Напряженность, которую мы наблюдаем сегодня в отношениях России и США - далеко не новая ситуация. Более того, за последние двадцать четыре года существования Российского государства отношения между двумя странами постоянно балансировали на грани противостояния, переходя от "дружеских объятий" к громким обвинениям и взаимным ультиматумам. Все попытки выстроить партнерские отношения, которые устраивали бы обе стороны, неизменно заканчивались новым обострением. Корни этих неудач лежат в специфике восприятия двумя странами друг друга.

Реальность - это, прежде всего, наше восприятие ее. В основе любых отношений, как на уровне отдельных людей, так и на уровне сложных систем, таких, как государство, лежат взаимные образы, которые включают восприятие себя, восприятие оппонента, восприятие системы и восприятие отношений.

Образы обладают высокой степенью устойчивости, что, с одной стороны, придает отношениям стабильность, а, с другой стороны, делает их менее открытыми к изменениям. В ситуации стресса любая система возвращается к традиционным проверенным моделям поведения. Это касается и государств, и отношений между ними. Иначе говоря, в условиях кризиса государства ведут себя друг с другом, ориентируясь на традиционные взаимные образы.

В долгой истории двусторонних отношений России и США было два переломных момента, связанных с трансформациями Российского государства. Распад Российской империи и появление СССР повлек за собой постепенную смену взаимных образов и моделей отношений. Последние образы сложились в годы "холодной войны", за 40 лет они настолько укрепились в общественном сознании обеих стран, что определяют российско-американские отношения и по сей день, несмотря на очередную трансформацию российского государства. СССР, исчезнувший со всех карт мира, продолжает жить в российско-американских отношениях, которые по-прежнему строятся на образах, сложившихся за десятилетия противостояния.

Все эти годы российско-американские отношения колеблются между двумя моделями взаимодействия - модель "взаимных надежд" неизбежно сменяется моделью "взаимных разочарований". В основе этих двух моделей лежат разные образы. В модели "взаимных разочарований" доминируют устоявшиеся образы "холодной войны". Суть же модели "взаимных надежд" - это поиск и построение новых взаимных образов. До последнего времени эта задача так и не была реализована. Это объясняет неустойчивость такой модели отношений. Каждый раз, потерпев поражение, стороны, столкнувшись с реальностью, возвращаются к проверенным образам и проверенным отношениям.

Сложность построения новых образов и соответственно новой модели отношений объясняется, прежде всего, несовпадающим восприятием друг друга на современном этапе. На этапе "холодной войны" СССР и США были противниками друг для друга и воспринимали друг друга именно так. И это восприятие лежало в основе образов "холодной войны". Сегодня Россия для США - "чужой", а США для России - "другой". Два принципиально отличных восприятия.

"Другой" - это тот, кого государство может рассматривать как образец, а может использовать в качестве "козла отпущения", возлагая на него ответственность за свои внутренне- и внешнеполитические неудачи. Для России образ "другого" - постоянный элемент собственной идентичности. Николай Бердяев говорил об отсутствии преемственности в российской истории - каждый новый исторический период Россия начинает с чистого листа. И каждый раз перед нами встает извечный вопрос "кто мы?". И каждый раз в поисках себя Россия начинает с первого шага - с противопоставления себя всем остальным. На современном этапе выстраивания своей идентичности роль "другого" для России играет именно США. Этот образ им достался по праву наследования - бывший соперник из эпохи "холодной войны".

Акценты такого восприятия США в России могут меняться в зависимости от обстоятельств и политической необходимости, но они незримо присутствует как в риторике и действиях российской власти, так и на уровне общества. Россия определяет себя, через этот образ "другого" противопоставляя себя США, сравнивая с ними, конкурируя. Россия как будто бы ведет непрекращающийся внутренний диалог с США. Российская власть активно использует американскую карту как в отношениях со своими внешнеполитическими партнерами, так и в отношениях с обществом. Российское общество, в свою очередь, с готовностью включается в эту игру, легко принимая концепцию "американской вины" как универсальное объяснение всех трудностей, с которыми неизбежно связан новый этап трансформации страны.

США же воспринимают Россию как "чужого". "Чужой" - это тот, кто настолько отличается от тебя, что понять его невозможно. При этом нет никакой политической или экономической необходимости прилагать усилия, чтобы понять. Непонятный настолько, что становится неинтересно. Однако он вызывает подозрения и тревогу. "Чужой" с легкостью может превратиться во врага и так же может использоваться властью во взаимоотношениях с обществом. Россия действительно слишком не похожа на США. Она живет по другим законам, в соответствии с другими нормами и традициями, у нее другая модель власти. Она - "чужая"!

Основная причина такого восприятия - незавершенный переход России в мир "демократических государств", из лагеря "чужих" в лагерь "своих". В политической теории разработан идеальный путь перехода, который должна совершить любая страна, если она хочет стать "своим" среди западных стран - демократизация. Эта концепция была в полной мере воспринята США и стала частью американской внешнеполитической стратегии. Чисто теоретически концепция демократизации дает верный рецепт уменьшения международной конфликтности и повышения уровня безопасности для США - универсализация моделей власти по западному образцу. Но реализовать на практике это оказывается очень сложно, особенно тогда, когда модели власти принципиально отличаются друг от друга. Сложно, но не невозможно.

Нужна была политическая воля обеих сторон. У страны в состоянии перехода эта воля может быстро исчезнуть в силу сложностей самого перехода. Россия на пути "демократизации", выйдя из пункта А, к сожалению, не достигла пункта Б, а, возможно, даже вернулась в пункт А. Столкнувшись с экономическими и социальными потрясениями, которые неизбежны на этапе перехода, российская власть предпочла пойти проверенным путем.

Политической воли внешним участникам этого перехода тоже не хватило. В 1991 году было небольшое окно возможностей, когда внешние участники могли способствовать изменению российской модели власти. Но США не были готовы к этому и не знали, как. Когда к власти пришел У. Клинтон с идеей демократизации России, было уже поздно, окно возможностей закрылось. Россия уже вернулась к своей традиционной модели власти и для ее изменения нужны были потрясения, подобные распаду СССР. Для США стало проще принять как данность российскую модель власти и использовать как объект критики в случае необходимости. В итоге в американском общественном сознании Россия так и осталась за порогом мира "своих". Попытка изменить это не увенчалась успехом, и сейчас Россия стала еще дальше от США и еще более "чужой".

Разное восприятие друг друга сочетается с одинаковым восприятием себя. И России, и США свойственна великодержавность и исключительность в восприятии себя. Заветы Дж. Уинтропа о "Граде на Холме", также, как концепция "Москва-Третий Рим", составляют основу идентичности обоих государств. Идея мессианства исторически свойственна обеим странам и воплощается в различных внешнеполитических концепциях о лидерстве и доминировании.

Для США идея "Града на Холме" - это не просто символ особого пути, это идея прогресса, которая ставит США на вершину человеческого развития. Отцы-основатели американского государства были уверены, что Америка была рождена, чтобы исполнить особую миссию в судьбе всего мира. Эта идея - суть национального характера США, и до сегодняшнего дня она лежит в основе американской модели лидерства, определяя внешнеполитические стратегии всех президентов, вне зависимости от их партийной принадлежности.

За годы "холодной войны" мессианская модель лидерства включила в себя еще и идею "оппонента". Персонифицированная модель власти в России стала частью американской модели лидерства. Без этого элемента модель рассыпается, но новой модели пока нет. Поэтому США продолжают вести себя в соответствии с устоявшейся привычной моделью, ориентированной на наличие противника. После падения СССР, США попробовали на эту роль международный терроризм, но его возможности оказались ограничены. Теперь Россия вновь заявляет о своей готовности играть роль глобального конкурента, и США благополучно могут вернуться к проверенной модели лидерства, нацеленной на "улучшение мира".

Для России концепция "Москва-Третий Рим" - это тоже не просто элемент идентичности, это основа потенциального величия, которое Россия воссоздает на каждом новой этапе своего развития. Даже слабая Россия никогда не отказывается от восприятия себя как великой державы и просто пережидает свою слабость. От других она тоже ожидает соответствующего отношения - сохранения своего статуса авансом. Статус великой державы - это константа в российском восприятии себя. Он не зависит от текущего состояния российской экономики и ее реальных возможностей.

Проблема вся в том, что в силу длительного отсутствия объективных показателей великодержавности Россия стала страдать комплексом "великой державы". Это когда реальные возможности не соответствуют амбициям. В результате восприятие Россией себя отличается от восприятия России внешним миром и особенно США. А поведение друг друга вызывает взаимные претензии и возмущение.

Очевидно, что ни США, ни Россия не готовы принять великодержавность и исключительность друг друга, поскольку эти образы не терпят конкуренции. Разница в восприятии друг друга и восприятии себя не дает странам создать современные устойчивые взаимные образы.

Несовпадающие модели власти и поведения, основанные на похожих идеях величия и исключительности, порождают потенциально конфликтные отношения, которые в любой момент возвращаются к традиционной модели взаимодействия, возрождая образы "холодной войны".

Виктория Журавлева, кандидат политических наук, старший научный сотрудник ИМЭМО РАН