Испания в ХХ веке: самый острый вопрос — насилие и политические репрессии

Сферы профессиональной деятельности крупнейшего испанского исследователя Анхеля Виньяса разнообразны: за плечами — годы работы экономистом в министерстве экономики и внешних связей, в Международном валютном фонде в Вашингтоне, а также в ООН, где он был послом от Европейского Союза. На протяжении последних лет Анхель живет между Брюсселем и Мадридом, работает профессором истории в Университете Комплутенсе и является ведущим экспертом по Гражданской войне в Испании и периоду франкизма. Среди его многочисленных работ — «В когтях орла», «Заговор генерала Франко», «Республика в период войны» и антология «В борьбе за историю: Республика, Гражданская война и франкизм». В интервью ИА REGNUM Анхель Виньяс рассказывает о том, как преподается история в Испании, о самоцензуре, Народной партии и о том, какие отголоски франкизма существуют в современном испанском обществе.

Анхель, в разные периоды ученые и мыслители давали свои определения понятию история. Какое определение истории дали бы вы?

Не без улыбки мне вспоминается афоризм Хардьеля Понселы, который сказал, что история — это то, что было написано, но мы не знаем, произошло ли оно на самом деле. Я исхожу из постулата, что история — это изучение действий, совершаемых людьми во времени. Ни более, ни менее. Это определение не предполагает никакой иерархии и позволяет мне заниматься исследованиями, не ограничиваясь при этом какой-то одной методологией. Установление границ между различными видами истории (политической, экономической, социальной, культурной, историей мысли, классов и ментальностей) логично, и на сегодняшний день важнейшим условием в исторической науке является специализация. Но, в зависимости от объекта исследования, границы могут стираться.

В одном из своих интервью вы сказали, что тень франкизма тянется в Испании до сегодняшних дней, и что сорок лет недостаточно для того, чтобы искоренить привитые в эпоху франкизма нормы поведения. Какие из этих норм продолжают существовать в испанском обществе сегодня?

Список может быть длинный. Франкизм не только изолировал Испанию от эффективного экономического, политического, культурного и социального взаимодействия с другими странами, но также послужил росту эгоцентризма и необразованности широких слоев населения (включая элиту) и способствовал укоренению различных пороков в обществе, таких как, например, тенденция оценивать реальность, деля все на черное и белое, беспрекословное подчинение государственной власти (которая «знает, как лучше»), неспособность участвовать в политической жизни страны («не нужно лезть в политику, это грязное дело по определению») и распространенный среди широких слоев населения страх свободы («что с ней делать?»).

Применительно к литературе и журналистике что, на ваш взгляд, хуже — цензура или самоцензура?

Без сомнения, самоцензура. Она ограничивает способность к творчеству, разжигает страх, парализует всякую духовную активность. В то же время самоцензура зачастую становится механизмом самосохранения. В случае с франкистской диктатурой и существовавшей тогда цензурой, тех немногих, кто смог ей противостоять, можно пересчитать по пальцам одной руки и, в основном, это были те, кто жил в эмиграции (разумеется, встречались и исключения, но их было немного). Лично я с особым удовольствием читаю статьи Грегорио Морана. В своих полемических текстах он неоднократно обличал уже ставшие неудивительными поступки и явления того темного периода в истории Испании, которым являлся франкизм.

Анхель, в своих работах вы утверждаете, что правый фланг политического спектра Испании неоднороден, и в настоящий момент концентрируется под колпаком Народной партии, в которой сосуществуют различные взгляды и трактовки прошлого. Не могли бы вы их обозначить?

Успех PP основывался на объединении под единым началом разных секторов испанского общества, начиная с христианских демократов (которые более и менее похожи во всех странах Евросоюза) до праворадикальных движений, которые никогда не шли против системы. В Испании, к сожалению, те правые силы, которые наиболее были близки представителям правых в других странах Европы (и для которых, не стоит забывать, фашизм и коммунизм — два проявления абсолютного мирового зла) уступили место тем, кто просто открыто противится принять фашистское прошлое диктатуры и ее идеологов.

В России в последние годы велась жаркая полемика вокруг создания единого учебника по истории. Каковы особенности преподавания исторической дисциплины в средних и высших учебных заведениях Испании?

Насколько я могу судить, ситуации с преподаванием истории в России и Испании сильно отличаются. В Испании в настоящий момент не существует канона преподавания и какой-то определенной трактовки исторических событий (как это было во времена франкизма). Но отголоски этого продолжают сосуществовать. Среди них я бы выделил тенденцию демонизировать Республику, изначальную настроенность против левых сил, отказ от обличения незаконности возникновения диктатуры и идею, что гражданскую войны невозможно было избежать. В то же время, делается особый акцент на позитивных аспектах франкизма (прежде всего, это касается политики по модернизации испанской экономики). Подобные трактовки насаждаются с целью преодоления страха, что подобные воззрения не смогут противостоять тем аргументам, которые сегодня приводят большинство историков. Могу сказать, что в начальной и средней школах господствует забвение исторических фактов. Лишь в университетах молодые люди впервые сталкиваются с иной, отличной от школьной, формой интерпретации прошлого.

Также до относительно недавнего времени работа в университетах Испании координировались преимущественно профессорами, воспитанными на диктатуре, или же их непосредственными последователями. Реально ситуация стала меняться лишь в 80-е годы, когда историки из разных университетов и многие преподаватели средних школ начали говорить об ином подходе к историческим событиям и пытаться развеять сложившиеся мифы не только о диктатуре, но и ее оппонентов.

Анхель, как вы хорошо помните, два года назад испанская научная общественность была потрясена Биографическим словарем, опубликованным Королевской Академией истории. Значительная часть текстов обвинялась в необъективности и манипулировании фактами, поскольку носила открытый профранкистский характер. Инцидент получил большой резонанс в испанских средствах массовой информации, и было принято решение направить материалы, в которых искажение фактов было очевидно, на переработку. Какового отношение к данному изданию в испанских научных кругах сегодня? Как вы думаете, будут ли все-таки его дорабатывать?

Это неплохое издание, но уже изначально оно было недостаточно хорошо продумано и спланировано. Тексты следовало бы подготовить с куда большей тщательностью. Ведь ни от кого не требовалось изобретать велосипед: существует ряд замечательных примеров, которые можно было взять за образец (например, Оксфордский Национальный биографический словарь), и после чего следовало опубликовать материалы онлайн с частичным доступом. Но, как я уже сказал, контроль за качеством текстов должен был быть куда более добросовестным. Трактовка некоторых биографий отдельных личностей, на мой взгляд, просто возмутительная (например, государственный переворот Франко определялся как «война за свободу», или что франкистский режим был авторитарный, а не тоталитарный). По поводу доработки текстов, мне неизвестно, что Королевская Академия истории намерена делать в этом отношении.

Каковы, на ваш взгляд, критерии объективности издания по истории?

Я считаю, что необходимо разделять объективность и беспристрастность. Автор (либо произведение) будет считаться объективным в том случае, если придерживается точно установленных, проверенных данных. Беспристрастность же — это другое. Мне кажется, что не подобает оставаться беспристрастным, когда мы говорим о демократии или диктатуре и защищать систему, попирающую и обесценивающую права человека. Как неприемлемой является и защита фашистской диктатуры.

В своей книге «В когтях орла» вы цитируете профессора истории Торонтского университета Дениса Смита, согласно которому Испания исторически отличалась неспособностью контролировать свою судьбу и зачастую становилась игрушкой в руках заинтересованных крупных мировых держав. Можно ли утверждать, что вы полностью разделяете эту точку зрения или какие-то аспекты вы бы поставили под вопрос?

Я не только полностью согласен с этим утверждением, но и все, что мною было написано о Республике, гражданской войне и франкизме в более поздние годы, раскрывает эту мысль. Как раз сейчас я работаю над книгой, которая будет посвящена анализу личности и действиям Франко в первые годы Второй мировой войны. Верность данного суждения отчетливее всего станет видна как раз при более детальном рассмотрении этого конкретного периода (самое начало войны), события которого замалчивались и подменялись рядом мифов, которые в большей или меньшей степени продолжают распространяться до сегодняшнего дня без всякой тени стыда.

В какой степени переход демократии в Испании можно сопоставить с преобразованиями, происходящими в России, начиная с 90-х годов? Можно ли провести между ними параллели?

Поскольку я профессионально занимаюсь историей (а не социологией или политологией), то меня, в первую очередь, интересуют действия людей в различных ситуациях, взятых в отдельные временные рамки и в конкретных условиях. В отношении России, думаю, что в чем-то возможно установить аналогии, но в целом история, геополитическая и геостратегическая ситуация, военный и идеологический аппарат, а также устремления властей настолько различны, что говорить о параллельных путях двух стран, на мой взгляд, не приходится.

Можно ли утверждать, что сегодня в Испании существует внутренняя эмиграция?

В настоящий момент не существует ни политических, ни идеологических предпосылок, позволяющих говорить о существовании в Испании внутренней эмиграции. Более того, существуют даже преграды экономического характера, препятствующие ее образованию. Стоит признать, что не все то, что пишется — публикуется. Будь то в силу сомнительного качества написанного или по причине отсутствия широкой аудитории. В основном это две главные причины. Существующие в Испании университетские издательства имеют те же ограничения, что и сами университеты, от которых они зависят. Стоит вспомнить, например, закрывшееся два года назад издательство Мадридского университета Комплутенсе. Но на сегодняшний день подобная ситуация решается, благодаря новым технологиям и формам публикации, какой, например, является «печать по требованию».

Как в общих чертах вы могли бы охарактеризовать современную испанскую историографию Гражданской войны, франкизма и периода перехода к демократии?

Почти все, что пишется и издается на сегодняшний день в Испании по данной тематике — это попытка развеять давно устоявшиеся трактовки значения франкистского режима, стремление выявить скрытые стороны и грани режима и периода перехода к демократии. Наиболее острый вопрос, который сегодня поднимается, — это, конечно, тема насилия и политических репрессий, как со стороны франкистов, так и стороны республиканцев.

Каковы, на ваш взгляд, основные сложности, с которыми может столкнуться исследователь при изучении недавнего прошлого Испании (начиная с эпохи франкизма до начала XXI века)?

Закрытие многих архивов и отсутствие действующего закона, который регулировал бы доступ к документам, а также условия их функционирования. Как это часто происходит в Испании, и в этот раз работа не была проведена с толком, и, вместо того, чтобы встретиться с проблемой лицом к лицу, получили халтуру. К следующему году готовится к публикации исследование «Белая книга», которое как раз будет посвящено ситуации архивов в Испании. Историк Франсиско Эспиноса (один из ведущих специалистов по теме репрессий в эпоху франкизма и настоящая гроза для так называемых псевдоисториков профранкистского толка) подготовил объемный труд о функционировании испанских архивов.

Помимо этого, архивы катастрофически нуждаются в дополнительных ресурсах, в квалифицированном персонале, оборудовании, новых технологиях, а также соответствующем управлении, которое бы учитывало события прошлых лет, интерес со стороны общественности и необходимость большей открытости. И снова — не нужно изобретать велосипед: анализ работы национальных архивов Великобритании и Франции (доступ к которым более облегчен в силу языка, в отличие от, например, немецкого, голландского, шведского или датского) во многом мог бы способствовать грамотному применению данного опыта и в Испании. Я же, в свою очередь, жду формирования нового правительства, которое, рассчитываю, что даст возможность подготовить ряд рекомендаций юридического характера, которые, на мой взгляд, смогут помочь урегулированию нынешней тяжелой ситуации, в которой пребывают архивы. Но для этого, конечно, в первую очередь, следует перестать бояться прошлого.