Руководитель исследовательских программ фонда "Историческая память" (Москва) Владимир Симиндей ответил на вопросы ИА REGNUM в связи с решением Европарламента впервые отметить 23 августа 2011 года день памяти жертв тоталитаризма, в абсолютном большинстве случаев понимаемых как жертвы нацизма и коммунизма, без указаний на участие демократических стран Европы и европейских коллаборационистов в преступлениях тоталитаризма.

ИА REGNUM: Почему ЕС поминает жертвы только тоталитаризма, не поминая жертв демократии и авторитаризма, фашизма и милитаризма?

В этом политическом жесте нет ничего случайного. С технологической точки зрения формирование евробюрократами культуры памяти жертв авторитаризма, фашизма и милитаризма (на рассмотрение под таким углом зрения демократии наложено негласное табу) не способствует консолидации Европы и не обеспечивает в должной мере решение пропагандистских задач. С идеологической точки зрения сохранение на высоком уровне широкой мемориальной палитры также подается как дестабилизирующий фактор: в условиях реванша правонационалистических идеологий и практик вспоминать жертвы их аналогов из прошлого отваживаются лишь некоторые политические оппоненты, но не ведущие политические силы стран ЕС, допускающие коалиционные компромиссы с ультраправыми. Кроме того, уступка евробюрократов главным лоббистам уравнивания коммунизма и нацизма - правым политикам из стран Центрально-Восточной Европы (привыкшим бравировать не только антикоммунистическими, но и русофобскими настроениями), позволяет Брюсселю канализировать часть активности новичков Евросоюза в историко-пропагандистское русло, несколько ослабляя их претензии экономического и фискального характера.

ИА REGNUM: Каков был характер политических режимов Центральной и Восточной Европы в 1930-1940 гг., с которыми на своих западных границах сталкивался СССР?

У всех западных соседей СССР прослеживается общий вектор трансформации - скатывание от слабых демократий и квазидемократий к авторитарно-националистическим диктатурам с отчетливым антикоммунистическим рефреном, для которых идеологическими, организационными и эстетическими примерами выступали итальянский фашизм и германский нацизм. Характерно, что при всех новых "увлечениях" режимы таких стран, как Эстония, Латвия или Румыния, сохраняли остатки политико-психологической зависимости от стран Антанты, установившейся еще с 1918-1920 гг.

ИА REGNUM: Какие цели преследовали эти режимы в отношении СССР?

Государства, появившиеся в результате фактического поражения России в Первой мировой войне (Латвия, Литва, Польша, Эстония, Финляндия - с оговорками) и/или территориально поживившиеся за ее счет (Румыния оккупировала и аннексировала Бессарабию; Польша заняла Западную Украину и Западную Белоруссию, Финляндия присоединила Печенгский край, часть полуостровов Рыбачий и Средний; Латвии отошли часть Витебской губернии (Латгалия) и город Пыталово с окрестностями; Эстонии - Печорский край, Принаровье, Ивангород), пребывали в страхе из-за своего лимитрофного положения и высоких рисков пересмотра несправедливых границ в будущем. Так, руководитель финской делегации при заключении Тартуского мирного договора 14 октября 1920 года, Юхо Кусти Паасикиви, признал впоследствии, что полученная в результате этого договора граница была для Финляндии "слишком хороша, чтобы оставаться постоянной". Залогом своего существования режимы в государствах-лимитрофах видели ослабление или расчленение СССР, поэтому участвовали (при всех своих страхах ответно-встречных действий Москвы) в различных военно-политических комбинациях, направленных против Советского Союза, инициаторами которых выступали то Лондон, Париж и Вашингтон, то Берлин.

ИА REGNUM: Кто начал раздел Европы с Гитлером накануне Второй мировой войны: СССР или западные демократии?

Ответ на этот вопрос хорошо известен исторической науке, но неудобен для пропагандистских штампов евробюрократов: умиротворение нацистского агрессора на Западе за счет уничтожения Чехословакии и разжигания его аппетитов в отношении земель на Востоке предприняли именно Лондон и Париж, тогда как Москва сопротивлялась на политическом уровне расчленению Чехословакии как залогу новой большой войны. Европропагандистам выгодно выпячивать "уникальность" Пакта Риббентропа-Молотова и секретных приложений к нему, ретушируя свои договоренности с Гитлером - от Мюнхенского сговора до региональных прибалтийских пактов Риббентропа-Мунтерса и Риббентропа-Сельтера от 7 июня 1939 года, подкрепленных тайными устными договоренностями антисоветской направленности, следы которых удалось найти в меморандуме Дертингера.

ИА REGNUM: Почему ЕС не осудил Мюнхенский сговор?

Потому что актуализация на политическом уровне этого вопроса европейской элите вовсе не нужна. Одно дело задним числом довоёвывать с Советским Союзом, протаскивая тезис о российской "извечной вине" и "дефиците покаяния", другое дело - культивировать память о страшных последствиях "своего" решения, о действиях своих предков, сотрудничавших с нацистами или закрывавших глаза на их преступления. Попытки уравнять принципиально различные режимы - нацизм и коммунизм - по натянутым или второстепенным критериям в рамках доктрины тоталитаризма будут продолжаться, несмотря на критику возможных негативных последствий такой политики, включая банализацию трагедии Холокоста и ее психологическое вытеснение "новыми открытиями жертв" в массовом сознании европейцев. При этом сравнительный анализ Мюнхенского сговора Запада с Гитлером и советско-германских договоренностей, проводимый в ряде исторических исследований, не перестанет вызывать истерику у европропагандистов: "Как смеете сравнивать трагическую ошибку Запада с хитрым умыслом двух диктаторов?" На мой взгляд, по мере возрастания внутренних трудностей в Евросоюзе попытки поиска "общих" для европейцев врагов (как в настоящем, так и в прошлом) будут только усиливаться.