i2.guns.ru
Пушечное ядро

В июне 1827 г. корабли Балтийского флота шли в Средиземное море. Командиру эскадры контр-адмиралу Л.П. фон Гейдену предписывалось быть готовым к тому, что вследствие ожидаемого соглашения между Петербургом, Парижем и Лондоном задачи, стоявшие перед его соединением, претерпят изменение и не ограничатся уже охраной русского торгового флага от пиратства. Предполагалась возможность введения блокады Проливов со стороны Средиземного и Черного морей, в случае отказа Константинополя от посредничества договаривавшихся сторон.

«В случае, если Порта отвергнет оное, — продолжал император, — тогда соединенным эскадрам предназначено соблюдать строгое крейсирование таким образом, чтобы силою воспрепятствовать всякому покушению выслать морем как из турецких владений, так и из Египта какое-либо воспомоществование войсками или судами, припасами противу греческих сил на море или мест, ими занимаемых. Последние известия из Константинополя подают, к сожалению, повод заключать, что крейсирование такого рода сделается неизбежным по упорному сопротивлению турецкого правительства. А потому Вы должны быть в готовности к таковой мере, не приступая, однако же, к исполнению оной, доколе не известитесь утвердительно от английского и французского морских начальников, что и они получили уже повеления о приведении меры сей в действие».

Гейден извещался о том, что для упрощения совместного действия эскадр его император предложил поручить команду над ними старшему по чину, а при равенстве по звании — старшему в чине (т.е. ранее других произведенному в звание), кроме того, ему предписывалось оказывать «приязненное отношение» к эскадрам других держав, находящихся в Архипелаге, и прежде всего — австрийской. Адмирал должен был вскрыть полученные инструкции о действиях в Средиземном море после того, как его корабли пройдут Гибралтарский пролив. Эскадра задержалась в Англии — это было связано с заготовкой провизии и воды. Она покинула Портсмут только 8(20) августа).

Итак, вопрос о блокаде и косвенной помощи повстанцам был решен. 3(15) июля, перед отъездом в Грецию, Каподистрия снова подал доклад на Высочайшее имя, в котором заверял императора, что примет власть только в случае предоставления ему широких полномочий, в противном случае Каподистрия был готов вернуться к частной жизни и ограничить свое участие в делах Родины благотворительностью. Граф прежде всего просил поддержки в принятии в России для образования будущих офицеров греческой армии и флота, как это уже делали многие государства Европы. Уезжая из России, он надеялся еще вернуться в свое второе Отечество. «Как бывший тайный советник Вашего Величества, Ваш старый и верный слуга, я надеюсь, — обращался он к Николаю I, — чтобы ни случилось, найти пристанище в России и кончить свои дни на ее христианской и гостеприимной земле».

Тем временем Мехмед-Али колебался между призывами представителей Европы прекратить вмешательство в турецко-греческий конфликт и обращениями султана ускорить отправку подкреплений. В конце концов возобладали собственные расчеты — паша надеялся на приобретение в ближайшем будущем за помощь султану Сирии и Дамаска, и готов был ради этого рискнуть своим флотом. Действия греков под командой Кохрейна лишь ускорили выход египетской эскадры в море и 5 августа из Александрии в поход были отправлены 47 кораблей и транспортов с 4 тыс. солдат на борту. Приход египетской армады смог бы сыграть решающую роль в судьбе восстания. Несмотря на попытки Кодрингтона остановить их, египтяне прибыли в порт Наварина в ночь с 7 на 8 сентября. Англичане прибыли ко входу в Наварин только 10 сентября. 23 сентября к ним присоединились французы под командованием контр-адмирала Анри Даниеля де Риньи. Английский и французский адмиралы немедленно направили Ибрагим-паше письма с требованием соблюдать требования трех Великих Держав и не надеяться на разногласия между ними.

«Мы имеем честь известить Вашу Светлость, — обращался к египетскому главнокомандующему 22 сентября Кодрингтон, — что в соответствии с договором, подписанным в Лондоне между Англией, Францией и Россией, союзные Державы договорились объединить свои силы с целью воспрепятствовать перевозке любых войск, оружия или военных грузов в любую часть континентальной или островной Греции. Эта мера была принята как в интересах самого султана, так и для блага всех наций, ведущих торговлю в Архипелаге; союзные Державы предприняли гуманную меру предосторожности, направив весьма сильную эскадру для того, чтобы предупредить любую возможную оппозицию со стороны части турецких командиров, чье сопротивление не только приведет к их собственному уничтожению, но и нанесет ущерб интересам Его Светлости. В этих обстоятельствах использование силы будет также болезненно и для нас, как и для наших монархов, которые горячо желают избежать пролития крови. Мы честно просим Вас не противиться резолюции, препятствовать исполнению которой Вы не в силах; ибо мы не должны скрывать от Вас, что несмотря на наше желание положить конец этой жестокой войне мерами убеждения, приказы, полученные нами, обязуют нас дойти до последней крайности для достижения цели, ради которой заключили союз наши монархи. И если, при данных обстоятельствах, хотя бы одна пушка выстрелит по нашим флагам, это будет фатальным для Оттоманского флота».

Начались переговоры о дальнейших действиях турецко-египетского флота и десанта. Ибрагим-паша затягивал их, ссылаясь на отсутствие инструкций из Константинополя и Александрии. При этом формально блокада порта не была еще объявлена и фактически не соблюдалась. В турецкой столице весьма надеялись на то, что в конечном итоге удастся использовать противоречия между Петербургом, Лондоном и Парижем. Помощь в этом предлагал туркам Меттерних. 3 октября 1827 года он инструктировал австрийского посла в Турции:

«Затруднения настоящего положения лежит в двух фактах, повидимому, несогласимых: в революционном движении, прямо или косвенно угрожающем целости Турецкой империи, и в том, что Порта не обладает достаточными средствами для усмирения движения. Без сомнения, она успела бы подавить восстание, если бы первоклассные державы Европы оставались в течение этих лет спокойными. Но прошлого воротить нельзя: лондонский протокол существует, и ультиматум трех держав есть совершившийся факт; теперь речь идет о том, чтобы предотвратить крупное столкновение. Австрийский кабинет не намерен предоставлять средства для успокоения Греции; это есть вопрос значение которого никто не отрицает. На первом плане стоит политическое соперничество держав, посредничество которых Порта не допускает. Разлучение враждебных элементов является в подобном случае первым условием успеха. Порта может в дружественной форме обратиться к венскому кабинету, дав ему повод объясниться с союзниками; одним словом, приобрести право на добрые услуги Австрии».

20 октября это письмо было получено и его содержание доведено до великого визиря. Оно произвело желаемое впечатление, немедленно последовал ответ с согласием на добрые услуги Вены, но было уже поздно.

Русское посольство в Турции упрекало англо-французскую эскадру в бездействии.

«Итак, действие или скорее появление союзных эскадр, — писал 4(16) октября 1827 г. А.И. Рибопьер адмиралу Гейдену, — не произвело еще ни одного из тех благ, которых мы были вправе ожидать; но более всего достойно сожаления то, что недействительность их мер оправдали равнодушие Порты к этой мере и ее беспечность в тот момент, когда союзные морские силы собраны в архипелаге».

Посол требовал повлиять на командиров союзной эскадры для того, чтобы они приступили, наконец, к решительным действиям. 5(17) октября после совещания адмиралы приняли текст ультиматума Ибрагим-паше:

«Ваше Превосходительство! Положительные сведения, получаемые нами со всех сторон, удостоверяют нас, что многочисленные отряды вашей армии проходят в различных направлениях по западной Морее, опустошают поля, разрушают здания, жгут и вырывают деревья и виноградные лозы, — словом, спешат превратить страну в настоящую пустыню… Все эти действия крайне жестокости происходят, можно сказать, перед нашими глазами и вопреки перемирию, которое Ваше Правительство честным образом обязалось соблюдать до возвращения ваших курьеров; вопреки перемирию, во внимание к которому флоту вашему разрешено было войти в Наварин 26 сентября».

Кодрингтон к этому времени окончательно утратил доверие к Ибрагим-паше и его подчиненным. Адмиралы требовали ответа «быстрого» и «категорического», однако получили назад свое письмо в нераспечатанном конверте. Турецкие чиновники предоставили лишь смутное разъяснения — они убеждали, что они не знают, где находится Ибрагим-паша и по этой причине ответа не предвидится. «Я надеюсь, — отметил 17 октября Кодрингтон, — что он найдется завтра, если ветер позволит нашим судам войти в гавань и встать на якорь напротив его кораблей.» Реакция на обращение адмиралов была единодушно расценена как дерзость и 6(18) октября было принято решение войти в Наваринскую бухту и продемонстрировать силу.

Собственно атака турецко-египетского флота не планировалась, от демонстрации ожидался другой эффект — союзники надеялись притянуть к себе внимание и силы Ибрагим-паши. Только после этого английские, французские и русские корабли объединились в общую эскадру. Это произошло 8(20) октября 1827 г. Эскадра в составе 27 вымпелов подошла к юго-западному побережью Пелопоннеса. Ее возглавил старший из морских начальников — вице-адмирал Кодрингтон. Союзники должны были остановить резню, и воспрепятствовать вывозу рабов. Первоначально, как надеялся британский адмирал, самим фактом своего присутствия. Корабли блокировали гавань Наварина, где сосредоточился турецко-египетский флот.

Положение Кодрингтона было двусмысленным — инструкции собственного правительства запрещали ему активные действия, а на египетских судах служили французские офицеры. Фактически собственное правительство желало ограничить полномочия его эскадры крейсерством у берегов Греции и Турции и уговорами остановить Ибрагим-пашу. Впрочем, и последнее сделать было трудно. Отсутствие готовности действовать явно воспринималось как признак слабости и лишь провоцировало турок и египтян на демонстративно жесткие действия. Кодрингтон до последнего пытался сделать невозможным столкновение. При входе в Наваринскую бухту он даже приказал поставить напротив тех египетских кораблей, которыми командовали французы, французские суда. Он запретил открывать огонь первыми и, в случае обстрела, уничтожать только стрелявшие суда турок и египтян, не трогая остальных в случае молчания их артиллерии. Адмирал пытался вступить в переговоры, но турки убили высланного на шлюпке английского парламентера и обстреляли французский флагманский фрегат. Очевидно, они рассчитывали на превосходство в артиллерии — 2106 орудий (не считая крепостных) против 1298. Второй парламентер был убит у борта египетского адмиральского корабля.

В результате союзники начали действовать и 20 октября 1827 года эскадра из 11 английских, 7 французских и 8 русских судов уничтожила 70 турецких и египетских военных кораблей и 8 транспортов из 94 военных судов и 31 транспорта, находившихся в Наваринской бухте. «Надменный Ибрагим-паша, — писал в приказе по эскадре после сражения Кодрингтон, — обещался не оставлять Наварин и не препятствовать действиям союзного флота, но бесчестно изменил данному им слову. Союзные же начальники дали обещание истребить турецкий и египетский флоты, ежели хоть один выстрел будет сделан по которому-либо из их флотов, и помощью храбрых тех людей, коими счастье они имели командовать, в полной мере исполнили обещание свое».

Часть кораблей была потоплена в день сражения, часть — взорвана или сожжена противником в ночь и на следующее утро для того, чтобы избежать опасности захвата их союзниками. Потери турок и египтян составили около 5 тыс. чел., англичане потеряли 79 убитых и 205 раненых, французы — 43 убитых и 141 раненого, русские — 57 убитых и 141 раненого. 25 октября союзные эскадры покинули воды Наварина.

В бою особенно пострадали флагманские корабли — французский и английский потеряли фок-мачты, русский — «Азов» — получил 153 попадания. Французы отправили свои суда на ремонт в Марсель, англичане и русские ремонтировали поврежденные корабли на Мальте. Русскую эскадру на английской базе ожидал торжественный и весьма дружественный прием — их встречал салют из 21 залпа, войска гарнизона и жители Ла-Валетты. Все необходимое — вода, продовольствие, корабельный лес, порох, ядра — предоставлялось без замедления и по той же цене, что и кораблям британского флота (обычно иностранные суда снабжались из запасов Адмиралтейства с 25% наценкой). Русские корабли стояли на Мальте до апреля 1828 г., образцовая дисциплина их команд вызвала благодарность губернатора. Оставшиеся в Эгейском море суда (в основном это были фрегаты, не особенно пострадавшие в сражении) приступили к борьбе с пиратами и греческое правительство было предупреждено, что его лицензии на приватирство не будут признаваться союзниками.

В России активизация внешней политики и, в частности, защита греков, при личном в этом процессе участии молодого императора воспринималась весьма положительно. Реакция на победу союзников в Великобритании была крайне негативной. Кодрингтону, отплывшему вскоре после сражения на Мальту, пришлось оправдываться за произошедшее перед общественным мнением своей страны. Внешне его дела выглядели блестяще. 13 ноября он был награжден орденом Бани, 19 ноября в личном письме к адмиралу лорд-адмирал герцог Кларенс (будущий Вилльям IV) лично высказал свое восхищение его «безупречным поведением в день сражения» и отправил в знак уважения свою шпагу. У этого успеха была и оборотная сторона — на листе о награждении Кодрингтона орденом Бани, английский король написал: «Я посылаю ему ленту, хотя он заслуживает веревки.» Новое правительство во главе с герцогом Веллингтоном также продемонстрировало свое недовольство произошедшим. В своей речи, произнесенной в палате общин 29 января 1828 г., Георг IV назвал Наваринскую битву «несчастным событием», произошедшим со «старым союзником».

Реакция Австрии была также весьма острой. Император Франц называл командующих эскадрами убийцами и публично высказывал свое сожаление, что не может послать 100 000 своих солдат для усмирения Мореи. Николай I был настроен совсем по другому. 8(20) ноября 1827 г. он наградил британского адмирала орденом Св. Георгия 2-й ст., сопроводив награду Высочайшим рескриптом: «Ваше имя принадлежит отныне потомству. Мне кажется, что похвалами я только ослабил бы славу, окружающую его, но я ощущаю потребность предложить Вам блистательное доказательство благодарности и уважения, внушаемых Вами России. В этих видах посылаю Вам прилагаемый орден Св. Георгия. Русский флот гордится тем, что заслужил под Наварином Ваше одобрение. Мне же особенно приятно заверить Вас в чувствах питаемого к Вам уважения».

После Наварина расклад сил в Эгейском море резко изменился в пользу повстанцев. Воспользовавшись уходом блокирующей англо-франко-русской эскадры, остатки египетского флота — 4 фрегата и 4 корвета вместе с несколькими транспортами — все, что не было уничтожено и могло выйти в море — в ночь с 27 на 28 декабря отплыли в Александрию. Они везли около 2 тыс. больных и раненых и 600 греков, которые по прибытию в Египет были немедленно проданы на невольничьих рынках. Это был последний «успех» египтян. В середине декабря 1827 г. русская эскадра на Мальте была усилена 4 бригами — в ее состав теперь входили 4 линейных корабля, 4 фрегата, 8 бригов и 1 корвет. 5(17) января 1828 г. в гавани гор. Навплион (Пелопоннес) высадился Каподистрия получив, таким образом, возможность организовать централизованное управление под своим руководством. Он прибыл в Грецию на борту английского линкора.

11(23) января 1828 г. все тот же «Warspite», сопровождаемый русскими кораблями — фрегатом «Елена» и бригом «Ревель» перевез Каподистрия в Эгину, где он и принял присягу президента. Граф немедленно приступил к реорганизации гражданского управления, армии и флота. Его первым успехом стало прекращение вражды между двумя местными капитанами, которые вели войну против территорий друг друга. Немалую помощь первому президенту Греции составила финансовая поддержка России — займ в 2 млн. франков и 200 тыс. рублей — дар императрицы Александры Федоровны. С началом русско-турецкой войны в распоряжение Каподистрия было передано 1,5 млн. рублей ассигнациями, и, кроме того, было установлено ежемесячное пособие в 300 тыс. франков. Постоянные финансовые проблемы государства, необходимость создавать новую армию и поддерживать ополчения повстанцев — все это постоянно ставило греческие финансы на грань катастрофы. Каподистрия просил о финансовой поддержке в 1 млн. франков ежемесячно, но поддержки в таком объеме не получил.

Весной 1828 г. британская эскадра вернулась к берегам Мореи и вновь установила блокаду ее побережья. Попытки египетских судов доставить своему экспедиционному корпусу пополнения, боеприпасы и продовольствие пресекались силой. 23 мая Кодрингтон предупредил египтян, что блокада будет распространяться даже на лодки. Вслед за этим три адмирала приступили к переговорам об эвакуации египетских войск, на которую Ибрагим-паша не соглашался без приказа своего отца. Тот на удивление спокойно воспринял весть о результатах Наваринской битвы и сделал все, от него зависящее, чтобы не быть вовлеченным в дальнейшее развитие конфликта. Паша гарантировал безопасность жизни и собственности всех европейцев, находившихся в Египте, и приказал ускорить строительство береговых укреплений в Александрии. Посредником в контактах Ибрагима с Египтом выступил Кодрингтон, торопившийся завершить свое пребывание в местных водах окончательным успехом. 21 июня он получил известие о том, что готовится его смещение с поста командующего эскадрой. 9 июля действие блокады было распространено вплоть до Александрии (в блокаде египетских берегов русские корабли, по просьбе британской стороны, не участвовали).

Адмирал сдал командование 25 июля 1828 г., но он все же успел обеспечить достижение соглашения с Мехмед-Али, которое и было подписано в Александрии 1 августа 1828 г. В конце того же месяца в Морее начал высаживаться 14-тысячный французский корпус, который почти без всякого сопротивления за месяц с небольшим овладел полуостровом. 14(26) сентября 1828 г. блокированный здесь союзным флотом и французским экспедиционным корпусом Ибрагим-паша вынужден был подписать протокол конференции с тремя союзными адмиралами об эвакуации. Фактически это была капитуляция и 22 сентября (3 октября) началась эвакуация арабских (около 18 тыс.) и турецких (около 2 тыс.) частей. Египтяне приняли предложение представителей Парижа и их перевозку в значительной степени обеспечивали французские транспорты. Таким образом, Ибрагим-паша получал гарантию безопасности на море, а союзники — гарантию того, что с попытками возвратиться к практике работорговли будет покончено.