Казахстан, 17 августа, 2015, 02:44 — ИА Регнум. Следственный судья Кордайского районного суда Джамбульской области Казахстана удовлетворил ходатайство о принудительном помещении подозреваемого активиста Ермека Тайчибекова в стационар для производства судебно-психиатрической экспертизы. В постановлении суда говорится, что комиссия пришла к выводу, что испытуемый «обнаруживает признаки паранойяльного синдрома с идеями реформаторства и величия, имеются нарушения в сфере мышления в виде обстоятельности, склонности к «рассуждательству», а также имеются нарушения в эмоциональной сфере в виде тусклости, монотонности, ограничения круга интересов, нозологическую принадлежность которых определить в амбулаторных условиях не представляется возможным». Корреспондент ИА REGNUM посетил сторонника союза Казахстана и России.

Андрей Щербаков/Алма-Ата
Ермек Тайчибеков.

Над Алма-Атой идет дождь, уже сутки. После изнуряющей летней жары это как награда тем, кто дождался. Вторая хорошая новость — Ермеку Тайчибекову не запрещены визиты посетителей. Психиатрическая клиника, куда он помещен постановлением Кордайского суда — это старое здание в центре города, помнящее еще «настоящих буйных». Идея использования карательной психиатрии для выявления и подавления инакомыслия, как утверждает Вики, принадлежит еще Вышинскому, но настоящий расцвет поголовной диспансеризации диссидентов в СССР пришелся на 60-е годы: «По словам доктора исторических наук Л. А. Королёвой, к середине 1980-х гг. было известно о существовании 11 психбольниц специального типа, в число которых входили Днепропетровская, Казанская, Ленинградская, Минская, Орловская, Сычёвская, Черняховская, два «спецсанатория» в Киевской и Полтавской областях и др. Однако Жак Росси в книге «Справочник по ГУЛАГу» упоминает, что к концу 1970-х гг. в СССР было уже около сотни тюремных больниц, причём, кроме собственно «психотюрем», во многих больницах Министерства здравоохранения имелись камеры в распоряжении органов госбезопасности или внутренних дел. Доктор исторических наук Г. Чернявский пишет, что наиболее известными среди «психотюрем и тюрем с психотделениями» были больница при Институте им. Сербского, Новослободская и Бутырская тюрьмы, тюрьма «Матросская тишина» (все в Москве и под Москвой), психиатрическая больница в городе Белые Столбы Московской области, психотделение тюрьмы «Кресты» и больница им. И. И. Скворцова-Степанова в Ленинграде, больницы и тюрьмы в Днепропетровске, Казани, Калинине, Черняховске, Алма-Ате, Ташкенте, Великих Луках, Запорожье, Челябинске, Кишинёве, Минске, Орле, Полтаве, Киеве (Дарница), Риге и других местах».

Об использовании психиатрии в политических целях на Западе еще со времен Великой инквизиции Вики скромно умалчивает.

Беспрепятственно минуя проходную, захожу в тихий дворик с аллеями и скамеечками, шорохи жухлой листвы — похоже, единственный звук здесь, да и тот не проникает через старинный бетонный забор в утопающий в пробках город. Табличка-указатель дает направление: СПЭК. Да, Вики не ошиблась: «тюрьма-психушка» в Алма-Ате до сих пор существует. Аллея упирается в высоченный тюремного типа забор, железный, с колючкой поверху. Из-за колючки выглядывает присевшее от времени зданьице, мрачный уродец. Потыкав в «домофон», отчетливо слышу голос охранника: «Тайчибекова у нас нет».

«А где он?», — спрашиваю.

Ответом меня не удостаивают, поэтому иду в корпус «для гражданских». В мужском отделении меня встречают поприветливей и без волокиты вызывают Ермека на пост: что не запрещено, то возможно. В комнате для отдыха работает телевизор — шумно, проходим прямо в палату. Скромное, но опрятное прибежище духа на двоих постояльцев. «Он не политический, просто блогер», — сообщает пустоте сосед Ермека по палате и выходит в коридор, предоставив нам возможность пообщаться наедине. В этот же момент на город обрушивается стена воды. Ливень не прекратится и на следующий день.

— Если честно, я даже доволен таким поворотом дела, — говорит Ермек Тайчибеков. По сути, врачи, проводившую амбулаторную экспертизу, защитили меня этим заточением в больницу от худшего сценария развития событий. Накануне я даже вынужден был обратиться с письмом к председателю КНБ Казахстана Нуртаю Абыкаеву с просьбой оградить меня от угроз в мой адрес и в адрес моих близких от лиц, ведущих следствие по моему делу. А потом следователь мне скажет: «Ну и чего ты добился? Твое письмо мне же и спустили по инстанции». Кроме того, мне категорически не рекомендовали отказываться от государственного защитника, поэтому находясь на обследовании, я смогу выиграть время на организацию своей юридической защиты по цивилизованным нормам, а не по чьему-то хотению.

— А чем вам угрожают? — спрашиваю.

— Особым ко мне отношением при помещении в камеру и умопомрачительным сроком заключения. Кроме того, мне не гарантируют безопасность моих близких.

— Вы писали в Фейсбуке, что следствие длится с начала года. Почему Вы не остались в России, путешествуя этим летом по Крыму?

— Если честно, то до последнего не верил, что дело зайдет так далеко. Уж очень несерьезно выглядят основания, по которым меня подозревают в нарушении закона.

— Есть ли у Вас уверенность, что дело доведут до суда?

— Мне предлагали альтернативу. Я отказался.

Нашу беседу прерывает зычный голос с поста: «Ермек! Пора!»

На выходе меня провожает женщина в белом халате. Вид у нее немножко обескураженный: «политических» здесь давно не было.