Капитализм без Запада.Получится ли у РФ капитализм в отдельно взятой стране
Всё смешалось в голове у русского чиновника: обещание вывести Россию в пятёрку крупнейших экономик мира и сокращение социалки из-за отсутствия денег, курс на разрыв с Западом и усиление взаимных инвестиций, надежда на Китай и обида на дискриминацию со стороны китайских банков…
«И отвращение от жизни,
И к ней безумная любовь,
И страсть, и ненависть к Отчизне…»
Так, после десятилетий борьбы с «железными занавесами» и «ограниченностью» СССР российская власть в лице представителей Центробанка, Госдумы и Минфина объявила об отказе от доллара. Этой мерой Россия должна ответить на санкции со стороны США. Правда, не прямо сейчас, а когда-нибудь после 2024 года. Обещание — под стать Ходже Насреддину, взявшемуся обучить ишака богословию за 20 лет: тогда или ишак умрёт, или заказчик-эмир, или сам Ходжа.
Но не так важно, сработают конкретные меры или нет. Главное, что вызывает в российской политике опасение, — неопределенность общего, стратегического курса. Всё-таки рвём мы с Западом или нет? Рассчитываем ли мы при этом на стабильный рост экономики или нам предстоят года «мобилизации», в том или ином виде? К чему готовиться рядовым гражданам и что будет с отечественными «олигархами»?
Легко сказать: «Рвите все связи, расчехляйте ракеты, объявляйте СССР-2.0 (как в той серии из «Симпсонов») и становитесь уже сверхдержавой!» Стратегическая неопределенность — не есть «просто» состояние властных умов, их растерянность, глупость, наивность. У неё есть вполне конкретные, материальные основания — экономические и политические. Они, а не произвольное решение условного президента, оказываются решающими.
В России построен капитализм. В начале ХХ века, после разрухи мировой войны и интервенции, гораздо менее требовательный к материальным благам, с большим потенциалом мобилизации социализм — и тот получился не совсем в «отдельно взятой стране». Была и торговля с Западом, и сношения с Германией, позже — огромный соцлагерь. Было понятно, наконец, что мы строим некий «новый мир», принципиально отличный от окружающей капиталистической системы.
Теперь же у нас — система, существующая исключительно в рамках международной торговли, мирового разделения труда, наднационального бизнеса/капитала и т. д. Система, строительство которой с самого начала было сопряжено с международными связями: от грабительской «приватизации», во многом осуществлённой на заранее вывезенные за рубеж капиталы, через кредиты, выданные МВФ, — и вскоре снова ушедшие куда-то за границу, и до сегодняшнего российского бизнеса, держащегося на продаже полезных ископаемых за рубеж и испытывающего большие трудности из-за недоступности дешевых иностранных кредитов.
В итоге сейчас невозможно уверенно ответить на вопрос — какие из работающих на территории России компаний действительно российские? Иначе говоря, если мы будем строить «капитализм в отдельно взятой стране» — из чего и из кого мы будем его строить? Что останется за вычетом всех этих Ашанов, Икей, Нестле, Юнилеверов, Самсунгов и прочая?
Возьмём, для примера, первое место российского списка Форбс за 2018 год — Владимира Лисина. Его основной актив, Новолипецкий металлургический комбинат (явно же российский!), на 84% принадлежит кипрской компании Fletcher Group Holdings Limited, бенефициаром которой и является Лисин. Кипрский же «Флетчер» на 89,5% принадлежит другому «Флетчеру», на этот раз багамскому. Эта ситуация — норма для «российского» крупного бизнеса.
При этом отток капитала из России стабильно продолжается. По данным Центробанка, за первую половину 2018 года он даже вырос на 20,1% по сравнению с 2017 годом (17,3 млрд долларов против 14,4). Количество предприятий также сокращается. Если верить уполномоченному при президенте по защите прав предпринимателей Борису Титову, за 2017 год сектор малого и среднего предпринимательства сократился. При этом всё большую его часть занимают так называемые «микропредприятия». Который год падает, хотя и в пределах считаных процентов, количество активных крупных предприятий. Особенно заметно сокращение в обрабатывающей промышленности и сельском хозяйстве.
Причина, во многом, — в недоступности кредитов. Иностранные «дешевые» кредиты, на которые худо-бедно существовали «российские» (со всеми оговорками) компании, оказались недоступны из-за санкций. Российские банки кредитуют существующих «крупных игроков» (у многих из них, правда, до сих пор высокий % валютной задолженности), а вот в кредитовании новых предприятий продвижения как не было, так и нет. Объёмы кредитования растут — но за счет кредитных карт и ипотеки.
С другой стороны, банки стимулируют потребление — не развивая российское производство. Огрубляя, можно сказать, что они работают на дальнейшее «подсаживание» россиян на иностранную продукцию. По крайней мере независимости России от мирового рынка они точно не помогают.
Хорошо. Если мы так зависим от внешнего финансирования — почему бы просто не поменять его источник, с США и «проамериканской» Европы на Китай? Тем более что тема российско-китайской дружбы чрезвычайно популярна как у наших политиков, так и в СМИ?
К сожалению, реальная экономическая ситуация нисколько не соответствует громким фразам. Хотя Китай является для России уже чуть ли не спасительным маяком, Россия для Китая является предельно мелким фактором. За 2017 год у Китая из 120 млрд долларов прямых инвестиций за рубеж на Россию пришлось всего 2,2 млрд — менее 2%! С учетом же вывода капитала эта цифра падает до 0,5 млрд. Государственные инвестиции идут на дороги и нефть, частные — на автомобили, недвижимость и электронную торговлю (вроде продвижения онлайн-площадки AliExpress).
Хотя политически Россия является удобной фигурой в игре Китая против США — деньги есть деньги. Экономические связи с Соединенными Штатами китайцам всё же ценнее скудных сношений с русскими. Недавно это подтвердил представитель российского Центробанка в Китае Владимир Данилов, заявивший, что банки КНР задерживают кредиты российским компаниям или вовсе отказываются их давать, ссылаясь на санкции США и ЕС. В дальнейшем это отразится и на товарообороте, который лидеры двух стран не так давно договорились нарастить до 100 млрд долларов. И не важно, что официально Китай никаких санкций не поддерживал.
Наконец, добавьте ко всему сказанному выше давно известное стремление отечественных политиков и бизнесменов держать за границей семью, дома и т. п. — и вы поймете, почему стратегический курс России столь «неясен» и «противоречив».
Это не значит, что наша страна вообще никак не может «отвязаться» от Запада. Это значит, что наша элита не хочет и не будет этого делать. Грозить США кулаком умели политики и в самой последней «банановой» республике. Выторговать у Запада какие-либо уступки и преференции под предлогом «разрыва отношений» и «перехода к Китаю» — тоже дело обычное.
Однако когда (и если) вопрос встанет ребром — каждому отдельно взятому «российскому» элитарию, равно как и всей элите в целом, проще будет «сдать» Россию и переехать за рубеж, где уже расположены и семьи, и дома, и капиталы (пусть не прямо в Европе и США, а на условном Кипре), чем рвать все десятилетиями выстраиваемые связи. И ради чего? Возврата к «совку»? Ухудшенной версии мирового капитализма в отдельно взятой стране?..
Либо же — стать русскими гауляйтерами на службе у «заграницы», грабящими простой народ, выкачивающими недра и растаскивающими остатки «социалки». Не путать с сегодняшней капиталистической системой, в которой «национальный» бизнес уже является филиалом чего-то иностранного или, скорее, наднационального.
Поэтому любые разговоры о «независимости», «национальном капитализме», «интересах России» и пр. без предварительной смены актуальной элиты и радикального переустройства экономики — не более чем популизм, направленный на успокоение собственного населения и выторговывание преференций у «западных партнёров». Но элита не будет менять сама себя, равно как и экономическая система не станет просто так себя переустраивать. Инициатором изменений, как обычно, должен стать простой народ — мы с вами, люди, по которым все экономические и политические невзгоды бьют ощутимее всего. Люди, которым некуда бежать.
Только от активности рядового гражданина, от его готовности высказываться и отстаивать интересы будет зависеть, выйдет ли Россия из текущей «стратегической неопределенности» — или нет. Это может звучать странно в текущих российских реалиях, при сегодняшней оторванности народа от реальной политики. Но это сложное и маловероятное решение всё же более реально, чем вера в бескорыстность и патриотизм российского бизнеса и политиканства. Вера, к сожалению, в народе до сих пор до конца не изжитая.