Ежегодно 4 мая Латвия отмечает государственный праздник — День восстановления независимости. В этот день 1990 года Верховный Совет Латвийской ССР принял одноимённую декларацию, в которой охарактеризовал события 1940 года как «оккупацию и ликвидацию суверенитета» Латвии.

Согласно доктрине «советской оккупации», флаг независимой Латвии ничем не отличается от флага Латвийской ССР. Не правда ли?

Исходя из этого постулата, Верховный Совет ЛССР объявил выборы парламента Латвии 1940 года антиконституционными, сам парламент, образованный в результате этих выборов, противозаконным, а решение парламента о вступлении Латвии в СССР не имеющим законной силы с момента подписания. А довоенная Латвийская Республика объявлялась существующим весь этот период dе jurе субъектом международного права.

У латвийских элит, желавших вывести Латвию из состава СССР, выбор именно такой формы был выгоден как минимум по двум важнейшим соображениям. Во-первых, советская конституция и так позволяла любой союзной республике в любой момент выйти из своего состава — но только путём всенародного референдума. А в то время такой путь вовсе не казался латвийским сепаратистам гарантированно успешным. Только через год, в марте 1991 года они рискнули провести не предусмотренный никакими конституциями опрос жителей Латвии «Вы за демократическую и независимую Латвию?». Такая странная форма была обусловлена тем, что опрос, в отличие от референдума, не является обязательным для исполнения — таким образом, в случае неудачи его результаты можно было проигнорировать.

Во-вторых, концепция оккупации давала основания рассматривать жителей Латвии, приехавших на её территорию после 1940-го года, и их потомков отдельно от граждан довоенной Латвии и их потомков. Возможность такой селекции позволила в дальнейшем наделять эти категории разным набором политических и экономических прав — и эта возможность была использована на полную катушку. Через два года приехавшие получили не имеющий аналога статус «негражданин» [1], который лишал возможности избирать и быть избранным, а также многих экономических возможностей, в том числе существенно ограничивал возможности участия в последовавшей вскоре приватизации.

Приняв «Декларацию о восстановлении независимости» в таком виде, латышские выпускники Высшей партийной школы, Высшей школы КГБ и прочих сельхозтехникумов, несомненно, упивались своей сверхчувственной прозорливостью и непревзойдённым коварством, проявленными ими на благо независимости Латвии. Но в процессе упоения они не заметили, что своими руками заложили в фундамент независимой Латвии весьма мощный фугас.

Сама концепция оккупации предполагает, что где-то отдельно существовала законная Латвийская Республика — в изгнании, как можно предположить. И отдельно существовала оккупированная территория, где вся власть принадлежала исключительно оккупантам. В этой системе координат Верховный Совет ЛССР, коль скоро он находится на оккупированной территории и формируется по оккупационным законам из граждан страны-оккупанта, является прямым правопреемником того самого парламента образца 1940 года, выборы которого в Декларации признаны антиконституционными, а сам парламент, образованный в результате этих выборов, признан противозаконным.

По сути, приняв «Декларацию о восстановлении независимости», Верховный Совет тем самым собственноручно признал себя высшим органом оккупационной власти на оккупированной территории Латвии. А депутаты, соответственно, признали себя оккупантами — даже не коллаборационистами.

Оккупационный орган власти не может быть представителем оккупированного народа. Верховный Совет ЛССР, благородно признавшись в том, что является чуждым для Латвии образованием, должен был бы прекратить свою работу, передав власть кому-то другому — законному правительству, вернувшемуся из изгнания или некоему временному органу типа Учредительного собрания, задачей которого было бы организовать свободные выборы по новым, постоккупационным законам.

Но нет. Верховный Совет — он же, по собственному утверждению, высший орган оккупационной власти, не представляющий народ Латвии — продолжает руководить страной, назначать министров, издавать законы. И все последующие парламенты Латвии, включая нынешний, являются правопреемниками этого Верховного Совета 1990 года. Который является правопреемником того антиконституционного и противозаконного парламента 1940 года. Который и принял решение о вступлении Латвии в состав СССР. Который является оккупантом.

Круг замкнулся.

И уж, конечно, в принципе никак невозможно избавиться от оккупации демократическим путём — оккупация по своей сути явление внешнее, находится вне демократического процесса и не подчинена ему.

Представьте себе, что в 1942 году вермахт захватывает один из советских городов. Вскоре после оккупации военный комендант полковник фон Шмульке проводит выборы в городской совет. В выборах принимают участие как жители оккупированного города, так и немецкий гарнизон. В совет избраны пятьдесят человек, строго пропорционально количеству избирателей. Сорок депутатов представляют местных жителей и десять от гарнизона — сам господин полковник, сотрудник городского гестапо, врач тылового госпиталя, фельдфебель и несколько солдат.

В течении пары месяцев городской совет решает вопросы канализации и благоустройства города, периодически сотрясаясь от коррупционных скандалов. И вот в один прекрасный день на рассмотрение совета выносится вопрос о немедленном прекращении оккупации. Против голосуют десятеро немцев и пятеро местных, очарованных европейской культурой, остальные голосуют за. Решение принято, оккупация завершена. Фон Шмульке растерянно вертит в руках протокол собрания (Доннерветтер, что я теперь скажу любимому фюреру?), войска торопливо собирают имущество и организованно покидают город. Вот примерно такова официальная латвийская версия истории оккупации и избавления от неё.

В этой статье речь идёт только о Латвии, поскольку автор наблюдает процесс изнутри. Но примерно такие же события с той же логикой происходили во всех странах Прибалтики в то же самое время. Свои дни восстановления независимости отмечают Литва — 8 февраля, Эстония — 30 марта.

Никто не ожидает, что изъяны политических решений, принятых в начале 90-х, немедленно станут причиной каких-то революционных изменений в странах Прибалтики. Но фугас в фундаменте независимости может сработать в любой момент, как только сложатся подходящие обстоятельства. И извлечь его нельзя — он не извлекаем в принципе.

* * *

[1] «Неграждане» по сути являются гражданами Латвии, лишенными избирательных и некоторых других прав: быть чиновником, присяжным, занимать некоторые должности в негосударственной сфере. Однако прямая связь «негражданина» с Латвией не оспаривается — его нельзя выслать из страны ни при каких обстоятельствах; он имеет неограниченное право пересекать границу; посольства и консульства обязаны оказывать помощь «негражданам» наравне с гражданами.

Таким образом, наиболее точный аналог нынешних «неграждан» — советский термин «лишенец». Это неофициальное название граждан РСФСР-СССР до 1937 года, лишенных избирательных прав согласно Конституции РСФСР 1918 и 1925 годов. Лишенцы не имели возможности «занимать ответственные должности, а равно быть заседателем в народном суде, защитником на суде, поручителем, опекуном». Они не имели право получать пенсию и пособие по безработице.

Если в формулировке из Конституции РСФСР 1918 года «…руководствуясь интересами рабочего класса в целом, РСФСР лишает отдельных лиц и отдельные группы прав, которые пользуются ими в ущерб интересам социалистической революции» заменить рабочий класс на латышей, а социалистическую революцию на латышскую Латвию, то получится точный аналог нынешней официальной риторики. В списке прав, которых не имеют «неграждане» и лишенцы, тоже много подозрительных совпадений и аналогий.

Сам термин «негражданин» — наиболее удачное изобретение латышей за всю историю их существования, высшее проявление латышской политической и юридической мысли.

Рига