Глобальный углеродный налог — приговор для российской экономики

Москва, 19 декабря, 2015, 23:42 — ИА Регнум.

Доклад на Круглом столе в ИА REGNUM «Климат: итоги Парижского саммита и смысл Парижского соглашения»

Анализ многочисленных международных природоохранных соглашений за прошедшие десятилетия показал следующее. В условиях ограниченности запасов или истощения определённых ресурсов, необходимых для индустриального и постиндустриального развития ряда стран и их транснациональных корпораций, международное регулирование воздействия на окружающую среду остается важным элементом конкурентной борьбы за мировые ресурсы и демпинга цен на них. Особенно это актуально для сырьевой экономики России и зависимости её экономики от этих процессов на мировых рынках.

Ряд стран ЕС уже сворачивает угольную энергетику, объясняя это чрезмерными выбросами парниковых газов. Активно развивается производство электроэнергии на возобновляемых источниках. Германия рассматривает возможности полного отказа от использования ископаемого топлива в этом столетии. И все эти процессы мотивируются изменением климата в результате антропогенных выбросов.

На фоне подобной стратегии стран ЕС вообще возникает интересный вопрос, а зачем мы пытаемся строить в Европу трубопроводы — «Южный поток», «Северный поток-2»?

С другой стороны, на прошедшей конференции по климату в Париже продолжалось обсуждение международного «углеродного налога» для стран-экспортёров (объявляемых виновниками в изменении климата), как источника для наполнения Зеленого климатического фонда размером $100 млрд в год для помощи и адаптации развивающихся стран к изменениям климата.

Но территория России является поглотителем выбросов парниковых газов других стран. И экономика России несёт вполне определённые издержки по содержанию и охране этих территорий. То есть смысл западной политики — представить Россию как экспортёра сырьевой продукции, виновного в изменении климата, и принудить ее платить «углеродный налог». Как говорится, «на ком пашут, на том и воду возят»?

Подобную тенденцию подтверждает и глава «Русала» Олег Дерипаска. В интервью Financial Times олигарх, которого, судя по всему, пригласили на конференцию как спонсора прогулок по Парижу некоторых российских участников, заявляет: «Обязательства по уменьшению выбросов парникового газа, уже данные более чем 180 странами, мало повлияют на окружающую среду. … Мы все знаем, чем они являются, в Британии для этого есть хорошее слово «галиматья». … Единственный эффективный способ снизить вредные выбросы — это глобальный налог на выбросы углерода, начиная с 15 долларов за тонну, Налог должен взиматься по всему миру, чтобы у одних юрисдикций не было конкурентных преимуществ над другими, и у инвесторов была определённость».

Но для реализации подобного «равенства», необходимо чтобы у всех юрисдикций был одинаковый климат, со стабильной глобальной температурой «средней по больнице». И чтобы у всех этих юрисдикций росли пальмы и ананасы, а население этих юрисдикций ходило в набедренных повязках и обладало доходами олигархов.

Ранее в этом году руководители шести крупных нефтегазовых компаний — Royal Dutch Shell, BP, Total, Statoil, Eni и BG Group — написали совместное письмо в ООН, призывая создать глобальную систему образования цен на выбросы углекислого газа. Кроме того, руководители 59 транснациональных корпораций, включая Airbus, L'Oreal и Publicis, подписались под призывом включить пункт о ценообразовании в соглашение, которое должно быть подписано в Париже.

Проблема в том, что, спасаясь от ограничений выбросов, которые были установлены в Рамочной конвенции ООН об изменении климата (РКИК), страны ОЭСР раскрутив Киотский протокол, искусственно обрушили цены на углеродном рынке прав на выбросы. Произошло это за счёт приобретения ими результатов по проектам, реализуемым в развивающихся странах. Фактически они сами себе вырыли яму. Зачем корпорациям стран ОЭСР платить ту же установленную в странах ЕС плату за разрешение на выбросы в размере 30 евро за тонну выбросов в эквиваленте СО₂ или тем более сокращать выбросы в своих странах при себестоимости $100−150 за тонну (до 600 в Японии)? Ведь можно просто купить право на выбросы у развивающихся стран на углеродном рынке за 1 доллар за тонну.

Еще раз: по существующей схеме СОКРАЩАТЬ — не нужно: дорого и вообще зачем? Нужно СДЕЛАТЬ ВИД, будто сокращаешь и представить «красивую» отчетность, для чего изначально заложить такую возможность в «правила игры». И делай, что хочешь. Ты — хозяин положения. Потому-то я и называю Киотский протокол — «ЛОХОТРОНОМ». Это выстланная «благими намерениями дорога в ад», которую намерены продолжить и в Парижском соглашении.

Президент России Владимир Путин в парижском выступлении заявил, что Россия рассчитывает к 2030 году уменьшить выбросы парниковых газов до 70% от уровня 1990 года. А в ноябре глава Минприроды Сергей Донской обещал, что Россия на переговорах в рамках конференции в Париже поддержит введение «цены на углерод». «Мы считаем, что миру необходим глобальный рыночный механизм по снижению выбросов», — сказал он.

В принципе подход квотирования (нормирования) к регулированию объёмов выбросов парниковых газов разработан в странах ЕС в 1996 году для выполнения обязательств по РКИК, начал реализоваться странами ЕС в рамках Киотского протокола в 2005 году, а полностью был внедрён только в 2008 году и работает по настоящее время. То есть, в отличие от России, подписывая и ратифицируя Киотский протокол, страны ЕС уже имели свою готовую стратегию, механизмы и инструменты её реализации, защищающие их интересы. И сегодня Европа рассматривает своё участие в подготовке Парижского соглашения сквозь призму собственных национальных интересов. Аналогичным образом ведут себя и другие страны импортёры углеводородов, в том числе и Китай.

Ещё на «второй сессии» 6-й Конференции РКИК в Бонне в 2001 году один делегат из Германии заявил: «Мы не будем наращивать производство углеродоемких энергоресурсов и атомной энергетики в Германии, а необходимые чистые энергоресурсы мы будем получать из стран Центральной и Восточной Европы». И надо признать, что они успешно реализуют эту стратегию, используя шельмующую методологию Межправительственной группы экспертов по изменению климата (МГЭИК).

В чем шельмование? Выбросы от импортируемой электроэнергии засчитываются стране-экспортёру, как и в случае с древесиной, за выбросы от которой тоже отвечает экспортёр. Нонсенс, скажете? Да, но это — существующий порядок вещей. И двойной стандарт методологии МГЭИК в том, что выбросы от сжигания углеводородов засчитываются стране импортёру, а не экспортёру.

Фактически в странах ЕС уже с 2013 года введён «углеродный налог» в виде платы за разрешение на объёмы выбросов парниковых газов в размере 30 евро за тонну в эквиваленте СО₂. До этого выдача разрешений на объёмы выбросов парниковых газов в странах ЕС осуществлялась бесплатно.

С одной стороны, решение о плате обусловлено тем, что в целом страны ЕС не смогли добиться ощутимых результатов в сокращении выбросов, прикрывая свои показатели роста выбросов за счет соседей. Поэтому активное использование возобновляемых источников энергии (ВИЭ) в ЕС лишь компенсировало рост потребления энергии. Но главная проблема — сокращение парниковых выбросов — так и не решена.

С другой стороны, требования развивающихся стран о наполнении Зеленого климатического фонда ставят вопрос о новых источниках финансирования. То есть, главный компромисс Киотского протокола, который был принят в 1997 году, — «снятие ограничений по объемам выбросов для стран ОЭСР в обмен на инвестиции и технологии в развивающиеся страны» — членам ОЭСР необходимо как-то сохранять, иначе они столкнутся с их жесткой оппозицией, которой будет дирижировать Китай. И Парижское соглашение показывает, что проблема сокращения выбросов в странах в ОЭСР не решена. И это связано в первую очередь с тем, что устанавливая твёрдую цену стоимости права на выбросы («цены на углерод»), они тем самым должны признать, что эта цена должна и распространятся на тот ресурс, который даёт эти права фактически, а именно поглотительный ресурс лесных территорий, которых у них «кот наплакал».

Прагматично ведёт себя и Китай, который твёрдо заявил, что до 2030 года он не будет сокращать объёмы выбросов, но намерен проводить мероприятия по сокращению удельных объёмов выбросов при производстве продукции. Практически это лишает будущее Парижское соглашение содержательного смысла и отводит ему роль декларации о намерениях. В то время, как одни страны будут нести издержки по сокращению выбросов и закрытию дешёвых «углеродоёмких технологий», Китай их будет развивать, не неся при этом издержки. И понятно: экономическое развитие для него является приоритетом, а смертность населения от ухудшения экологической обстановки восполняется смягчением демографической политики.

Так было и с Монреальским протоколом (по озоновому слою). В то время как Россия в 90-е годы прекратила производство запрещенных им хладагентов, уничтожая холодильную промышленность, Китай наращивал объёмы их производства. Конечно, при этом надо понимать, что все это делалось транснациональными корпорациями, разместившими производства в Китае.

Но вернёмся к России.

Чем рассуждать на тему подготовки решений Парижской конференции, Дерипаска лучше бы оценил заявление спецпредставителя президента по вопросам климата Александра Бедрицкого о позиции российской делегации на 21-й Конференции Сторон РКИК, а также ее противоречие с заявлением Владимира Путина на 70-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН, где президент обратил внимание на недопустимость манипуляций терминами. «В международном праве, в международных делах каждый термин должен быть понятен, прозрачен, должен иметь единообразное понимание и единообразно понимаемые критерии», — сказал Путин. Однако в заявлении его спецпредставителя содержится ряд пространных неологизмов, не имеющих определения в русском языке, направленных на введение в заблуждение читателя. Например, такие как"климатический режим», «климатическое урегулирование» и другие.

Ответственно заявляю: эти термины не имеют международно-правового толкования, взяты с потолка и используются для дезинформирования общественности!

Другой пример — с «поддержкой» удержания роста глобальной температуры в пределах 2 градусов.

Эта цель также не имеет научного обоснования, учитывая наличие нескольких разных гипотез о причинах изменения климата. А с другой стороны, кто, чем и за что держать-то будет рост глобальной температуры? Кота хоть за хвост удержать можно.

А в нижеприведённом абзаце вообще, судя по всему, содержатся неточности перевода «инструкций с английского»: «В дальнейшем процесс обзора национальных вкладов каждой из сторон нового соглашения с целью разработки возможных новых вкладов на очередной период должен начинаться не ранее, чем за один год до истечения срока, установленного стороной для выполнения текущего вклада».

А ранее что, нельзя? Что этому мешает? Подобная задача для второго периода Киотского протокола ставилась заранее за 5 лет.

А как понимать термин «вклад»? Это объёмы выбросов, или объёмы сокращений выбросов, или финансовые вливания? Данное понятие даже в рамках международного переговорного процесса ещё предстоит расшифровать.

А нижеследующий абзац, вообще можно оценивать как государственную измену: «За базовую основу в рамках такого процесса обзора должен приниматься предыдущий вклад, официально заявленный стороной для целей соглашения».

Давайте разбираться. Если вклад — этообъёмы сокращений выбросов парниковых газов, которые были аннулированы, отняты у России и «прихватизированы» на 18-й КС РКИК в Дохе, то следует признать, что предлагается узаконить кражу российского ресурса, а с ней — и дискриминацию стран, сокративших выбросы в рамках первого периода Киотского протокола. То есть страны, нарастившие объёмы выбросов, во втором период Киото получили их в качестве «базового» на последующий период.Увеличив фактические объёмы выбросов относительно 1990 года и купив на эти объёмы дополнительные права на углеродном рынке по демпинговым ценам, страны ОЭСР получают возможность в качестве базового уровня на последующий период засчитывать фактически возросший уровень выбросов.

Одновременно игнорируются и дискриминируются национальные интересы России как поглотителя парниковых газов. То есть, если на протяжении 20 предыдущих лет территории России поглощали выбросы других стран и это её вклад, то далее Россия должна продолжать это делать до бесконечности? И бесплатно? И в этом состоят приоритеты национальных интересов России по проблемам изменения климата?

Легализация процесса присвоения российского ресурса другими странами у г-на Бедрицкого на вышеизложенном не закончился: «В контексте климатических переговоров Россия представила параметры своих возможных обязательств для нового климатического соглашения: ограничение антропогенной эмиссии парниковых газов на уровне 70−75% выбросов 1990 года к 2030 году при условиимаксимально возможного учёта роли лесов, их значимости для смягчения последствий изменения климата и адаптации к ним».

Как можно ставить такое условие в международном соглашении при отсутствии учёта по объёмам поглощения парниковых газов лесами на территории России в её собственной экономике? В концепции отчётности субъектов на территории России по объёмам выбросов парниковых газов, утверждённой распоряжением Правительства Российской Федерации от 22 апреля 2015 г. № 716-р отсутствует порядок учёта поглотительного ресурса лесов и других территорий России.

Работа в этом направлении тормозится уже 20 лет, данные переговорного процесса скрываются, а воз и ныне там. Что это, как не преднамеренное нанесение ущерба национальным экономическим интересам страны? Причем, в угоду другим странам, фактически осуществляющим внешнее управление природно-ресурсным потенциалом России.

Олегу Дерипаске вопросы содержания и наполнения «галиматьи» целесообразно было оценивать не в Париже, а в Москве, в том числе и в комитете по экологии и природопользованию Российского союза промышленников и предпринимателей (РСПП), который он возглавляет.

Кое что по поводу глобального «углеродного налога» проясняет нам и министр природных ресурсов: «Минприроды будет готово обсуждать введение в России «цены на углерод», как только будет создана система отчетности и проверки данных о выбросах парниковых газов компаниями».

Принимая во внимание, что министр, декларируя заботу о российских лесах, забыл предусмотреть в системе отчётности наличие их поглотительного ресурса, вполне можно предполагать следующую «генеральную линию». Провести инвентаризацию субъектов хозяйственной деятельности по объёмам фактических выбросов, установить им квоты на выбросы и ввести углеродный налог. Министр спросил мнение промышленников, не говоря уже о гражданах? Скрытность подобных подрывных действий для промышленности подтверждает и тот факт, что ведя 20 лет международные переговоры по проблемам климата, в России даже сегодня разработку стратегии выполнения Указа Президента от 30 сентября 2013 г. № 752 «О сокращении выбросов парниковых газов» планом Правительства РФ предусмотрели только на 2017 год. Вроде, прыгайте в бассейн сегодня, а воду в него потом нальём.

А «достижения» России в Париже на переговорах по лесам хорошо объяснил глава Рослесхоза Иван Валентик, ищущий финансирование воспроизводства защитных лесополос во Всемирном банке.

Самое интересное, что лесополосы не находятся в ведении Рослесхоза. Эту тему уже несколько лет пытаются освоить представители Высшей школы экономики (ВШЭ) и делают это на деньги Глобального экологического фонда (ГЭФ) и МБРР. Но г-н Валентик считает, что проблема — в структуре российских лесов, в их старости и потому уверен, что лесные пожары — благо. Во-первых, кто у нас лесами руководит, прости Господи?! А во-вторых, может он сам их и поджигает? Это заявление ведь — «момент истины» в антигосударственной «стратегии» лесного ведомства. Бореальные леса пусть горят, а мы будем сажать лесополосы.

Руководитель лесного ведомства не знает, что накопление перестойных насаждений в условиях холодного климата — это процесс консервации углерода на территориях российских лесов с образованием торфа? Этот поглотительный процесс шельмующей методологией МГЭИК в рамках киотского процесса не учитывается, однако пожары засчитываются России в её объёмах выбросов парниковых газов.

И это государственный подход? Представляется, что на самом деле это стратегия получения «30 серебренников» под видом финансирования восстановления лесозащитных полос, чтобы не учитывать поглотительный ресурс бореальных лесов, и главное не учитывать поглотительный ресурс рационального лесопользования.

Навязать России европейскую систему квотирования выбросов и их торговлю предлагает и некоторые эксперты рабочей группы Минэкономразвития (МЭР) России по экономическим аспектам охраны окружающей среды и регулирования выбросов парниковых газов. В своей статье «В поисках модели для уменьшения парникового эффекта» член этой группы Юрий Галенович подробно описывает особенности системы торговли правами на выбросы (квотами) парниковых газов, введённой в странах ЕС в 2005 года, и обосновывает необходимость того, чтобы созданием этой системы в России занимались бизнес-структуры. Так именно они этим и занимались, но как?

В 2000 году РАО ЕЭС было предложено разработать национальную систему регулирования выбросов парниковых газов. В результате создали Углеродный фонд РАО ЕЭС и побежали за морковкой киотского «лохотрона» в виде проектов совместного осуществления (ПСО) по 6-й статье протокола, забыв о необходимости создания национальной системы. Аналогично повёл себя «Газпром» в 2001 году: получив некие основы национальной системы, создал дочку «Газпром-трейдинг», развернул свою деятельность на европейском углеродном рынке, а о национальной системе забыл. То же повторилось с «РУСАЛом» в 2003 году: создав Национальное углеродное соглашение (НУС), компания вместе с Углеродным фондом РАО ЕЭС побежала за той же морковкой ПСО. Следующий — Сбербанк, который организовал совместно с МЭР и МПР серую схему реализации ПСО по статье 6 Киотского протокола, опять-таки позабыв о национальной системе.

Серость этих схем, их незаконность подтверждает в своей статье и г-н Галенович. Ведь по ним продавались не «углеродные единицы» (распоряжаться которыми был уполномочен Сбербанк, причем, в нарушение закона о банках и банковской деятельности), а права на выбросы всей страны. А их объем был установлен законом о ратификации Киотского протокола. И продавать эти права можно было только в законодательно установленном порядке, для этого и нужна была национальная система регулирования выбросов парниковых газов. Ещё в 2003 году Межведомственная комиссия по проблемам изменения климата (МВК) поручила Министерству экономразвития и торговли разработать Закон о порядке регулирования выбросов парниковых газов в России. Но многие бизнес структуры бегали за «морковкой у носа осла» подвешенной киотским «лохотроном», и некоторым корпорациям даже удалось от неё кое-что откусить. Структуры того же Дерипаски, например, умудрились даже сократить выбросы парниковых газов на Братской ГЭС, где по технологии выбросы вообще отсутствуют — не сжигается там ничего. Бумага и это стерпела. Но каковы результаты?

Ежегодный коэволюционный баланс (между выбросами и поглощением парниковых газов) территорий России составляет 8,7 млрд тонн поглотительного ресурса в эквиваленте СО₂. На недавно состоявшемся круглом столе в ИА REGNUM эту оценку подтвердил и заслуженный энергетик России Виталий Болдырев.

Сравнение методов оценки поглотительного ресурса территорий России (По результатам баланса 8,7 млрд тонн в экв. СО₂ в год)

Исходя из приведённых оценок видно, что многомиллиардная стоимость российского ресурса даже в рамках киотского процесса была практически реализована за 0,003% от его «демпинговой» стоимости на мировых рынках. Фактически наши леса и наш природный потенциал в целом с подачи «реформаторов» используются другими странами. По сути именно это подтвердил и Владимир Путин, заявив в своём парижском выступлении о 40 млрд тоннах сокращений. Но если российские активы Центробанка оценены и размещены в ценных бумагах других государств, то где оценка этих сокращений, и в каких ценных бумагах размещены эти активы?

«Ещё немного, ещё чуть-чуть» и мы подобными «достижениями» скоро и углеводороды будем продавать бесплатно нашими управляющими ресурсными и финансовыми активами России. И стратегия стран ЕС по отказу от углеводородного топлива это подтверждает.

В указанной ранее статье ВШЭ «Снижение рождаемости в бедных странах притормозит изменения климата» тенденция оправдывать или оценивать негативное антропогенное воздействие на окружающую среду объёмами валового продукта или численностью населения — это общемировой тренд двойных стандартов киотского процесса. Чтобы понятно было читателю, право на определение объёмов антропогенных выбросы не принадлежит каким-либо международным или региональным органам. Это право принадлежит окружающей среде территорий стран. И именно из этой аксиомы исходит нормирование по предельно допустимым выбросам (ПДВ), которое существовало в России с времен СССР.

То есть осуществляться антропогенные выбросы в странах могут в объёме, не превышающем возможности окружающей среды по их нейтрализации. Это чётко записано в принципе 2-м Рио-де-Жанейрской декларации по окружающей среде и развитию 1992 года.

России жизненно необходима собственная стратегия, методологическое оружие, своя армия координаторов, свои механизмы и инструменты подавления противника или принуждения его к компромиссу, выгодному или хотя бы не ущербному для нас.

К сожалению, пока мы в этих войнах на протяжении более 20 лет терпим поражение, особенно на внутреннем рынке. Сегодня только ленивый не критикует финансово-экономическую политику. Но проблема не только в представителях финансово-экономического блока, но и в сложившейся в начале 90-х годов налоговой системе, которая не стимулирует развитие производства в России и привлечение инвестиций на его развитие. И введение глобального углеродного налога — это ещё один гвоздь в крышку гроба для российской экономики.

СМИ сегодня пестрят информацией о падении курса рубля, о зависимости экономики России от мировых цен на нефть. Самое интересное, что все это практически не влияет на доходность наших углеводородных компаний. Теряет бюджет России, а компании при существующей экономической модели практически остаются в рамках прежней доходности. Единственным негативом для них является потеря инвестиционной привлекательности новых проектов добычи углеводородов. Введение глобального углеродного налога снижает экспортные пошлины на углеводороды и отнимет доход не у этих компаний, а у бюджета — страны, регионов и предприятий, то есть у граждан. То есть, углеродный налог это двойное изымание средств: сначала на содержание территорий, а потом на покрытие выбросов других стран.

Учитывая природно-ресурсный потенциал территорий России у нас есть возможности применить свои национальные механизмы и инструменты по защите государства, компаний и граждан. Мы можем и обязаны сделать сырьевую экономику катализатором развития по-настоящему природоподобной экономики.

В заключение подчеркну, что кажущаяся «галиматья» Парижского соглашения чревата опасностью содержания решений 21-й КС РКИК.

Надо понимать, что «Комитет 12-ти» — новый орган, включенный в Парижское соглашение, рассчитан на отстаивание не российских, а транснациональных корпоративных интересов. Самим подходом к его формированию, включением самых слабых и неразвитых стран он направлен против России. Решения будут приниматься, перефразируя известное заявления Бжезинского, «без нас, против нас, и на наших обломках». Так уже случилось на 18-й КС РКИК в Дохе.

Да и присутствие постоянного российского представителя в этом комитете ничего не решит: полпреда, как это не раз случалось раньше, либо выдвинут из среды правительственных либералов, либо попросту «купят» международные чиновники.

Спасение только в законодательно установленной комплексной национальной стратегии по использованию и управлению не ископаемыми природными и экологическими ресурсами. При том, что она будет основана на интересах России и учтет природный капитал её территорий.

Именно эта стратегия должна быть фундаментом российской внешней и внутренней политики по природоохранным проблемам и рациональному природопользованию. В полной мере это относится и к проблеме изменения климата.