Дискуссия о переводе русских детских садов на латышский язык стала одним из ярких элементов "кампании национального реванша", развернутой правящими кругами Латвии в течение последних месяцев. Многие латвийские русские склонны усмотреть в постоянном муссировании вопроса о детсадах всего лишь еще один признак той "иррациональной свирепости", с которой, дескать, все последние двадцать лет обрушивается на них правящая элита. Однако, если присмотреться, то нельзя не заметить: в том, с каким упорством правящие проталкивают данный свой план, нет никакого иррационализма. Речь идет не более чем об элементе весьма продуманной национальной политики, направленной на установление в республике жесткой моноэтничности. И в этом плане Латвия даже выгодно отличается от многих других постсоветских государств, где подобная же политика проводилась железом и кровью.

Инициатива

Если обратиться к фактам, то вопрос русских детских садов стал сейчас одним из наиболее часто и остро обсуждаемых. К нему постоянно обращаются представители правящих партий радикального и более умеренного националистического толка. Например, обдумать постепенный перевод дошкольного образования только на латышский язык активно призывают депутаты фракции политического объединения "Единство" в Думе Риги. По их мнению, обучение латышскому нужно начинать с трехлетнего возраста. Депутат и член думского Комитета по образованию Элмар Веберс пояснил, что нужно отказаться от "созданной во времена советской оккупации системы дошкольного образования, разделяющей детей по языку". Эстафету данной дискуссии подхватили и в Сейме. Так, парламентарий Винета Пориня ("Национальный Союз") озвучила точку зрения, что полный переход детских садов с нелатышским языком обучения на латышский необходим для успешной общественной интеграции. По ее мнению, система образования не может разделяться по языковому признаку - поскольку "в образовательных учреждениях дети не только осваивают языки, но и учатся жить в едином обществе". Кроме того, депутат сказала, что полный перевод детских садов на латышский позволит избежать "абсурдных ситуаций", когда семьи, приезжающие в Латвию из других стран, предпочитают отдавать своих детей в садики с русским языком обучения. В качестве еще одного примера подобного "абсурда" Пориня охарактеризовала ситуацию, при которой латышские семьи в силу недостатка средств вынуждены отдавать своих детей в муниципальные детские садики, в которых, в ряде случаев, доминирует русский язык, а не латышский. Женщина-депутат предложила и конкретный, четырехэтапный план языковой реформы в детсадах: создание экспертной комиссии, выработка схемы перехода на латышский и работа с родителями, проведение информационной кампании и, наконец, принятие соответствующего закона. Пориня заявила, что в государстве не должно быть самодостаточного русского языка - хотя на данный момент, к сожалению, дело обстоит именно так: "если человек знает только русский язык, то он в Латвии может прожить".

Правда, что Пориня, что Веберс отнюдь не принадлежат к числу топовых латвийских политиков - сами по себе они являются далеко не самыми известными и популярными персонажами. Однако и гораздо более влиятельная личность, депутат Европарламента, председатель комиссии Сейма по образованию, культуре и науке Ина Друвиете ("Единство"), заявила, что единый принцип дошкольного образования в латвийских детсадах можно внедрить с 1 сентября 2013 года. Сделать это уже в текущем году невозможно - так как надо заранее подготовить учебные пособия, провести организаторские мероприятия и т.д. Приблизительная стоимость всей этой работы - 200 000-300 000 латов. Учитывая немалое влияние и опыт Друвиете, нельзя сказать, будто вопрос о языке в детских садах продвигается какими-то политическими маргиналами.

Возмущение

Как и ожидалось, все эти инициативы вызвали резкий ответный отклик русскоязычной общины. Стандартную точку зрения русского родителя выразил психолог Виктор Елкин: "Первую реакцию, молниеносно возникшую у меня в голове, можно выразить примерно так: "Только троньте моего ребенка, ублюдки, и вы увидите, как сдерживающий фактор уголовного кодекса потеряет надо мной всякую силу! Вы ляжете на пороге этого садика, но не переступите его!" Для компетентных органов, сразу уточняю - это лишь отражение возникшего в сознании желания, а не призыв к действию. Надеюсь, за мысли, возникающие у нас в голове, еще не сажают. Успокоившись, я начал размышлять о своей вспышке гнева и пришел к выводу, что такие чувства должны были возникнуть не только у меня. Это нормальная реакция любого родителя, в отношении ребенка которого хотят совершить насилие. Сразу уточню, я не против тех, кто добровольно отдает детей в латышские садики. Но ключевое слово здесь - добровольно! Хочешь, учи ребенка на русском, хочешь на латышском. Хотя, формально, такая возможность имеется и сейчас, но, в реальности, латышские садики совсем не торопятся брать Маш и Вань. Появляются "длинные очереди" и другие препятствия..."

Прочие представители русской общины высказывались не менее резко. Например, мэр Риги Нил Ушаков ("Центр Согласия") выразился в том духе, что "нужно иметь очень богатое воображение, чтобы пытаться добиться сплоченности общества, закрывая русские детские сады". Выступали эксперты и общественные деятели, указывавшие, что факт обучения ребенка на чужом языке с самого раннего возраста нанесет непоправимый вред его развитию. В качестве доказательной базы здесь обширно используется материал, собранный известными политиками и высококвалифицированными педагогами Яковом Плинером и Валерием Бухваловым - которые уже долгие годы занимаются изучением последствий перевода образования национальных меньшинств на латышский. Еще в 2008 году они издали монографию "Реформа школ нацменьшинств в Латвии: анализ, оценка перспективы" - сделанные в ней выводы оказались совершенно неутешительны. Рассуждая о возможном полном переводе русских школ на латышский, Я. Плинер заявил автору этих строк: "Официальные представители Министерства образования не хотят заниматься этой проблемой, но фактов не скрыть: с 2004 года, когда в русскоязычных школах была введена модель "60х40", качество образования, получаемого школьниками, серьезно снизилось. Соответственно, заведомо снизился уровень их конкурентоспособности на рынке труда. Идеальным вариантом было бы образование, получаемое на родном языке - при усиленном изучении других языков. Но когда ребенок вынужден, запинаясь и продираясь сквозь неродные выражения, штудировать на полузнакомом языке совершенно другие предметы, к языковедению отношения не имеющие - получается черт знает что, полная неразбериха и сумятица в мозгах ученика! А какие нервные потери, урон для здоровья ребенка это несет? Почему Министерство образования не хочет озаботиться такими исследованиями? Если же образование окончательно переведут на латышский, то оно уже полностью свалится в яму". Что же касается возможного перевода на латышский не только школ, но и русскоязычных детских садиков, то тут Я. Плинер высказывается еще более жестко.

Многие простые родители возмущались данной идеей в силу сугубо практических соображений. С тех пор, как Латвия стала частью Евросоюза, многие из них естественным образом стали рассматривать будущее своих детей за ее пределами - в других странах ЕС, куда теперь можно свободно выехать. Такие родители желали бы, чтобы их отпрыски сумели закрепиться в западноевропейских государствах, получить там высшее образование и хорошую работу. А в этом плане латышский язык является совершенно неконкурентоспособным - кроме жителей и выходцев из маленькой Латвии на нем никто больше не говорит. Недаром, политолог Филипп Раевский даже предложил, чтобы детские сады в стране были тринлингвальными. Если латвийский ребенок с детства выучится хорошо говорить на английском, русском и латышском, то его шансы на успех в жизни резко повысятся.

Не маргинальный выплеск, но продуманная политика

Негативная реакция русской общины вызвала некоторое ослабление категоричности противников детских садов нацменьшинств. Например, Элмар Веберс постарался смягчить более ранние свои заявления, объяснив, что пока в "Единстве" не существует еще единодушия по вопросу о языке в детских садах: "Мы начали дискуссию по этому поводу, которая проходит довольно интенсивно - но никакого решения на уровне партии пока не принято". В свою очередь, парламентский секретарь МИД Латвии, внештатный советник министра образования и науки по вопросам интеграции Виктор Макаров (член правления Партии Реформ Затлерса, пытающейся заигрывать с русским избирателем) охарактеризовал идею перевода всех детсадов на латышский, как "провокационную". Чтобы успокоить страсти, Макаров поспешил заявить, что данная мысль якобы не имеет поддержки ни в рижской Думе, ни в Сейме.

Тем не менее, есть основания предполагать, что идея все равно станет "продавливаться". Просто сейчас идет ее внедрение в общественное сознание - людям дают свыкнуться с мыслью, что ее воплощения все равно не избежать. Именно таким образом постепенно "пробивались" многие неприятные для простого населения Латвии решения: сначала объявлялось о намерениях, потом пережидался взрыв общественного негодования, народу давали возможность убедиться в бесплодности протестов - и со временем неприятный план претворялся в жизнь. Что касается же русских садов, то упразднить их проще, нежели, например, в очередной раз поднять пенсионный возраст. Ведь проблема эта касается только русскоязычной общины.

Тот факт, что разговор зашел уже о детских садах, свидетельствует о том, что государственная этнократия отлично понимает ситуацию и стремится искоренить угрозу для своего существования. Ведь то, что в Латвии стремятся ассимилировать национальные меньшинства, не является чем-то уникальным в мировой практике. Напротив, примерно подобную ситуацию можно увидеть в большинстве бывших республик СССР - да и не только там. Можно сказать, что правящие круги постсоветских государств извлекли урок из своего собственного опыта выхода из состава Советского Союза. Как известно, в этом государстве, еще с самого начала его основания, особое внимание уделялось национальному вопросу. Причем, ставка делалась на всяческое поощрение развития самосознания и культуры народов, не относящихся к государствообразующей нации - достаточно ознакомиться с воззрениями В. И. Ленина по национальному вопросу. Такой поход выразился и в принятии территориальной структуры, созданной на основе вычленения из тела бывшей Российской Империи ряда национальных республик. В результате, в СССР оформились условия для существования различных национальных элит - которые в 80-х сыграли ключевую роль в том, что бывшие советские республики превратились в независимые государства. Недаром, до сих пор в этих государствах во многом продолжают заправлять бывшие коммунистические функционеры (достаточно вспомнить президента Латвии А. Берзиньша и ту же Друвиете). Но при этом, элиты, разумеется, не желают, чтобы кто-либо повторил их собственный опыт двадцатилетней давности. Моноэтнические государства необходимы им для того, чтобы обеспечить собственное будущее, сохранить целостность доставшихся им территорий. По их мнению, наличие в государстве мощных национальных меньшинств создает предпосылки для сепаратизма. Недаром, в той же Латвии в последнее время усилились разговоры жителей Латгалии (беднейшего в стране края, в котором, к тому же, процент нацменьшинств особенно велик) о необходимости предоставления их региону какого-то особого статуса, а возможно даже автономии.

И тут встает вопрос о методах: каким образом обеспечить моноэтничность на территориях, которые на данный момент заселены большим количеством представителей других наций? Тут есть лишь две возможности - силовое воздействие или культурное подавление. Силовой вариант был использован в некоторых государствах Средней Азии, в фактически отделившейся от РФ в 90-х Чечне, в Приднестровье, в республиках бывшей Югославии. Но для государств Прибалтики он оказался неприемлем в силу многих причин. Вместо этого ведется непрерывное воздействие на культурное ядро русской общины, дабы "перековать" ее представителей в носителей титульной национальной идентичности. И отмена русских детских садов в данном контексте выглядит строго логичным и последовательным шагом.