Отлучение Льва Толстого от Русской православной церкви

Есть ли что-нибудь общее между Гришкой Отрепьевым, Степаном Разиным, Иваном Мазепой и Львом Николаевичем Толстым? Между самозванцем, бунтовщиком, вероломным предателем и гениальным писателем? Оказывается, есть. Все они, каждый в свое время, были отлучены от Русской православной церкви. Судьбы этих таких разных людей оказались связаны таким грозным и страшным словом — анафема.

Отлучение графа Льва Николаевича Толстого от церкви в феврале 1901 года произвело эффект разорвавшейся бомбы. Популярность графа в обществе была очень высока, и реакция образованного российского общества на решение Синода была однозначной — «произошла страшная, вопиющая несправедливость, реакционное бескультурное духовенство посягнуло на великого русского писателя». Толстого быстро провозгласили жертвой режима, и над головой писателя засиял ореол мученика. Но среди газетной шумихи мало кто задумывался о том, что же все-таки произошло между русской церковью и Толстым?

Самое парадоксальное заключается в том, что, строго говоря, анафеме знаменитого русского писателя никто не предавал. Все ограничивалось сухим определением Синода об отпадении графа Толстого от церкви. Причем, сам зачинщик конфликта, несмотря на то, что вокруг его имени бушевали страсти, по началу на решение высших судебных иерархов не реагировал никак.

Духовная жизнь писателя была скрыта не только от посторонних глаз, но даже от самых близких. И так было с самого детства. Маленький Лев и его братья забираются под стулья, занавешиваются платками и загораживаются ящиками. Они сидят в темноте, прижавшись друг к дружке, и от этого испытывают особенное чувство умиления и счастья. Смысл игры почти сакральный. Это даже не игра, а своеобразный ритуал. Маленькие Толстые изображают членов некоего «муравьиного братства», которое пытается разгадать великую тайну и ответить на вопрос «как сделать людей счастливыми?». Формулу человеческого счастья они записывают на волшебной зеленой палочке и закапывают на краю одного из оврагов в Ясной Поляне. Но пройдут годы, и детская игра станет чуть ли не навязчивой идеей великого писателя и мыслителя: формула или рецепт всеобщего счастья — на меньшее бывший член «муравьиного братства» был не согласен. Такой у него был масштаб личности.

В юности Толстой увлекается учениями философов-гуманистов, зачем-то облачается в неудобный балахон собственного изготовления и не снимает его даже ночью. Он бродит по полям с томиками Вольтера и Руссо. Домашние в шоке, гости в ужасе, когда фигура Толстого в уродливом балахоне появляется в гостиной. Он же держится как ни в чем не бывало и уверенным голосом вещает о тщетности всяких условностей, призывая к «простой естественной жизни». Такова, по мнению юноши, универсальная формула человеческого счастья.

Проходит более 20 лет, а «жить простой жизнью» у Толстого как-то не выходит. Он именитый литератор, счастливый семьянин, владелец большого имения… Казалось бы, живи и радуйся. Но Толстой не рад. Он часто водит уже своих собственных детей на край того самого оврага и ведет разговоры о всеобщем благе.

В 1870-е годы близится к финалу новый роман Толстого «Анна Каренина», но неожиданно наступает творческий кризис. Толстой понимает: все его лучшие произведения уже написаны. Повторить успех «Войны и мира» вряд ли получится. Что писать дальше? А главное — зачем? Творческие рефлексии приводят писателя в состояние глубокой депрессии. После вопроса «зачем писать?» появляется вопрос «зачем жить?». Русская душа загадочна, а душа русского писателя — загадочна вдвойне. Писатель уже не ходит на охоту с ружьем — боится себя. Разум уже не в силах возвратить волю к жизни. И за помощью писатель обращается к христианской религии. Постепенно он приходит к мысли, что причина всех причин — Бог. Теперь смысл жизни по Толстому — поиски Бога.

В своей «Исповеди» Толстой писал: «Живи, отыскивая бога, и тогда не будет жизни без бога. И сильнее, чем когда-нибудь, все осветилось во мне и вокруг меня, и свет этот ужас не покидал меня… И я спасся от самоубийства».

В первые годы после душевного исцеления граф Лев Николаевич регулярно ездил на церковные службы, молился, соблюдал посты, писателя воодушевляла сила веры простых крестьян, которая помогала им спокойно и безропотно переносить и бедность, и болезнь, и смерть близких.

Толстой считает своим долгом осмыслить и пережить религиозные чувства этих людей. Он едет в Оптину пустынь и навещает знаменитого старца Амвросия, но встречей оказывается разочарован. Амвросий был хорошо знаком с Гоголем, Соловьевым, Достоевским. Именно с него Федор Михайлович пишет образ старца Зосимы в «Братьях Карамазовых».

Постепенно Толстой разочаровывается в церковной жизни вообще. Молитвы не приближают писателя к достижению заветной мечты — всеобщему счастью. Зачем ходить в церковь, если окружающая жизнь от этого не меняется? И писатель принимается за поиски истинного, как он считает, христианства. «Не гневаться, не противодействовать злу насилием — все это не далекий евангельский идеал, к которому стоит стремиться, а обязательное правило человеческого общежития», — решает он.

Засев за изучение Евангелия, Толстой совсем не выходит в свет. Его жена Софья Андреевна в сердцах бросает: «По-моему, раньше без Евангелия этого было много лучше!». В поисках ответа на вопрос, что есть русский человек и человек вообще, Толстой приходит к мыслям о религиозной сущности человека и вопросу, что такое «русская религия»?

Он приходит постепенно к такому неутешительному выводу: «Если еще и существует та форма, которую мы называем церковью, то потому, что люди боятся разбить сосуд, в котором было когда-то давно драгоценное содержимое». Практически все произведения Толстого с 1890-х годов содержат в себе нападки на обрядовую сторону церковной жизни. Кроме того, к этому времени писатель вступает в связь с русскими сектантами-пацифистами «духоборами». Он защищает их от правительственных репрессий, помогает им с выездом за границу — в Канаду. И в церковных кругах забеспокоились уже всерьез. Мало того, что Толстой идет на разрыв с Православной церковью, публично заявив об этом — уже тогда это было, по сути, личное дело каждого — мало того, что помогает сектантам — готовы были закрыть глаза и на это…

Главная опасность заключалась в другом — учение Толстого начало распространяться среди русской интеллигенции, входить в моду. Сам писатель приобрел ореол духовного учителя и наставника. Авторитет Православной церкви стремительно падал. Авторитет же Толстого столь же стремительно рос: приверженцев толстовского учения становилось с каждым годом всё больше и больше. Появляется реальная угроза духовного бунта. И церковь не могла позволить себе молчать. Именно попытка сформулировать и создать свое религиозно-нравственное учение и вызвало самую жесткую реакцию. Это и взрывало, по мнению церковных авторитетов, самую душу русского народа. Поэтому и опасен был Толстой, «толстовщина», и потому она и была так сильна.

Существует две версии того, как появился роковой документ об отлучении Толстого. По одной версии, инициатива всецело принадлежала Константину Победоносцеву, всесильному обер-прокурору Синода — главному надсмотрщику над церковью со стороны государства. Согласно другой версии, инициатором отлучения стал санкт-петербургский митрополит Антоний. В частных беседах он часто говорит о необходимости приструнить зарвавшегося графа. Наконец, неизбежно свершилось — и в феврале 1901 года определение Святейшего Синода об отпадении графа Толстого от Православной церкви было официально опубликовано в «Церковных ведомостях». Спустя два дня его напечатали все светские газеты. Это стало настоящей сенсацией. «Граф Толстой в прельщении гордого ума своего дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно пред всеми отрекся от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь святая… Посему Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею».

Это было свое «Не могу молчать» церкви. Констатация того факта, что граф отпал от церкви. Если бы Толстой был предан анафеме — это бы означало, что он извергается из церкви окончательно, и не в праве рассчитывать даже на предсмертное покаяние.

Никому из противников Льва Николаевича, даже Иоанну Кронштадтскому, и в голову бы не пришло опровергнуть утверждения о том, что Толстой — великий писатель. Но великий писатель — это великая ответственность, а это не всегда совпадает. Как не всегда совпадает великий ум и великий дух.

7 ноября 1910 года великий правдоискатель покинул грешный мир. На похоронах никто не крестился, священнослужителей не было. Похоронили Льва Николаевича на краю оврага в Ясной Поляне — такова была воля Толстого: после смерти быть рядом с главной святыней своего детства — волшебной зеленой палочкой, на которой начертана формула всечеловеческого счастья.