Наталья Самовер: Уничтоженный ради высокого музыкального искусства...
В ночь с 25 на 26 апреля в Екатеринбурге был тайно снесен памятник архитектуры регионального значения - дом Ярутина, построенный в конце XIX в.; горожане возмутились и провели акцию протеста с участием деятелей культуры и политиков. Спустя месяц после того, как эта весть облетела российские СМИ, общественное движение "Архнадзор" взбудоражило прессу сообщением о том, что в Москве снесен памятник архитектуры федерального значения - постройки городской усадьбы Глебовых-Стрешневых - Шаховских конца XVIII - XIX вв. И тут тоже случился порядочный информационный резонанс. Но на этом сходство двух вопиющих случаев заканчивается, и начинаются любопытные различия.
В Екатеринбурге по факту сноса заведено уголовное дело. Таинственного ночного экскаваторщика и тех, кто послал его, ищут. В Москве все сложнее. С одной стороны, никого искать не надо - лица, ответственные за снос, известны поименно. С другой стороны, ну и что? В Москве снос памятника федерального значения считается законным. Вот так...
Фактическая сторона дела выглядит следующим образом: на территории усадьбы Глебовых-Стрешневых - Шаховских на Большой Никитской полностью снесены подковообразные служебные корпуса со сводами, образовывавшие внутренний двор; от флигелей, выходящих на Калашный переулок, остались одни фасадные стены; готовится новое капитальное строительство для расширения музыкального театра "Геликон-опера" под руководством Дмитрия Бертмана. Проект, предполагающий превращение исторического двора в крытый амфитеатр на 500 мест, разработан под руководством Андрея Бокова, недавно избранного президентом Союза архитекторов России. Активные работы на объекте начались в январе 2009 года, и уже к середине мая дело было сделано - мешающие новому строительству части памятника архитектуры зачищены.
Что это? Описание грубейшего нарушения законодательства об охране памятников, т.е. описание совершенного преступления? А вот и нет! Это описание действий, официально санкционированных всеми властями, уполномоченными блюсти сохранность этих самых памятников. Ни городской Комитет по культурному наследию (Москомнаследия), ни Федеральная служба по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия (Росохранкультура) ни имеют ко всему этому ни малейших претензий. Все согласования имеются. Процесс старательно уложен в рамки закона и сверху слегка придавлен коленом - чтобы не топорщился.
Но нет глядящим на это ни покоя, ни удовлетворения. Потому что сама картина разрушения на строительной площадке криком кричит о надругательстве над совестью и здравым смыслом.
Об угрозе, нависшей над жемчужиной Большой Никитской - необыкновенным дворовым пространством, в 1880-х годах оформленным архитектором Константином Терским в стиле узорочья XVII столетия, неоднократно писалось в прессе. Был и пикет под лозунгом "Усадьбе Шаховских - защиту закона", и письма во все возможные инстанции от имени граждан, не желавших смириться с готовящимся разрушением памятника. Было заявление в прокуратуру. Тщетно. Запланированный и согласованный снос стал реальностью.
Двор, ныне уничтоженный ради высокого музыкального искусства, был необычен и прекрасен, ну, никак не менее, чем необычны и прекрасны оперные постановки театра "Геликон-опера", но речь сейчас не об этом. Право на существование ему обеспечивалось не чьими-то эстетическими предпочтениями, а законом - федеральным и городским законодательством об объектах культурного наследия.
Усадьба Глебовых-Стрешневых, последней владелицей которой была княгиня Шаховская, была поставлена под охрану государства еще в 1960-х годах, и с тех пор никто не выражал сомнения в ее культурной ценности. Защита закона, казалось бы, была абсолютной. Федеральный закон от 25 июня 2002 г. №73-ФЗ "Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации" прямо запрещает на территории памятника проектирование и проведение земляных, строительных, хозяйственных и иных работ за исключением "работ по сохранению данного памятника, а также хозяйственной деятельности, не нарушающей целостности памятника и не создающей угрозы его повреждения, разрушения или уничтожения" (Ч. 2 Ст. 35). Такой же запрет содержится и в Законе города Москвы от 14 июля 2000 г. № 26 "Об охране и использовании недвижимых памятников истории и культуры" (Ч. 3 Ст. 33). Под сенью этих строгих актов памятник просуществовал до появления Распоряжения правительства Москвы № 1576-РП от 17 октября 2002 г. "О реставрации и реконструкции здания по адресу: Б.Никитская ул., 19/16, стр. 1, 2". В 2006 г. особым распоряжением слово "реконструкция" в этом документе было стыдливо заменено на "реставрация с приспособлением памятника архитектуры", вот только суть запланированных работ от этого не изменилась: исторические постройки должны были уступить место театральному залу и сценической коробке.
Реализацию этого замысла мы сейчас и наблюдаем.
Бесформенные груды строительного мусора, лежащие на земле, - это и есть объект культурного наследия федерального значения "службы (циркумференция)", являющийся частью ансамбля усадьбы Глебовых-Стрешневых (так снесенные здания описаны в городском реестре памятников архитектуры). 25 мая многочисленные телекамеры запечатлели споро работающую мощную технику на месте, где еще недавно цвела архитектурная сказка Константина Терского. Таким образом памятник, пользуясь терминологией Федерального закона, сохраняется посредством приспособления его к современному использованию.
Помните, чего не надо делать, когда на клетке слона видишь надпись "буйвол"? - Верить не надо. Надо разбираться.
Здесь необходимо сделать некоторое отступление. Дело в том, что приспособление к современному использованию - естественная судьба большинства памятников архитектуры. Дворцы и крепости становятся музеями и гостиницами, фабрики - выставочными залами и бизнес-центрами, особняки - офисами и суперэлитным жильем, усадьбы - санаториями и домами приемов, а обычные жилые дома благоустраиваются для комфортного проживания. Только так - найдя старинному зданию адекватную современную функцию, его можно спасти от неизбежного выморачивания и гибели. Приспособление - всегда компромисс. В старинных постройках появляются новые перегородки, прокладываются коммуникации, выделяются целые зоны, получающие современный облик. Как сделать так, чтобы вынужденное вмешательство современности не нанесло непоправимого ущерба памятнику - главная задача, стоящая перед специалистами, серьезнейший вызов их профессионализму и совести.
Авторы Федерального закона "Об объектах культурного наследия" хорошо понимали это и включили приспособление к современному использованию в состав мероприятий, направленных на сохранение объекта культурного наследия, наряду с ремонтно-реставрационными работами и консервацией (Ч. 1 Ст. 40). Далее, стремясь сделать более законной и определенной саму процедуру приспособления, они ввели в закон специальную статью 44, в которой приспособление объекта культурного наследия для современного использования определяется как "научно-исследовательские, проектные и производственные работы, проводимые в целях создания условий для современного использования объекта культурного наследия без изменения его особенностей, составляющих предмет охраны, в том числе реставрация представляющих собой историко-культурную ценность элементов объекта культурного наследия". Здесь впервые прозвучало новое для методологии охраны памятников понятие - "предмет охраны".
С этого момента появилась законная возможность разделять любой памятник на две зоны - одну, в которой он более памятник, и другую, в которой он менее памятник. Части памятника, попадающие в первую, по-прежнему строго охраняются и реставрируются, а части, попадающие во вторую, не охраняются вовсе; по умолчанию, они не обладают историко-культурной ценностью, их можно как угодно изменять и даже сносить, если это нужно для приспособления здания к современному использованию.
Вопрос, однако, в том, где провести грань между двумя частями. Одно дело, если предмет охраны определяется таким образом, чтобы позволить снос, скажем, поздней пристройки, исказившей первоначальный архитектурный замысел, и другое дело, когда за пределами предмета охраны оказываются существенные части первоначальной постройки, которые просто мешают грандиозным планам по "приспособлению", а фактически - запрещенной законом реконструкции памятника.
Законодатели, подложившие такую мину под все недвижимое наследие страны, конечно, не хотели дурного. Они исходили из презумпции добросовестности правоприменителей, полагая, что неоднократно повторенные в других статьях закона требования сохранения объектов культурного наследия должны настроить на соответствующий лад тех экспертов и чиновников, которые будут в каждом конкретном случае определять предмет охраны. Увы, этого оказалось недостаточно. Вот уже семь лет прошло с момента принятия закона, а Министерством культуры России так и не утверждена методика определения предмета охраны, и этот важнейший вопрос полностью отдан на откуп лицам, принимающим решения по каждому конкретному объекту. Проще говоря, как нам удобнее, так предмет охраны и пропишем. Путь к сознательному злоупотреблению законом открыт. Как принято в театре, если в первом акте на стену повешено ружье, в финале оно должно выстрелить.
Уже не первый год наиболее квалифицированные и ответственные специалисты бьют тревогу и требуют как можно скорее утвердить методику определения предмета охраны, которая поставит заслон на пути желающих протащить реконструкцию под видом приспособления к современному использованию. Но воз и ныне там. Министерство культуры хранит загадочное молчание. Между тем, ружье не просто висит на стене, оно уже стреляет. Бьет по нашему наследию. При реконструкции (извините, реставрации с приспособлением к современному использованию!) Большого театра предметом охраны была объявлена акустика зрительного зала, благодаря чему стало возможно разрушить его северную стену - самую старую подлинную часть здания, чтобы пристроить с этой стороны новые технические помещения. А ранее усадьба Римского-Корсакова - прекрасно сохранившийся комплекс построек XVIII века - была снесена практически полностью и заменена удобным для инвестора новоделом на том основании, что предметом охраны этого памятника федерального значения являлась только композиция фасадов, выходивших на Тверской бульвар.
Утвержденный Экспертной комиссией при Комитете г. Москвы по культурному наследию предмет охраны для усадьбы Глебовых-Стрешневых, который, по удивительному стечению обстоятельств, составлялся одновременно с разработкой проекта реконструкции усадьбы (позднее переименованной в приспособление), включает "композиционное расположение наружных стен боковых флигелей со скругленными углами, формирующих планировочную структуру пространства "большого двора"; архитектурное решение второго этажа флигеля в "большом" внутреннем дворе, над проездной аркой в Калашный пер. (декоративная башенка)". В переводе на простой и ясный язык бульдозеров и экскаваторов это означает: можно спокойно снести боковые флигеля и постройки, образующие двор, чтобы построить на их месте нечто полукруглое в плане, имеющее на втором этаже башенку. Это полукруглое и станет амфитеатром, где над порталом сцены, по замыслу архитектора, должен повиснуть без опоры огрызок башенки - естественно, без венчающего шатра, чтобы не упирался в благоприобретенный потолок.
С главным домом усадьбы, который никак не мешал планам по постройке новых театральных помещений, авторы предмета охраны обошлись более гуманно. Благодаря тому, что они сочли нужным сохранить его объемно-планировочную структуру и конструктивные элементы (перекрытия и лестницы), в доме сейчас идет вполне квалифицированная научная реставрация.
Хитроумный предмет охраны для усадьбы Глебовых-Стрешневых был сочинен в недрах Москомнаследия, однако ответственность за разрушение памятника федерального значения с городским комитетом вполне разделяет и федеральный орган - Росохранкультура. Под документом от 13 февраля 2008 г. о согласовании архитектурных, инженерно-конструкторских и технологических решений проекта стоит подпись тогдашнего заместителя руководителя Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия Анатолия Вилкова, известного своим снисходительным отношением к аппетитам реконструкторов.
Лучшим комментарием к этой печальной истории может послужить все тот же Федеральный закон № 73, а именно его статья 33, озаглавленная "Цели и задачи государственной охраны объектов культурного наследия", гласящая: "Объекты культурного наследия подлежат государственной охране в целях предотвращения их повреждения, разрушения или уничтожения, изменения облика и интерьера, нарушения установленного порядка их использования, перемещения и предотвращения других действий, могущих причинить вред объектам культурного наследия, а также в целях их защиты от неблагоприятного воздействия окружающей среды и от иных негативных воздействий".
Золотые слова. Слова, слова, слова...
Post scriptum: По последним данным, в результате огласки произошедшего Росохранкультурой и Москомнаследия создана совместная комиссия по усадьбе Глебовых-Стрешневых - Шаховских, которая уже побывала на объекте. Впечатления членов комиссии от увиденного не известны.
А в Екатеринбурге дом Ярутина решили восстановить.
Наталья Самовер, координатор общественного движения "Архнадзор"