССР, когда самым здравым идеям отказывали в доверии только потому, что они исходили от официальных властей. К счастью, полицейское мышление гораздо устойчивее к общественным психозам, чем умы тех, кто играет в политику, а потому специалисты следственной бригады и оперативники иранской службы безопасности проигнорировали «подсказки», подбрасываемые им из двух лагерей сразу — консервативного и «реформаторского». В начале ноября были арестованы четверо причастных к атакам иранских граждан, которые спустя несколько дней начали давать показания. Все они оказались так или иначе связаны с местным салафитским подпольем. И это обстоятельство является как для правоохранительных органов, так и для иранских властей гораздо более неприятным «сюрпризом», чем если бы обнаружилось, что атаки совершали иностранные агенты или же излишне активные в деле поддержания исламских традиций граждане. В Иране о местных салафитах говорят крайне неохотно. Официального запрета на эту тему не существует, но все обсуждения этой проблемы ведутся только в узком кругу, и почти никогда — с иностранцами. До недавнего времени было принято считать, что салафизм как форма религиозного экстремизма — удел экономически слаборазвитых провинций, того же Иранского Белуджистана, приграничья с Афганистаном и Пакистаном, где и оперировала террористическая группировка «Джундалла».

С ее разгромом в 2010-2011 годах, когда верхушка организации была казнена, а рядовые члены получили длительные сроки тюремного заключения, на официальном уровне считалось, что салафитская угроза в стране ликвидирована. Но очень скоро оказалось, что исламистское подполье — это своего рода многоголовая гидра, в борьбе с которой отсечение одной головы ничего не решает.

Сунниты в Иране составляют, по разным оценкам, от 9 до 10% населения, только в Тегеране их более миллиона человек. Из них в основном салафиты и вербуют своих сторонников, при этом особое внимание уделяется привлечению в подпольные ячейки выходцев из среднего класса и состоятельных семей. Проповедники и вербовщики, проникая в Иран через афганскую, пакистанскую и иракскую границу, искусно разжигают у местных суннитов недовольство своим положением «дискриминируемого меньшинства», используют факты запрета на строительство суннитами новых мечетей и закрытие старых, как это было в минувшие годы в провинциях Хорасана, Белуджистан и Ардабиль, в городах Мешхеде и Ширазе.

Активисты из запрещенных в Иране организаций, таких как «Суннитское исламское движение», «Центральный совет суннитов», «Коран», «Мухаммадия», — стали «кадровым резервом» для салафитского подполья, численность ячеек которого в крупных городах растет с каждым днем.

Затруднений с финансами иранские салафиты не испытывают, и доля денежных вливаний со стороны «коллег» из-за рубежа здесь крайне незначительна. Участие в нелегальном бизнесе и использование доли от наркотрафика и контрабанды в целях «политической борьбы» давно стало фирменным почерком террористических и оппозиционных движений в Иране. Организация курдских сепаратистов PJAK (Партия свободной жизни иранского Курдистана) «оседлала» коридор на западной границе, и если с наркоторговцами им пришлось договариваться о сотрудничестве и распределении долей, то контрабанду курдским сепаратистам удалось подмять под себя чуть более, чем полностью. Уже неоднократно упоминавшаяся «Джундалла» с момента своего создания стремилась активно встроиться в наркотрафик из Афганистана, а еще об одном из источников дохода откровенничал до своего ареста ее лидер, Абдулмалек Риги, в интервью каналу «Аль-Арабия»: «Джундалла» участвует в контрабанде иранского дизельного топлива в Афганистан и Пакистан. Дизтопливо там дороже в пять раз от иранских цен. На вырученные деньги (или на само дизтопливо) обменивается опиум, который потом продается в Иране".

Причем эти операции по криминальному «самофинансированию» террористов на Западе подавались как политическая борьба — например, когда в августе 2007 года боевики организации в ходе налета похитили и угнали вместе с машинами в Пакистан 21 водителя-дальнобойщика в Чабахаре (провинция Систан-Белуджистан), западные СМИ тут же назвали данное событие «актом борьбы свободолюбивых белуджей против тегеранского режима». В реальности налицо была откровенная акция устрашения рэкетирами тех, кто отказывался «отстегивать долю на джихад» и не делился прибылями от контрабанды дизтоплива.

Словом, опыт добывания денег у иранских террористов большой, никак не меньше, чем опыт сотрудничества с иностранными спецслужбами. С той же «Джундаллой» активно работали и американская военная разведка, и ЦРУ, и Моссад, а вдобавок, как выясняется из недавних публикаций в «Нью-Йорк Тайм», — еще и ФБР. Сегодня к «старым» игрокам, ведущим партию с салафитским подпольем, активно присоединяются саудовская разведка и эмиссары «Исламского государства».

При всей своей возрождающейся активности салафитское подполье само по себе не способно серьезно взорвать Иран изнутри. Это понимают и его лидеры, и зарубежные кураторы иранских салафитов. Значимое воздействие на внутреннюю ситуацию это подполье может оказать только в случае тесной координации своих действий с другими сепаратистскими и оппозиционными группировками — от белуджей и курдов до «моджахедов иранского народа», которых два года назад усилиями конгрессменов и журналистов власти США исключили из списка террористических организаций. Прецедент уже был — в 2006 году курдская PJAK, Народный союз федаинов Ирана, Организация федаинов иранского народа (большинство) и Революционная организация трудящихся Иранского Курдистана (Комала) приняли специальный документ, в котором заявляли о том, что «разделяют воззрения европейского сообщества на опасность иранской ядерной программы, поддерживают международное давление на Иран в этом вопросе и выражают готовность содействовать этому давлению изнутри».

«Кислотные атаки» на иранских женщин — первый шаг вновь вернувшегося к активной борьбе иранского салафитского подполья. Следующим, очевидно, станет сколачивание новой коалиции сепаратистов, террористов и оппозиционеров, целью которых будет дестабилизация страны. Игорь Панкратенко, редактор Восточной редакции ИА REGNUM по Ирану