«Пермь-36»: «С бандеровцами и офицерами СС был идеальный климат»
Пермь, 1 сентября, 2015, 23:10 — ИА Регнум. 25 августа Арбитражный суд Пермского края вынес решение в пользу АНО «Пермь-36» по иску от госучреждения «Мемориальный комплекс политических репрессий» о возмещении неустойки за несвоевременный возврат имущества в деревне Кучино. На заседании суда приехала кем-то вызванная съемочная группа немецкого телеканала ARD1, прославившегося антироссийскими репортажами, в том числе фильмом о том, что якобы секретом побед российский спортсменов является тотальное использование допинга. В итоге, хотя позиция госучреждения была подтверждена документально, суд не решился пойти против АНО под прицелами западных телекамер.
Есть один примечательный момент. На суд по АНО в Пермь приехал давний партнер организации, бывший заключенный колонии ВС-389/36 (Пермь-36) Виктор Георгиевич Пестов, отбывавший там наказание за создание подпольной антигосударственной организации «Свободная Россия». Пестов является членом общества «Мемориал», консультантом АНО «Пермь-36» и одним из подписантов письма «украинских интеллектуалов» в защиту музея, которое вместе с ним подписали члены УПА и УНА-УНСО (видимо, поэтому мемориалец в социальных сетях любит щеголять в наряде нациста).
В нашем распоряжении оказалась запись экскурсии, которую в середине июля провел «для своих» тот самый Виктор Пестов в ходе проведения фестиваля «После Пилорамы». В либеральных СМИ тогда нагнетали «атмосферу ненависти» к государству, которое якобы собиралось закрыть музей к приезду посетителей. Однако, к огорчению организаторов фестиваля, которые, наверное, надеялись на лавры «преследуемых режимом», музей оказался открыт, и экскурсия состоялась.
АНО «Пермь-36» всегда позиционировала себя как «единственный в России музей истории политических репрессий». Ее официальный сайт гласил:
«Музей Пермь 36 включает в себя сохранившиеся и реконструированные сооружения лагеря (исправительно-трудовой колонии) для политических заключенных, где в годы советской власти содержались в тяжелейших условиях, страдали и погибали диссиденты, инакомыслящие, активные борцы за права человека в Советском Союзе, противники коммунистического режима, поборники национальной независимости порабощенных народов — политики, общественные деятели, писатели, ученые — люди, чьи идеи и усилия способствовали крушению человеконенавистнического режима».
Одним из краеугольных камней в деятельности «Перми-36» всегда была демонизация администрации 36-й колонии и условий содержания осужденных: фольклор про помещение осужденных в ШИЗО за одну лишь «антисоветскую улыбку», про ужасную, скудную еду и непосильный труд…
Однако в узком кругу «для своих» организаторы и друзья музея рассказывает совсем иные факты о работе колонии.
Так, Пестов рассказал следующее о своей работе в ИТК-36, которую некоторые экскурсоводы АНО живописали как опасную для здоровья и с невыполнимыми нормами:
«Детали для утюгов — работа непыльная. Я боялся, что пошлют на лесоповал. Думал, если попаду на лесоповал, то не выживу там. А когда приехал — ха! Условия нормальные. Соблюдали КЗОТ! Если вредное производство, то молоко давали. Если молока нет — сгущенка. Плохо, что ли?..
Норма была 840 штук в день.
До этого работал наладчиком этих стендов. У наладчиков оклад 36 рублей и всё, а мне же надо на свободу выходить, надо же деньги. А это — сдельная работа. Я, значит, к мастеру подхожу (а мастер из вольных) и говорю: «Слушай, мне бы вот как-то перейти бы на эту работу». Он говорит: «А че тебе?» Я говорю: «Так там оклад, а тут сдельная». Он говорит: «Ну найди, кто тебя заменит, наладчика, и можешь перейти». А тогда же был этап какой-то новый, кто-то пришел (я уж не помню), говорю: «Слушай, хочешь сгущенку получать?» Он говорит: «Конечно! Как в раю!» Я говорю: «Всё, пошли!»
Он, значит, был у меня учеником, и я его научил как что делать. И потом, когда он стал наладчиком, там же за это сгущенку дают… Он: «Ой, такая работа!» А мне уже сгущенку не надо, мне только год оставался. Я и перешел на эту работу.
И вот, значит, парни там работают, ля-ля-тополя друг с другом, обсуждают что-то, даже и не глядя, это всё делают. Я думал: «Как же они так? Можно же пальцы себе нахрен повредить». Я когда перешел, я эти 840 штук… всю смену там колупаюсь. Ну где-то месяц я так, а потом уже я эти 840 до обеда — и также — «ля-ля-тополя». После обеда я уже иду на пилораму, там Юрка Васильев, мой друг, работал. Я говорю: «Юра, я тут загораю, если эти появятся, ты щелкани». Я загораю, отдыхаю. Он: «Надзиратели!» Я — раз, встаю, прохожу через те цеха и иду в цех… (Я им говорил: «Я норму сделал!» А они: «Всё равно вы должны быть на рабочем месте». Я говорю: «Зачем?» Они: «Такой порядок».) И я, значит, иду на свое рабочее место — просто сижу, жду. Так что нормально было».
Вот таким «неимоверных пыткам и страданиям» подвергались политзаключенные в советских колониях. Причем это не первые показания самих осужденных, опровергающие версию АНО «Пермь-36» о «тяжелейших условиях, в которых страдали и погибали…» В феврале 2015 года в НИЦ «Мемориал» в Петербурге состоялось обсуждение доклада немецкого историка Анке Гизен «Расколотая память: отражение конфликта вокруг Мемориального центра «Пермь-36». На встрече присутствовал целый ряд бывших заключенных этой колонии, в том числе Н.Н.Браун, рассказавший следующее:
«У нас была идеальная этика,
Однажды при мне один из тех, кто мало-мало совсем сидел на 36-й зоне, стал рассказывать, как он там «страдал» и «мучился». («Чего это он там страдал?» — снова прерывает рассказчика другой сиделец.) Мне даже как-то стало не по себе, потому что вообще это какие-то фантазии. Я хочу сказать, что адекватная обстановка была такая: они в конечном итоге исполняли то, что им было приказано, а мы исполняли то, что являлось нашим заданием в связи с нашими убеждениями, чтобы борьба с коммунистическим режимом завершилась его поражением. Там всё свои роли распределили, они знали: кто с оружием в руках, кто идеологически «вооружен» — это наше было поколение. Этому, кстати, очень радовались те, кто с оружием в руках воевал с советской властью, что мы уже приходим такие грамотные, подкованные, готовые не сдавать позиций и победить. Они были счастливы до того, что у некоторых были слезы на глазах!»
Также со слов Пестова, произнесенных на той экскурсии «для своих», выходит, что Советский Союз даже проявлял гуманизм к антисоветчикам и после их отсидки. Виктор Георгиевич рассказал, как после нескольких неудачных попыток устроиться на завод со своей статьей, он обратился в КГБ. Там кто-то из начальников сделал звонок, и Пестова приняли на работу на тот же завод, где прежде отказывали.
Ничего подобного ни АНО «Пермь-36», ни «Мемориал» посетителям своих выставок на обычных экскурсиях ранее не сообщали. Возможно, об этом расскажет новое госучреждение, управляющее сегодня мемориальным комплексом, если ему не будут мешать.