interelinsight.com
На пороге Brexit

ИА REGNUM: С лета 2015 года миграционный кризис превратился в главную тему европейской политики. Страны-члены Евросоюза действуют на разных уровнях: иногда — в одностороннем или многостороннем формате, как, например, при закрытии «балканского маршрута», и реже — на наднациональном уровне, как в «миграционной сделке» ЕС и Турции от 18 марта. Какое решение в наибольшей степени подходит Европе?

Определенно — совместное наднациональное решение. Таковое является и обещанием, взятым с договором в Ницце [2001 г.], где говорится о том, что необходима единая политика по беженцам и миграции. Но в этих договорах описывается только намерение. И надежда состояла в том, что в будущем при следующих существенных изменениях договора, как Лиссабонский [2007 г.], будет прописан совместный подход. Однако этого не произошло.

Единственным общим документом после этого был «Дублин». При этом передача компетенций Европейской комиссии вместе с Советом и Парламентом — этого не произошло. И когда Комиссия действует и вносит предложения, как например при распределении беженцев на 28 стран, тогда последние говорят «нет», и тогда уже единство исчезает. Но желательно было бы иметь единую политику.

ИА REGNUM: А что насчет сделки ЕС с Турцией?

Сделку с Турцией я считаю проблематичной по следующим причинам. Во-первых, мы как европейцы вгоняем себя в зависимость от Турции. Нет никаких методов давления, чтобы реализовать одну из внешнеполитических целей Европы, а именно: демократия, защита фундаментальных прав и свобод.

Идея сделки в том, что Турция отгораживает нас от беженцев. И вследствие этого мы сдаем все инструменты, чтобы как минимум способствовать трансформации в Турции. В конце сложно добиться таких трансформационных процессов, когда у нас совсем нет инструментов давления.

ИА REGNUM: Перейдем к теме усиления правых движений в Европе. Выборы в земельные парламенты Германии и региональные выборы во Франции усилили позиции правых партий. Является ли это угрозой для Европы?

Это в любом случае проблема для Европы по многим причинам. Во-первых, эти партии подрывают «старый» консенсус о фундаментальных правах человека и основах правового государства. Мы видим это в Польше, мы видим это в Венгрии, что касается свободы СМИ и вторжения в юрисдикцию конституционных судов. Это также ведет к подстрекательству, направленному против беженцев, и потере гуманности Европы. Другая проблема — нежелание видеть Европу в качестве наднационального образования, а, наоборот, имеется ввиду «ренационализация».

Это дало бы возможность, в первую очередь для малых стран, действовать на мировой арене, не имея за спиной мощный союз. И как вы знаете, для АдГ [Альтернатива для Германии] целью является выход из еврозоны и упразднение евро. А это сворачивание важнейших проектов последних 30 лет. Вместе с тем я не хочу сказать, что нет проблем и что не надо стабилизировать евро другими путями, как это было сделано. Но через сворачивание проектов мы ничего не добьемся.

ИА REGNUM: В течение почти одного года Европа пережила три теракта: 2 раза в Париже [«Шарли Эбдо» и «Батаклан»] и Брюсселе. Какой сигнал посылают эти события правительствам и институтам Евросоюза?

Насколько известно, нападавшие — это не беженцы, а второе или даже третье поколение мигрантов в эти страны. Сигнал, во-первых, состоит в том, что программа интеграции мигрантов не удалась. Изоляция «Menschen mit Migrationshintergrund» [«люди с миграционной основой» — пер. с нем.], как говорится [в ФРГ, Австрии], будь то в брюссельском Моленбеке или районах Парижа, скорее разжигает конфликты, чем их решает.

Этим я не хочу поддерживать все это, но происходящее — больше просчет правительств, чем европейской интеграции, потому что миграционная политика относится к компетенции национальных правительств. Второй сигнал — усиление мер безопасности, в том числе путем ограничения гражданских прав всего населения. Но также и уступки полиции и военным, что однако не отвечает перспективам Европы, обозначенным в 1945 году.

И здесь мы тоже наблюдаем откат назад. Мне понятно, что это необходимо в острой ситуации при совершении теракта. Но меня беспокоит то, что здесь украдкой будут упразднены права, которые потом нельзя будет вернуть. И в отношении безопасности мы также знаем, что наднациональные компетенции очень и очень ограничены, будучи ядром национального суверенитета. И унификации компетенций на уровне ЕС не предвидится.

ИА REGNUM: 23 июня состоится референдум в Британии. На саммите ЕС 20 февраля британскому премьеру Дэвиду Кэмерону удалось выторговать уступки для Великобритании, в частности по социальным выплатам. Тем не менее никто не исключает вероятность Brexit. Что значит для ЕС уход Лондона из рядов союза?

Я думаю, что это было бы настоящей катастрофой, потому что это стало бы сигналом для «расстройства рядов», если можно так выразиться. Это не какой-нибудь луг, который выходит, а очень важное во многих смыслах для Европейского союза государство. Я опасаюсь за возможность «эффекта домино», особенно с учетом некоторых европейских стран. Но я и не могу доказать такое, это одна из гипотез, которая нуждается в верификации или фальсификации. Я бы не ставила в авангард экономические проблемы. Что касается экономических данных, мы сталкиваемся с различными находками. И составляет ли это 0,2 или 0,3 процента экономики ЕС или Британии — не принципиально. Я считаю иллюзией британцев, рассчитывающих компенсировать [выход] мировыми экономическими связями.

Это будет сложно, особенно когда мы видим, насколько трудно ЕС заключать договора в ВТО или с глобальными игроками, будь то США, Россия или Китай. Почему тогда это будет легче сделать для меньшей страны, как Британия?

Следующая проблема — финансовые рынки. Большим ресурсом Британии является финансовый рынок, финансовый центр — Лондон. И я думаю, это большая угроза для него, что здесь могут произойти сдвиги. Необязательно, что [новым центром] станет Франкфурт-на-Майне, это может быть и Гонконг или Нью-Йорк. Но я бы сказала, что Франкфурт — хороший кандидат для перетягивания рыночной силы. Для Европы [выход Британии] станет началом провала попыток держать всех вместе. Все же я думаю, в конечном итоге британцы будут очень прагматичными. Но это мы узнаем лишь 23 июня.

ИА REGNUM: Европейский Центробанк продолжает «количественное смягчение», скупая облигации уже на сумму до 80 млрд евро в месяц, но не может достичь 2-процентной инфляции. Зальцбургский центр европейских исследований проводит научную экспертизу по теме «кризис евро». Как вы оцениваете финансовую политику в еврозоне в контексте мер ЕЦБ?

Есть много критики к Центробанку, что касается программы «количественного смягчения» [с англ. Quantitative easing, QE]. Немцы, конечно, особенно критичны. При этом меньше Бундесбанк, чем правительство. Вольфганг Шойбле [министр финансов ФРГ] упрекнул даже Марио Драги [председатель ЕЦБ], что тот виноват в подъеме АдГ, что, на мой взгляд, глупость. Но при этом должно быть ясно, что QE может быть только частью пакета мероприятий.

И Драги не устает повторять об этом: «Я могу только подготовить деньги». Если деньги не используются, если нет готовности передачи по схеме «ЕЦБ — банки —заемщики, граждане, инвесторы и предприниматели», тогда это не будет работать. Есть огромный кризис доверия в странах-членах, как со стороны банков к инвесторам, так и наоборот. И принимаемые решения не соответствуют фискальной системе. Это не так легко, как звучит. Фискальные меры, сокращение бюджета и повсеместные меры экономии не ведут к большему доверию. И здесь нужно идти рука об руку, в финансово-политических и налоговых мерах, но такое не наблюдается. Это проблема Европы. И таким образом QE может быть эффективным, но как вторая часть плана.

ИА REGNUM: На ганноверской ярмарке в конце апреля президент США Барак Обама пообещал заключить Трансатлантическое соглашение о торговле и инвестициях [TTIP] до конца своего президентства. Многие европейцы критикуют договор, в особенности из-за снижения стандартов продуктов питания. Выгодно ли это соглашение ЕС?

Сложно сказать, поскольку мы не знаем, что будет прописано в конечном счете внутри договора. Он может быть выгодным. Все, что мы сейчас слышим — «европейцы не поставят под сомнение свои стандарты!», и наоборот, мы будем изолированы там, откуда эти товары импортируются в ЕС, но также и окажем давление на США, чтобы они повысили свои стандарты. Мы это узнаем, когда будем иметь перед глазами окончательный текст соглашения.

Европейцы скептичны не только из-за стандартов, но также из-за арбитражных судов, решающих споры инвесторов против государств. И здесь, кажется, Еврокомиссия ведет переговоры, по результатам которых одобряется создание постоянных судов. Но мы и здесь не уверены, что будет в итоге. Третий пункт, что хотят американцы, — не только экспортировать свои товары, в частности сельскохозяйственные, машины, шины и т.д., но и стремление влиять на процесс нашего регулирования. Здесь речь идет о совместном регулировании, и тогда открываются двери для снижения стандартов.

Проблема с TTIP — не создание большой зоны свободной торговли, но в первую очередь полностью секретные переговоры, вызывающие различные слухи и оппозицию. Но когда даже депутаты не могут иметь свободный доступ к текстам, тогда мы сталкиваемся с проблемой демократии. И если TTIP провалится, тогда переговорщики должны прежде винить себя. Скептичны не только европейцы, но и сами американцы. Дональд Трамп мобилизует американский протест.

ИА REGNUM: В истории ЕС уже были периоды без каких-либо подвижек в интеграции. Но то, что происходит сейчас —кризис евро, миграционный и террористический кризисы и усиление правых партий —это нечто уникальное. Это начало развала или трамплин к дальнейшей централизации?

Это важный и решающий вопрос. Трудно ответить «да» или «нет». Что мы также наблюдаем, что в настоящий момент за малыми исключениями у нас нет элит, которые защищают централизацию. Возможно, — правительство Германии в контексте кризиса евро, где постоянно делаются прорывы, как например предложение Шойбле и Зигмара Габриэля [глава МИД ФРГ] о создании министерства финансов с определенными компетенциями на уровне ЕС. Но эти бумаги всплывают так же скоро, как и исчезают. В средиземноморских странах я вообще не вижу [лидеров], возможно, скорее Маттео Ренци, премьер Италии.

Периодически делаются эти попытки, но все время быстро сгорают. Если вы прочтете документ «пяти президентов» о создании настоящего и углубленного экономического и валютного союза, которые лежат на столе с последнего июля, с кем мы общаемся, мы проводит соответствующие серии интервью, то все говорят: «Это не лежит на повестке дня, т.к. мы должны сейчас решать кризис беженцев». Потом мы не можем решить кризис беженцев, потому что у нас теракты. Темы, как говорится, постоянно отодвигаются, и везде получается совсем по чуть-чуть.

Это значит, что при таких обстоятельствах подтверждается классическая формулировка интеграционных исследований: It is muddling through [с англ. «выкарабкивается»]. Скажу честно, что я не очень оптимистична, и я не удивлюсь, и Brexit здесь —решающий момент, если все это постепенно растворится. В течение тысячелетий уже много сообществ распались, а почему же не [Евро]союз?

Единственное, что держит Союз вместе, это страх перед издержками распада. И я имею ввиду не только валютные издержки, но я имею ввиду и возможность для маленьких стран представлять себя на мировой арене. Моим осторожным прогнозом была бы попытка дальше «тянуть волынку». По большому счету в банковском кризисе или валютном много чего произошло, принято много мер. То, что делает скептичным сейчас, — как эти меры будут воплощаться. Я не осмеливаюсь на смелый прогноз, но я удивлюсь, если это будет скачком к большей интеграции.

ИА REGNUM: И последний вопрос. Что в настоящий момент является главным приоритетом европейской политики?

Я бы сказала, зависит от того, что больше подгоняет. Последние месяцы главным приоритетом был миграционный кризис. И сделка с Турцией удалась, и последние данные показывают, что число беженцев сокращается. С января до сегодня мы сделали скачек с 67 до 3,5 тыс. — это достойно уважения. Но это ничего не решает в плане причин миграции. И я ожидаю, что скоро разразится внешнеполитический кризис, который ведет не только к кризису беженцев, но и другим формам дестабилизации в соседстве. Насколько это было бы моим приоритетом — это концепция ЕС для Ближнего Востока и Магриба, о чем Вы тоже пишете [имеется ввиду диссертация Гасанова К.Н. о внешней политике ЕС в «Арабской весне»]. Могерини, верховный представитель ЕС, должна в июле представить такую концепцию. Я с нетерпением жду, что будет там написано.

Мое большое опасение — это то, что будут длинные формулировки, но которые на деле ничего не значат. Может быть я ошибаюсь, и это будет великолепным документом. Стабилизация на Ближнем Востоке, Северной Африке, но скажу Вам больше — в целом «африканская политика». Магриб — это часть проблемы. Многое, что связано с миграцией — это Субсахара (Африка южнее Сахары — ред.). Я не вижу никакой «африканской политики» ЕС. И нужно, и это, возможно, ваши уважаемые читатели с удовольствием хотят услышать, и это мое глубокое убеждение — абсолютно новые переговоры с Россией. Я всегда была скептична по санкциям. Я думаю, необходимо другое отношение. Хотел бы ваш президент вступить в переговоры с европейцами, это нельзя выяснить за этим столом. Очевидно, что в Сирии Россия была полностью нужна, чтобы привести в движение какое-то урегулирование.

Посмотрим, как пойдет дальше. В общем, я бы сказала внешнеполитическая активность была бы для меня приоритетной. Но в политике нельзя сказать: «Я делаю что-то, а другое пусть подождет 10 лет».

Необходимо работать параллельно. То есть вопрос стабилизации, экономического и валютного союза —были бы вторыми [приоритетами]. И здесь мы имеем дело с Kassandraruf [с нем. «предсказания о гибели»]: «Новый кризис евро точно близок». Я не могу оценивать, насколько правильны или ошибочны эти прогнозы. Но, очевидно, что кризисом евро мы породили массированный социальный кризис. И это должно быть третьей ступенью, и есть еще много других мелких проблем.