Бывший секретарь Совета безопасности Южной Осетии Анатолий Баранкевич дал интервью газете "Коммерсантъ", которое издание публикует сегодня. ИА REGNUM приводит некоторые ответы генерала.

Про ваш конфликт с президентом Кокойты - правда?

Правда. Я приехал в Южную Осетию в 2004-м, стал министром обороны. Это было в конце июня 2004-го. Как раз было обострение между Грузией и Южной Осетией, и министра обороны не было, предшественник мой умер. Тогда грузинской армии не было такой укомплектованной, обученной, организованной. 18, 17, 19 августа шли боевые действия, а 19-го все кончилось, я всех поздравил с победой. Конечно, я уверен, что это получилось не без помощи России, которая делала сильные заявления. Вот тогда, когда бои закончились, я начал формировать Минобороны Южной Осетии. Когда я пришел, оно было небольшим, пришлось призывать людей, комплектовать, создавать подразделения, обучать, проводить боевое слаживание. А в 2006-м президент перестал меня подпускать к военной составляющей. Я стал секретарем совбеза.

Почему?

Мне объяснили, что я слишком популярный стал. Во время августовской войны эти противоречия углубились. С 1 августа начала накаляться обстановка на границе, сначала просто обстрелы, потом появились первые жертвы. Тогда премьер Юрий Ионович Морозов решил эвакуировать людей, благодаря ему сотни жизней были спасены: и детей, и женщин, и стариков. Где-то 35 тыс. населения примерно было вывезено оттуда. А президент нам все это время говорил: не надо никакой эвакуации, что вы в панику впадаете? 7 августа по Хатагурово был открыт артиллерийский огонь, потом пошли доклады, что надвигается техника, разворачиваются артиллерийские батареи, системы "Град", на подступах Цхинвала танковые колонны... Ну, тогда приехали представители Грузии, России, Южной Осетии, посовещались, сказали, что все будет хорошо. Саакашвили после обеда объявил, что любит осетинский народ, что сделает все, чтобы не допустить военных действий. Когда на совещании спросили мое мнение, я сказал, что будет война. Это очевидно. Я даже по местному телевидению сказал, что ожидаем тяжелые события, тяжелое время. В 23.36, как сейчас помню, прилетел первый снаряд - и началось. Прибыл я на командный пункт, он в правительственном здании, в подвале находился. Там президент, Морозов, все силовики, в том числе и прокурор генеральный. Ну, и госохрана, представители Минобороны, которые обеспечивали связь и т.д. Где-то через час я пошел, попросил президента, чтобы Юрия Морозова оттуда отправить в Джаву, потому что не могут быть сразу и президент, и председатель правительства быть вместе, - вдруг что-нибудь случится, а кто будет руководить республикой? Кроме того, должен был запасной командный пункт в Джаве непосредственно. Там будут беженцы, раненые.... Помощь гуманитарная туда придет, российские войска, если они придут, то их надо встречать... ну, он подумал и отправил Морозова в Джаву. Уже обстрел шел сильный. Было договорено, что если что-то случится с нами, Морозов берет руководство на себя. У нас тогда была еще связь, закрытая связь, с округом северокавказским, с Москвой. Докладывали обстановку, что и как. Где-то около двух часов ночи, через час, после того как Морозов убыл, президент встал, позвал к себе генпрокурора, замминистра обороны, снял всю госохрану, на которой лежала задача по обороне правительственных зданий и убыл в сторону Джава, не оставив вместо себя старшего. Остались глава МВД, председатель КГБ, министр обороны и я.

Почему же остальные не уехали?

Возможность уехать была. Но все решили остаться. Ближе к утру здание правительственное уже горело, а первым начал гореть мой кабинет, туда попал снаряд. Пожарники героически гасили то с одной стороны, то с другой. Но там перекрытия деревянные, если не гасить, там все провалится. Среди ребят, которые там остались со мной, уже начался такой ропот, мол, давайте уходить, чего мы здесь сидим. Я говорю - как только связь с Москвой исчезнет, тогда уйдем. Потом пропал один канал связи, второй, уже кипяток через потолок на нас лился - та вода, что пожарные заливали сверху, становилась кипятком. И, в конце концов, полностью оборвалась связь. Я перед самым обрывом заскочил в кабинет президента, увидел там такой телефон нестандартный. Я понял, что это одна из линий связи, с которой можно позвонить руководству России. Нажал - коммутатор отвечает. Я кричу: "Меня соедините с президентом России". А это утро уже, часов 8-9. Они мне: "Вы кто?" Я объясняю. Ждите на линии, говорят. Минут 15 прождал, потом говорят: "Он пока занят, подождите". Я говорю: соединяйте с любым другим руководителем. Они мне предлагают председателя Совбеза. Давайте, кричу. И вот Патрушев берет трубку, я начинаю докладывать обстановку, в это время пропадает и этот канал. Там оставаться бессмысленно уже было. Все горит, связи нет. Все, кто там был, вышли. По пути мы собрали всех, кто там оставался. Ну, пошли на север, на северную часть города. Решили двинуться в штаб миротворцев. Пришли туда, я говорю Кулахметову: давайте займем круговую оборону совместно и будем стоять, пока не подойдут российские войска. В то время уже по верхнему городку миротворческому велся ураганный огонь, мы знали, что там потери большие. В штабе в это время были корреспонденты и гражданское население - женщины, дети. Ну, Кулахметов сказал, что мое присутствие там с вооруженными людьми нежелательно. Он мне говорит: "Я тебе завидую, как российскому офицеру, ты можешь достойно умереть, но у меня миссия другая". Перед уходом я попросил телекорреспондентов связаться с редакцией и записать мой доклад, чтобы довели до руководства страны. Я сказал, что президент находится вне зоны конфликта, что мы с трудом удерживаем город, что сейчас подразделения, которые стояли перед городом, подавлены огнем артиллерии. И попросил три вещи: - чтобы российские власти сделали твердое заявление в отношении правительства Грузии, а если это не поможет, то нанесли удары авиацией, ракетными комплексами по наиболее важным военным объектам Грузии, и третье - чтобы ускорили продвижение российских войск к Цхинвалу. Это обращение передали по назначению.

Потом я собрал ребят, вышли из штаба. Уже слышен был рев двигателей танков с привокзальной площади... Ну, я решил, надо прикрыть подходы к миротворческому городку. Начали мы занимать дома, рядом со штабом, ближайшие перекрестки блокировать. Ребята метались, не знали, что делать. Была не то чтобы паника, была неорганизованность. Верховный уехал, никого не оставил, председатель КГБ остался у миротворцев. Куда делся глава МВД, я не знаю. Я его увидел только 10-ого числа. Ну и тут выезжают эти два танка. Ребята по этажам сидят, все притихли. У меня гранатомет был, я его себе сразу оставил, потому что частенько с ним воевал раньше и две гранаты к нему. Мне надо было показать ребятам, что можно воевать даже с теми боеприпасами, которые у нас есть. В общем, по первому танку, который выехал, я попал.

Говорят, вы прямо вышли на дорогу перед танком.

Да, на дорогу. У него башня вправо повернута была, выстрела по мне он произвести не мог. Я выстрелил и попал. И сразу увидел, что он резко остановился. Думаю: сейчас пушку повернет. Забежал в подъезд, взрыв. Выбегаю - куски башни только остались. Смотрю, и второй танк, шедший следом за этим, горит. Из третьего танка экипаж выскочил, но там уже ребята мои разобрались. И тут появилась авиация наша, стала обрабатывать дубовую рощу, а до этого грузинская только была.

Тут уже боевой дух поднялся у ребят. Танки уже горели и в других местах. Из соседних домов стали выходить парни, с оружием, мы организовались и пошли на Октябрьскую. Там я подбил еще один "Скорпион" грузинский. Они прямо перед нами проскочили, не заметили нас. Потом обратно едут - я прицелился, выстрелил и попал прямо в середину. 8-го мы полностью очистили город. К вечеру город был чистый. Под типографией организовали новый командный пункт. Еще когда я был министром обороны, я там делал командный пункт запасной, но его после моего ухода бросили, не доделали. Подхожу туда, а там наш председатель парламента Знаур Николаевич Гассиев, с женой. Я ему говорю: есть возможность вас эвакуировать в Джаву, давайте. На что он мне говорит: "Я уже старик, мне 84 года. Я училищ и военных академий не заканчивал, толку от меня как от бойца тоже мало, но если ребята будут знать, что я здесь, им будет спокойнее и лучше, поэтому я остаюсь". Настоящий подвиг это его, в отличие от президента. Он не убежал, а остался на месте. И вот он со слезами мне об этом сказал. Ну, мы с ним обнялись, тогда до конца будем стоять. В ночь с 8-ого на 9-ое опять начался обстрел. 9-ого опять грузины полезли в город. На этот раз они уже так далеко не зашли. Если 8-го они дошли практически до улицы Московской, то есть до центра, а 9-ого числа - только до 12-й школы. Создали мы такие огневые мешки в городе, что, попав в них, они уже выйти не могли. Немножко разжились боеприпасами для гранатометов.

А где вы их нашли?

Да везде по сусекам поскребли, кто из дома притащил, в резервах подразделений нашли кое-что. К 9-ому числу вот эти все атаки грузинские были отбиты ребятами. В ночь с 9-ого на 10-ое Василий Васильевич Лунев - именно он, а не товарищ Лаптев, который говорит про себя, что он спас Цхинвал, - завел в город танковый резерв. Что это из себя представляло? Это был батальон "Восток", ямадаевский. Я когда-то его формировал, кстати. Завели туда ребят с огнеметами, гранатометами, - мол, если пойдут опять грузины, то они бы встретили танковый резерв. Ну, грузины уже не пошли, город был чистый практически. Только немножко на самой южной окраине, где миротворческий городок, под Никози, там грузины еще были. А ближе к обеду 10-го августа, в 10-11 часов пошла российская тяжелая техника. Ну, было немного смешно уже смотреть, как они забегают в укрытия, что-то ищут, перебежками передвигаются. Я стою на улице, курю. Сейчас чем больше времени от сражения, тем больше героев появляется. В субботу смотрел канал "Звезда", сидит Герой России и доказывает, что он из танка стрелял по грузинским танкам в миротворческом городке 10 августа. Я не знаю, за что ему Героя дали. Вранье полное. 8-ого числа город был наш.

Говорят, тогда были серьезные проблемы с гуманитарной помощью...

Там вообще была гуманитарная катастрофа. Когда войска вошли, раненых было много в городе. Весь личный состав больницы не покинул город, женщины вытаскивали раненых, больных под обстрелом, переносили в подвал. Настоящие героини. Я 10-го послал людей в Джаву, я знал, что там стоит колонна, уже свободно можно было проехать по верхней дороге. Там уже находилось 20 с лишним машин Скорой помощи. А в городе люди умирали. Но эти машины в город не пускали. И я тогда выехал сам туда. Приехал, спрашиваю, где президент. Говорят, в районе РОВД. Пошел я туда. Нашел замминистра здравоохранения Северной Осетии, говорю: давайте соберем колонну и поедем в Цхинвал вывозить раненых. Он мне говорит: я не имею права, пока мне не разрешит министр здравоохранения Северной Осетии. Я ему: ну, выходите с ним на связь, я даю вам полчаса, чтобы вы собрались, сели в машину и поехали. Он говорит: связь будет не раньше, чем через два часа. Я ему тогда говорю: "Скажете ему, что я приставил вам пистолет к голове и заставил угнать все эти машины в Цхинвал". Дал я ему полчаса собраться. И тут вижу такую картину: пленный грузин, у него связаны руки, с голым торсом, кисти рук аж синие уже, не видно глаз, даже плакать не может, его избивают бойцы. Я подошел, говорю: "Что же вы делаете? Вы же горцы. Пленного бить нельзя, у него руки связаны". Они смутились, извините, товарищ генерал, говорят. Я им велел вызвать кого-нибудь из КГБ. Чтобы забрали этого грузина. Ему тут же руки развязали. И тут появляется президент. Он увидел меня, увидел пленного, понял, в чем дело. И первое, что он сделал, - подбежал к пленному и начал его пинать ногами. У меня все внутри перевернулось. Ребята-милиционеры глаза опустили, им стыдно.

В общем, повел я эту колонну скорых в Цхинвал из Джавы. Еще артиллерия немножко отстреливалась. Нагрузили раненых, вывезли, потом вторая ходка - загрузили, вывезли. По пути смотрю - гробы на земле, в Джаве. Мне говорят: КамАЗ приехал из Северной Осетии, выгрузил все и уехал. Вызвал я начальника ГАИ и начальника РУВД, загрузили гробы и повезли в Цхинвал. И вот так мы ездили - оттуда беженцы, туда - гробы. На следующий день президента тоже не было.

А когда он приехал?

Президент приехал только 11-го после обеда. Мы уже организовали сбор правительства на первом этаже, люди собирались. Потом меня вызвал Болдырев (командующий СКВО). Я думал, скажет спасибо, а он мне: "В Гори мародерство, делай что хочешь, чтобы все прекратилось. Если не справишься, через сутки я тебя лично расстреляю". Ну, может, шутил так, я не понял. Тут министр МВД подъехал, председатель КГБ, собрали командиров подразделений, дали инструкции. Отряды добровольцев стали разворачивать назад. Кстати, тех, кто воевал в городе, их среди мародеров не было. А потом началась эпопея с гуманитаркой. Было назначено около 20 членов гуманитарной комиссии. Но ни один человек на склады не пошел. Мне пришлось искать, куда продовольствие свозить, куда стройматериалы. Некому было разгружать машины... Склады ломятся, а развозить гуманитарку не успеваем. Вызвал я депутатов парламента, создали 8 округов, установили время и эти депутаты, с помощниками, взяли списки и ходили раздавали помощь... Что меня особенно настораживает - через 2-3 месяца там может быть социальный взрыв. К зиме подошли - никак. Школы и детские сады не отапливаются. Тепла нет. Дрова не заготавливались, сейчас в спешном порядке что-то делают, но машина дров стоит 15 тыс. руб. Где деньги брать? Бездумное руководство, понимаете?...

Сначала у людей была радость, эйфория. А потом прошел месяц, два, три... У меня много знакомых, которые снимают квартиры во Владикавказе. И много знакомых, кто не может выехать - у них маленькие дети, и они сидят в холоде. А ведь есть деньги, инвестиции, желание работать. Но с этим чудовищем никто работать не хочет. Потому что он во всех людях видит угрозу своей власти.