zastavki.com

Новость о событиях в Румелии застала Милана на лечении в Германии, которое он прервал, отправившись в Вену. Здесь на встрече с министром иностранных дел графом Кальноки он получил заверения в том, что Австрия поддержит Сербию, и в том, что болгары с помощью России фактически свели к нулю положения Берлинского трактата. Поначалу он думал о возможности начать действовать против турок, в направлении Старой Сербии, но боязнь повторения 1876 г. и доводы австрийцев сделали свое дело. Против компенсаций для Сербии в Турции выступали и англичане, в то время войну с Болгарией для достижения той же цели Лондон считал вполне приемлемой. Немаловажное значение имел и тот факт, что австрийцы выделили Белграду помощь в 40 млн. динаров. Резерв сербской казны к этому времени составлял только 60 тыс. динаров. 10(22) сентября 1885 г. Милан вернулся в Белград. На вокзале он был встречен многочисленной демонстрацией с лозунгом «Вперед Старо-Сербия!». В тот же момент он подписал указ о мобилизации армии. В Вене ее называли тогда своим 13-м корпусом.

Попытка русского представителя остановить сербского монарха не увенчалась успехом. Милан требовал территориальных компенсаций или восстановления status quo в Румелии. Для него это была война, которая должна была решить вопрос, кто из двух народов станет в будущем гегемоном Балкан. В духе требований компенсаций был выдержан и циркуляр сербского МИДа. С помощью Вены сербская дипломатия попыталась сколотить союз с Грецией и Румынией, но греки колебались и слишком долго тянули с ответом. Общественность королевства привыкла смотреть на значительную часть Балкан, как на наследие эллинов. Восточная Румелия не была исключением. Кроме того, в Афинах волновались за судьбу Македонии. Уже 11(23) сентября правительство королевства приступило к отзыву из отпусков чинов армии и флота. 22 сентября премьер-министр и глава МИД М. Гарашанин встретился с греческим поверенным в делах в Сербии с целью выяснить возможные действия потенциального союзника, но ответа так и не получил.

В октябре в Афинах начались демонстрации с требованием немедленно начать мобилизацию и войну. В них участвовали делегаты из земель, принадлежащих Турции. Толпы людей ходили от здания совета министров к парламенту, требуя немедленно приступить к военным мероприятиям. Под влиянием общественного мнения правительство, после долгих раздумий, все же решилось объявить 27 октября мобилизацию. Общество было целиком и полностью настроено в пользу вмешательства на стороне сербов, но мобилизация шла слишком долго, и к решающим событиям греки не успели подготовиться к действиям. Что касается Бухареста, то там, убедившись в том, что Россия и Германия не поддерживают проект союза, отказались вступать в него.

Тогда в Белграде решили выступить самостоятельно. Там рассчитывали на небольшую победоносную прогулку, которая должна была завершиться взятием Софии, планировавшемся на 8(20) ноября — на «славу» Милана, то есть день его святого покровителя. По расчетам сербского монарха, это должно было укрепить его авторитет в стране. После Зайчарского восстания он был невелик, и король не решился мобилизовать всю армию — под знамена было призвано около 35 тыс. чел. Формально запас 3 призывов сербской армии равнялся 217.200 чел., численность действующей армии при призыве наиболее боеспособных категорий населения планировалось довести до 107.436 чел. при 298 орудиях. Полевая армия могла составить 70 тыс. чел. при 264 орудиях.

Так и получилось. Сербы развернули 5 пехотных дивизий — 80 тыс. чел., из них 70 тыс. строевых. В составе каждой дивизии имелось по 4 пехотных и 1 кавалерийский и 1 артиллерийский полк (48 орудий). Фактически армия была готова к выступлению до объявления мобилизации, оставалось провести сосредоточение. Сербская пехота была неплохо вооружена — ее новейшие винтовки Маузера-Кока превосходили вооружение болгар по дальнобойности. Впрочем, не все резервисты успели пройти обучение, чтобы эффективно пользоваться новым оружием. Это не удивительно. С самого начала проявилось и колоссальная нехватка офицеров (3 тыс.) и унтер-офицеров (4900) для армии. В среднем на роту приходился 1 офицер и 2−3 унтер-офицера.

Уже через 7 дней после начала мобилизации войска начали выдвигаться к границе — пехота по железной дороге, кавалерия — самостоятельно. 18(30) сентября король вместе с Военным министром полк. Й. Петровичем и главой правительства М. Гарашанином отбыл в Ниш. Их сопровождали патриотические демонстрации молодежи с криками «Да здравствует Старая Сербия и Македония!» Мобилизация была популярна, но поначалу никто точно не знал, против кого она направлена. Впрочем, вскоре направленность военных приготовлений не стали скрывать. Орган стоявших у власти прогрессистов «Видело» стал открыто публиковать антиболгарские статьи, а 13 октября открыто намекнул на близость войны с Болгарией.

Казалось, что расчеты Милана оправдывались. Оппозиционные партии сплотились вокруг престола. Все депутаты аплодировали королю, который при открытии 2 октября Скупщины в Нише сказал речь о необходимости сохранения равновесия сил на Балканах.19(31) октября Кальноки во всеуслышание заявил о том, что Австро-Венгрия на правах «доброжелательного совета» только «дает хорошие советы». Министр уточнил: «Сербии фактически не заявлялось, что мы не будем охранять ее интересов, если она сделает шаг к оккупации, так как мы уважаем независимость Сербии и Сербский Король вправе вести войну или стоять за мир от имени своего государства».

После таких заявлений внезапно полюбивших суверенитет Сербии австрийских чиновников все было ясно. В любом случае сербская армия стала действовать далеко не в самом популярном в сербском обществе направлении Македонии. На болгаро-сербской границе начались провокации, сербские власти попытались организовать заявление от жителей пограничных сел с просьбой защитить их от болгарских властей. Небольшие отряды сербской армии начали захват важных позиций на болгарской территории. Были предприняты попытки разоружения болгарских пограничных частей, их преследовали, вторгаясь на болгарскую территорию на глубину до нескольких километров. В ночь с 30 октября (12 ноября) на 1(13) ноября болгарская команда из 70 чел. попыталась организовать засаду для таких нарушителей, которая была раскрыта сербами, атаковавшими ее силами до роты. Это событие было использовано Белградом в качестве повода к войне.

Уже 2(14) ноября вышел циркуляр сербского правительства, обвинявший болгарскую армию в обстреле сербской части. Сербия объявила войну Болгарии. В тот же день Милан обратился к народу с призывом поддержать «справедливые» претензии к соседу. Объявление войны было передано в Софию по телеграфу открытым текстом в адрес греческого дипломатического агента за подписью Ильи Гарашанина. Представитель Афин и должен был поставить в известность болгарское правительство, что с 06.00 2(14) ноября Болгария находится в состоянии войны с Сербией. Князь Александр немедленно обратился к султану. Сообщив об объявлении войны, он просил о поддержке против неприятеля, угрожающего «целостности Оттоманской империи». Естественно, он не называл себя князем «Северной и Южной Болгарии». Был подписан и приказ войскам: «Офицеры, унтер-офицеры и воины! Сербский король объявил нам войну. Он приказал сербским войскам вторгнуться в нашу землю. Вместо того, чтобы помочь, наши братья сербы хотят разрушить наше отечество».

Война формально продлилась 3,5 месяца, но период активных боев был кратковременным. В Болгарию потянулись добровольцы из-за границы, в том числе из России. Для Петербурга и русской дипломатии эта война была чрезвычайно неприятным сюрпризом, не менее неожиданным, чем румелийский кризис. 2(14) ноября сербские войска 4 колоннами перешли границу. Характер дорог не позволял концентрировать все силы в одном направлении. Наиболее сильная колонна в составе двух дивизий двигалась по линии Ниш-Пирот через пограничный Цариброд на Софию. От Цариброда до столицы Болгарии было всего 71 верста. Все колонны должны были сойтись у Софии. Наступавшие разделились на 2 армии — Нишскую, наступавшую через Цариброд, в составе 45 тыс. чел и 116 орудий, и Тимокскую в составе 15,5 тыс. чел при 16 орудиях.

Подъем патриотических настроений в Болгарии был весьма велик, поддержка князя, правительства и армии — очевидной, готовность к жертвам — почти повсеместной. Слабые болгарские заслоны на границе с Сербией, в основном составленные из ополченцев, оказали упорное сопротивление сербам. Стойко оборонялся гарнизон старой крепости Видин. Его комендант капитан А. Узунов проявил невиданную энергию, приводя войска и укрепления в готовность отразить атаку. Свыше 6 тысяч солдат, ополченцев и добровольцев при 36 орудиях и 5 митральезах остановили наступавших. На требование сдаться, Узунов ответил: «Я учился брать крепости, а не сдавать их».

Война и король Милан были непопулярны, его солдаты сражались неохотно. Тем не менее сербское наступление продолжалось. Еще 8(20) октября ротмистр Х. Хесапчиев осмотрел подступы к Софии под Сливницей в 25 км. от столицы. Здесь было решено устроить укрепленную позицию, 10(22) октября начались работы. К военным действиям удалось построить несколько редутов, вырыть окопы для пехоты. Тем временем Баттенберг ускоренным маршем вел свои войска от турецкой границы назад. За 6 дней около 50.000 болгарских солдат и ополченцев были переброшены по железной дороге на 240 км. — в распоряжении болгар было всего 5 эшелонов со старыми паровозами, но они сумели эффективно их использовать. Сконцентрировав свои силы в 12 км. от Сливницы, Баттенберг двинул их вперед. В результате на поле боя сошлось 29 батальонов и 90 орудий сербов против 28 батальонов и 49 орудий у болгар. 5−7(17−19) ноября под Сливницей шли тяжелые бои. Оборонявшихся фактически возглавил капитан О.Панов. По окончанию сражения князь салютовал ему со словами «mon general».

Несмотря на обещание быть в пылу сражения, Баттенберг в ходе боя показал себя далеко не самым храбрым образом. Называя своих подданных «канальями» и «грязным народом», князь не нашел в себе сил ни вести их вперед, ни командовать ими. Бой за Сливницу носил весьма упорный характер. За три дня сербы потеряли около 3 тыс. чел., болгары — 2,5 тыс. Решительного успеха оборонявшихся не было, но ясно было, что сербский план провалился. 8(20) ноября Милан приказал отступать. Король оказался человеком, который не смог вынести первых же неудач. В конечном итоге он бросил армию и бежал в Белград. При отходе в армии, лишившейся командования, начался хаос, и порядок так уже и не удалось восстановить. Милутин Гарашанин публично заявил королеве Наталье, что если бы знал Милана ближе, никогда не дал бы втянуть страну в войну.

9(21) ноября Порта сделала Баттенбергу предложение о посредничестве, но 13(25) ноября он отклонил его, заявив, что заключит перемирие только на сербской территории. 12(24) ноября Россия обратилась с призывом к Великим Державам организовать совместное выступление для того, чтобы остановить сербо-болгарскую войну. Он был поддержан Францией, Германией и Австро-Венгрией в тот же день. Англия и Италия присоединились позже. Граф Кальноки в интервью заявил, что конфликт будет урегулирован в результате вмешательства Держав. Гарашанин немедленно согласился с этим заявлением, добавив, что Сербия готова немедленно прекратить военные действия. К этому времени туркам удалось собрать на границе с Восточной Румелией около 300 тыс. солдат, но султан, первоначально планировавший воспользоваться ситуацией и вмешаться в войну, так и не решился сделать это.

Ситуация на болгаро-сербском фронте постоянно менялась. 10(22) ноября болгары контратаковали и теперь уже они вторглись в Сербию. Попытка сербов организовать оборону на границе провалилась. 15(27) ноября болгарская армия заняла гор. Пирот, где в начале войны расположил свой штаб Милан, открыв себе дорогу на Ниш и далее на Белград. При слухе о приближении болгар началась паника, жители побежали, войска последовали их примеру. Попытки офицеров с оружием в руках остановить бегущих подчиненных не увенчались успехом. Когда победители вошли в город, он казался мертвым — жители или бежали или прятались. В Пироте осталось всего 2−3 сербские семьи. Болгары начали грабеж, в том числе и церквей — командовавший гарнизоном капитан Коста Паница, военный юрист по образованию, поощрял своих подчиненных грубыми площадными ругательствами.

Теперь уже болгарские власти организовали адрес от болгар, живущих на сербской территории с просьбой о присоединении Пирота к Болгарии. Цель была очевидна. 15(27) ноября в болгарской штаб-квартире в Пироте получили письмо от австрийского посланника в Белграде граф Р. Кевенхюллера. Он сообщал князю Александру, что имеет к нему сообщение от императора Франца-Иосифа, и просил об аудиенции и проезде через линию фронта. До Сербии Кевенхюллер служил генеральным консулом в Софии, где довольно близко сошелся с Баттенбергом. 28 ноября австрийский дипломат прибыл в Пирот. Граф играл в Сербии совершенно исключительную роль. Самое главное — он обеспечивал правительство Милана австрийскими кредитами, договаривался о заказах. Князь ничего не предпринимал без его санкции. Недвусмысленно угрожая вмешательством со стороны с Австро-Венгрии, Кевенхюллер ультимативно потребовал прекращения военных действий. В противном случае, по словам графа «болгарские войска встретятся уже не с сербскими войсками, а с императорско-королевской армией».

Потери болгар были достаточно велики — около 4,5 тыс. чел. убитыми и ранеными. Мобилизация и краткосрочные военные действия обошлись в 30 млн. золотых левов. С одной стороны, успехи казались очевидными, но в Софии еще не утратили чувства реальности. Кризис необходимо было завершить. 9(21) декабря 1885 г. Сербия подписала перемирие на условиях status quo. Стороны обязались провести обмен пленными и назначить делегатов для переговоров. 10(22) декабря Баттенберг отдал приказ по армии, в котором среди прочего отметил вклад русских инструкторов в подготовку «наших молодых воинов и в развитие в них чувства дисциплины, храбрости и любви к отечеству». Тем не менее оснований для радости у Петербурга было немного. 15(27) декабря победители покинули Пирот.

«Сейчас они начинают терять болгар», — отметил 7 декабря 1885 г. британский посол в Турции. Положение русской дипломатии действительно было весьма сложным. С одной стороны, в России было немало людей, с удовлетворением оценивших победу русских учеников над австрийскими. С другой, даже они смотрели на войну как на прискорбное столкновение двух славянских народов, развязанное интригами австрийской дипломатии. Не будет преувеличением утверждение, что Вене удалось заложить основу будущей сербо-болгарской розни. Оказавшись на сербской территории, болгары подвергли ее грабежу и насилиям. Несмотря на кратковременность военных действий, они были исключительно кровопролитными — общие потери сербов составили около 10 тыс. чел. Не одобряя действий Белграда, императорское правительство направило в Сербию через Красный Крест принадлежности для госпиталей на сумму в 100 тыс. франков.

Россия делала все для того, чтобы не допустить разрастания конфликта и поэтому категорически отказалась поддерживать реваншистские настроения Милана. После поражения он сразу же обратился за поддержкой к Петербургу, опасаясь переворота и возвращения династии Карагеоргиевичей. Убедившись, что опасность прошла, он мгновенно вернулся к австрийской ориентации. Между тем кризис в отношениях Софии и Константинополя остался неразрешенным. В это время Бисмарк предложил русскому послу в Германии следующее решение проблемы — Восточная Румелия формально остается в составе Оттоманской империи, но генерал-губернатором ее будет назначен князь Болгарии. Германский канцлер сразу же пообещал склонить к этому решению и Лондон.

Реакция Александра III была в целом удовлетворительной, его устраивало это решение, поскольку оно способствовало успокоению Балкан. 18(30) декабря на встрече с приехавшим из Берлина Шуваловым он сказал:

«Бисмарк довольно равнодушен к болгарскому вопросу, как не затрагивающему близко прусских интересов. Если бы он хотел сделать для нас что-нибудь, то мог бы проявить свое желание, но он, очевидно, делать ничего не хочет. Принц Александр Болгарский — враг России, и покуда он будет там царствовать, его влияние будет всегда для нас враждебно. Его прогонят непременно рано или поздно. Поддерживать его в достижении объединения Болгарии под его скипетром или даже при назначении его только румелийским генерал-губернатором значило бы награждать его за все его поступки, которые заслуживают не поощрения, а наказания. Впрочем, интересы России в настоящее время требуют, что мы воздержались от вмешательства в дела Балканского полуострова, покуда там не возникнет вопросов, более прямо до нас касающихся».

Вслед за болгаро-сербским перемирием компенсации потребовала Греция, продолжавшая вооружаться под предлогом оказания помощи критянам — на острове вновь начались волнения. К этому времени здесь проживало около 200 тыс. чел., только треть из которых были мусульманами. Турецкий гарнизон острова — не более 5 тыс. чел., был явно недостаточен для эффективного контроля во время волнений. В Афинах с самого начала с подозрением относились к первым шагам болгарского национального движения. Уже образование Экзархата вызвало в Греции крайне негативную реакцию, подписание же Сан-Стефанского договора привело Афины к мысли о необходимости подготовки к возможной войне, если не с Россией, то с Болгарией. Не менее острой была реакция и на решения Берлинского конгресса. Если в первом случае Афины волновала возможность потери Македонии, которую они до поры до времени предпочитали видеть в турецких руках, то во втором потрясающее впечатление произвел переход Кипра под власть Лондона. Получение почти всей Фессалии и одного округа в Эпире без каких-либо военных усилий не рассматривались как достаточная компенсация. Теперь, в ответ на воссоединение Румелии и Болгарии, Греция требовала ее в виде всего Эпира и категорически отказывалась остановить мобилизацию. Формально требования могли меняться — например, Афины увязывали свое разоружение с болгарским и т.п.

Для сохранения мира в январе 1886 г. великие державы (за исключением Франции) потребовали от Афин прекратить подготовку к войне, и в ответ на отказ установили с 8 мая по 7 июля того же года военно-морскую блокаду греческого побережья. В ней участвовал только один русский корабль — клипер «Пластун», участие это было абсолютно формальным и нацелено на недопущение столкновения греков с европейскими эскадрами. Блокада была снята по предложению России, сразу же после обещания греческого правительства приступить к разоружению.

По требованию султана как суверена Болгарии в окончательном оформлении результатов сербо-болгарской войны приняли участие и турецкие дипломаты. 3 марта (19 февраля) 1886 г. в Бухаресте между Сербией и Болгарией был подписан мир на условиях status quo ante bellum. После этого султан приступил к переговорам с Болгарией, и в результате 5 апреля 1886 года в Константинополе был подписан Топханейский акт, по которому султан фактически признавал объединение Восточной Румелии и Болгарии, князь которой (в договоре не было упомянуто имя Баттенберга) становился губернатором означенной турецкой провинции при условии возобновления этих полномочий Константинополем каждое 5-летие. За владение Румелией Болгария обязана была ежегодно выплачивать Турции дань в 200 тыс. турецких лир. В случае войны болгарская армия должна была выступить на стороне Турции и перейти под командование султана, особо важным для Константинополя условием была передача Турции приграничного округа Кирджали на границе с Румелией, в основном населенного мусульманами. Это было объединение значительной части болгарских земель de facto.

Огромное значение в окончательном мирном решении вопроса сыграл русский посол в Турции А.И. Нелидов, чье влияние на султана в болгарском вопросе было чрезвычайно велико. Россия делала все, чтобы не допустить вмешательства в болгарские дела Турции.

«Цель моего правительства, заявил Нелидов 13 августа 1886 г. на встрече с великим визирем, — заключается в том, чтобы сохранить Болгарское княжество, созидание которого стоило России столько жертв, покончить болгарский кризис самым благоприятным образом и продолжить ныне существующие между Россией и Турцией дружественные отношения, сохраняя суверенные права Султана. Поэтому Россия ожидает, что Турция ответит ей таким же образом действий».

В Константинополе сочли за благо прислушаться к этим словам. Гораздо хуже складывалась обстановка в Софии. Завершение кризиса с Восточной Румелией значительно подняло авторитет Баттенберга, который для укрепления своего положения при поддержке Лондона и Вены начал борьбу с русским влиянием.