Ранее в серии очерков о взаимосвязи исторического наследия 1920-х годов рождающейся Турецкой республики и ошибок современной Турции во внешней политике, особенно на сирийском направлении, мы вдавались в частности формирования системы, которую выстраивали на Ближнем Востоке — Закавказье мировые державы и региональные силы. Различные договора и соглашения, перемирия и нарушение режимов прекращения огня, «двойное» и «тройное» дно мотиваций участников Большой Игры — все это создавало геополитическую ткань, удерживающую государства и народы от скатывания в хаос. Интересно, что сказали бы сегодня все эти премьер-министры, паши, генералы и депутаты парламентов, если бы они смогли увидеть, к чему привели их усилия? Сделаем паузу в нашем повествовании о тайнах истории XX века и вернемся ненадолго в современность, чтобы еще раз прояснить, с какой реальностью мы ныне имеем дело.

ИА REGNUM
Реджеп Эрдоган

На Ближнем Востоке с заметным хронологическим лагом осуществляется задуманная еще более 100 лет назад глобальная геополитическая реорганизация: распадается созданный после Первой мировой войны институциональный «дизайн». Это сейчас такой тезис стал расхожим в размышлениях многих политиков и экспертов. А еще совсем недавно неверие многих аналитиков в то, что подобный сценарий срабатывает, было порождено «всесилием» страноведчески-локального рассмотрения исторического процесса, недооценкой взаимосвязанной политической жизни государств на Ближнем Востоке, что проявляется при анализе этого региона. Отметим некоторые особенности этого процесса.

Первая: нынешние потрясения в регионе, именуемые также феноменом «арабской весны», охватывают в основном территории бывшей Османской империи. Когда США в 1980 году ввели сначала в академический мир, а затем приступили к реализации геополитического проекта «демократизации Большого Ближнего Востока» (The Greater Middle East), куда включили Иран, Турцию, Афганистан, Пакистан, Туркменистан, Закавказье, Среднюю Азию и еще ряд мусульманских стран Центрально-Восточного района, а также мусульманские страны северной Африки, стало очевидным, как пишет российский исследователь Вадим Макаренко, что речь идет о перекомпоновке огромного пространства. По его же словам, появление Большого Ближнего Востока можно считать новым феноменом, связанным с окончанием «холодной войны и распадом СССР», в результате чего открылись перспективы переформатирования зоны южнее российских границ.

В этом смысле ситуация во многом напоминает ту, которая сложилась после Первой мировой войны, в результате которой распалась Российская империя, а территории за ее пределами в Закавказье фактически стали хотя и не признанными (кроме Грузии), но субъектами международных отношений. Однако есть принципиальная разница. Если после 1918 года Османская империя подлежала расчленению, то на сей раз Турция претендует на новую, самостоятельную роль. В течение последнего десятилетия эксперты отмечали рост геополитических амбиций Анкары и ее попытки усилить давление, а также возродить влияние в регионе. На фоне этого даже заговорили чуть ли не о попытке турецкой элиты восстановить Османскую империю, начав не только экономическое, но и прямое политическое (а возможно и частично военное) расширение на некогда «исключительно своем Ближнем Востоке». Это связано с серьезной внутриполитической трансформацией внутри самой Турции. Младотурки и их партия «Единение и прогресс» («Иттихад ве теракки»), стоявшие у руля Османской империи во время Первой мировой войны, как подчеркивал известный российский турколог В.И.Данилов, прошли несколько этапов идеологической метаморфозы.

Первоначально они культивировали три направления — османизм, исламизм и национализм — выбрав национализм на заключительной фазе в качестве одного из средств модернизации империи. С одной стороны, это открывало перед ними огромные геополитические горизонты: пространство «Турана» к северу от Ирана и от Кавказа до Саян, что рассматривалось как прародина «туранских» народностей, к которым причислялись все этносы урало-алтайской языковой семьи. «Вступив в Первую мировую войну на стороне Германии, младотурецкие лидеры — руководители страны имели в виду конкретно присоединение к Османской империи тюркских народов, проживавших на Балканах и в Российской империи, — пишет В.И.Данилов. — Эти идеи поддерживались, а подчас и инициировались многими представителями тюркских этносов в России, эмигрировавших в эти годы под крыло младотурок».

С другой стороны, когда тюркизм стал приобретать ясные политические очертания и было очевидно, что империю планируют возрождать на базе тюркизма — турецкого национализма, тюркизации входивших в ее составе мусульманских этносов, против выступили нетурецкие этносы, за плечами которых была собственная нетурецкая история. В первую очередь, армяне — титульная нация Османской империи. Для народов Балканского полуострова тюркизация была с самого начала неприемлема, а для арабов идеи их собственного национализма оказались куда сильнее идеологии исламизма в рамках Османской империи. В ином положении оказались курды, которые несмотря на свою многочисленность никогда не имели своей государственности. В конечном счете младотуркам не удалось сохранить империю. Парадокс в том, что пришедшая к власти в 2001 году партия «Справедливость и развитие» стала постепенно возвращаться к идеям младотурок, используя их в качестве инструментария очередной модернизации. В 2002 году Турция вырвалась из финансового кризиса за счет грамотного осуществления мер по сдерживанию роста инфляции и безработицы. В 2010 году она одна из стран, которые первыми побороли новый экономический кризис, с годовым приростом экономики в 9%. Это стало феноменальным явлением в новейшей политической истории Турции.

Однако Реджеп Эрдоган начал эксперимент, нанося удары по кемализму как идейной основы существования турецкого государства, заявляя о доктрине неоосманизма и проводя так называемую «мягкую исламизацию», что быстро сказалось на внешней политике. Анкара сыграла огромную роль в развитии феномена «арабской весны» на Ближнем Востоке и в Северной Африке, способствовала разжиганию войны в Сирии, которая некогда была османской провинцией. На определенном этапе Турцию не смущало, что в результате фактически происходит перекраивание границ Ближнего Востока. Во внешней политике определились векторы экспансии: на юго-западе — в направлении Сирия-Ливан-Египет, юге — Ирак и страны Персидского залива, востоке — Закавказье. Одно время широко популяризировался и проект «Халифата», то есть объединенного исламского (суннитского) мира. Но, как и прежде, ответный удар наносится по Турции изнутри через курдский вопрос. Как некогда младотурки в отношении армян, современные иттихадисты не желают признавать легитимность образования Курдистанского региона.

Из-за стремления стать членом ЕС, они перевели в публичную плоскость дискуссии по курдскому вопросу, организовали курдское телевидение, активизировали деятельность легальных курдских партий и прочее. Потенциально такой сценарий развития событий вел к появлению в Турции «курдской автономии», что могло бы способствовать прекращению многолетней борьбы Рабочей партии Курдистана (РПК), укреплению демократического процесса в стране. Но Анкара, как некогда Константинополь, все же использовала курдов в качестве политического инструмента, оказавшись в итоге в западне исторических сетей сепаратизма. При этом как в отношении армянского вопроса Османская империя, так и сейчас Турция в отношении курдской проблемы упустила момент перехода Запада на сторону курдов. Если в 1914—1915-х годах младотурки варварски «решили» армянский вопрос, то сейчас ведется силовая борьба против курдов, интегрированная, как и раньше, в «большую игру» с активным участием внешних игроков. Вот что, кстати, заявляет представитель России при ООН Виталий Чуркин: «Ситуация, конечно, парадоксальная: США активно сотрудничают с сирийскими курдами в борьбе с ИГИЛ, а турки, которые являются союзниками США по НАТО, считают сирийских курдов террористами. США считали своим успехом, когда курды расширяли свой контроль на севере Сирии, а Турция рассматривала это чуть ли не как вызов своей государственности. Сейчас турки начали бомбить курдов. Так что речь идет об очень серьезном противоречии между американцами и турками вокруг курдской проблемы».

В июне 2006 года госсекретарь США Кондолиза Райс охарактеризовала ситуацию на Ближнем Востоке примечательной фразой: «То, что мы наблюдаем сегодня, по сути, представляет собой начало родовых схваток, в результате которых родится «Новый Ближний Восток», и что бы мы ни делали, нам следует отдавать себе отчет, что мы работаем во имя этого «Нового Ближнего Востока». И здесь невозможно не вспомнить опубликованную в июне того же года «карту подполковника Ральфа Петерса». Ветеран американской разведки опубликовал в издающемся Пентагоном журнале Armed Forces Journal статью «Кровавые границы», где вставил карту с весьма многозначительным подзаголовком — «Как может лучше выглядеть Ближний Восток». Сегодня практически не осталось сомнений: США приступили к реализации очередного этапа проекта «Новый (или Большой) Ближний Восток». По словам директора анкарского Центра стратегических исследований Kafkassam Хасана Октая, «Турция превращается в Сирию», туманные геополитические перспективы у Саудовской Аравии, деградирует Афганистан, существование «двух Кипров», турецкого и греческого, оформившаяся, по выражению турецкой газеты Haberturk, в составе «двух Палестин» одноименная автономия, фактически независимый Курдистан в Ираке, утеря бывшими метрополиями на Кавказе контроля над Карабахом, Южной Осетией и Абхазией, рождение в среде американских аналитиков проекта создания на подконтрольных джихадистам территорий Ирака и Сирии «нового суннитского государства»…

И это не конец. «Кто ответит на вопрос, куда движется Большой Ближний Восток и когда он достигнет пункта назначения, — риторически восклицает проправительственная турецкая газета Yeni Safak, — когда любой политический чих у берегов Гибралтара быстро аукается чуть ли не на севере Китая или в Средней Азии». Действительно, кто? И это что за «политические кудесники», которые, как отмечает израильский востоковед Гай Бехор, говоря о необходимости сохранения территориальной целостности того или иного государства в пространстве Большого Ближнего Востока, по сути, заявляют о своих «волшебных способностях обратно превратить яичницу в сырое яйцо». Неужели нужно готовиться к «новому Севру»?