Президент Турции Реджеп Эрдоган в минувшую пятницу, 3 июля, торжественно открыл в Анкаре новую мечеть. Уникальность этого события в том, что храм расположен в президентском комплексе — дворце Ак Сарай (Белый дворец), площадью более 150 тыс. кв м, который был построен на вершине лесистого холма на окраине Анкары и презентован в августе прошлого года. Новая мечеть занимает 1200 кв м и может вместить 3000 верующих. Ее четыре 40-метровых минарета видны из многих частей города, ибо она стала одним из самых больших храмов в Анкаре наряду с мечетями Коджатепе и Ахмет Хамди Аксеки. В архитектурном оформлении президентского храма использовались мотивы из сельджукской и османской эпох. Помимо сотрудников Ак Сарая ее смогут посещать обычные верующие, для которых построен обычный вход, передает турецкая газета Hürriyet Daily News.

На церемонии открытия Эрдоган прочел на арабском языке из Корана стих 24 суры № 13 «Ар-Ра"д» (Гром): «[Им, этим обязательным и последовательным] вечные сады Эдема. Зайдут они туда вместе со своими предками, женами и потомками, теми из них, кто был набожен (уверовал). [Все останутся в одном возрасте, навсегда; рядом окажутся те, кто любим и приятен, ведь в Раю не будет ни малейшей толики отрицательного, негативного]. Ангелы [приветливо] встретят их со всех райских ворот: „Мир вам [вечное спокойствие и благополучие], это — итог вашего терпения и стойкости (выносливости)“. Лучшего не найти, лучшего просто не существует!».

Как сообщал турецкий портал Today's Zaman, ранее президент объявил о назначении имама новой мечети, которым стал 32-летний Хафиз Мехмет Билир, чье имя обозначает «тот, запомнил Коран». Билир в 2010 году, выступая в Москве на международном конкурсе чтения Корана наизусть, занял второе место. В те дни, в январе 2015 года Эрдоган сделал примечательное заявление. Он объявил, что после завершения строительства четырех зданий — Конгресс-зала, мечети, библиотеки и многофункционального центра — дворец обретет законченный вид. Причем, тогда и сегодня президент Турции употребил старое, редко использовавшееся в наши дни слово для обозначения всего этого комплекса, назвав его külliye. Это слово в основном применялось в Османской империи и обозначало законченный свод зданий, в центре которого стояла мечеть. Как подчеркнул Эрдоган, так лучше, если турецкоязычная калька с английского «кампус» будет заменена на külliye. Тем более что министерствам и прочим государственным учреждениям, которые ранее проводили свои крупные мероприятия в старом Конгресс-зале Анкары, рекомендовано по завершению строительства переместиться в Конгресс-зал президентского дворца.

Слово значит многое, и оно как рычаг, который искал Архимед, способно перевернуть смыслы целой концепции. Когда Эрдоган вдруг использовал термин külliye применительно к описанию своего президентского дворца, он перевел его из светского явления в религиозное. Неосманские тенденции в проводимой турецким президентом политике давно уже не секрет, но сейчас они получают материальное выражение в архитектурно-государственной форме. Потому что как бы оппозиция ни попрекала Эрдогана за «безумные траты» и «монументализм» Ак Сарая, он придает турецкой столице новое звучание, новые сакральные нотки. Не случайно оппозиционная турецкая газета Zaman в ноябре прошлого года обращалась к взаимосвязи таких концептов западного ориентализма как «султан-деспот» и «роскошный дворец».

Как отмечало издание, «роскошный дворец» является здесь элементом, дополняющим образ тирана. В созданном в 1786 году романе Уильяма Бекфорда «Ватек» мистическое повествование выводит на сцену аббасидского халифа Васика (Ватека), который увлекается астрологией и желает заполучить сокровища дворца подземного пламени. Он строит султанские дворцы, башню («потраченные сокровища несметны»), с этой целью он даже отбирает имущество и собственность своего народа. Пойдя на сделку с дьяволом, халиф верит, что он так же велик, как Сулейман, и ему не придется отвечать за что-либо.

«Напоминающий ориенталистские клише, новый президентский дворец в Турции будет символизировать не только наш моральный упадок, но и интеллектуальную нищету», — констатировал Zaman. Однако это если видеть в Эрдогане ремейк франкского Ватека. Но турецкий президент все-таки противопоставляет секулярной кемалистской идеологии не многобожие, не суеверия и примитивную мистику, а ислам, остающийся одной из великих мировых религий. Новая мечеть в этом смысле должна освящать помыслы и дела как самого лидера государства, так и его аппарата, при этом доступность храма для рядовых посетителей символизирует доступность «султана-президента», который возвышается над бюрократией и чиновничеством, для турецкого народа. Отсюда не случаен и второй жест Эрдогана — цитирование суры Корана, введение Священного текста в государственное делопроизводство.

И все это приводит нас к еще одной проблеме. Апелляция к исторической традиции неизбежно поднимает вопрос о религиозной дуалистичности сущности Османской империи, построенной на христианском фундаменте Византии. В отличие от современной Турции, пока еще наследнице кемалистской линии, для религиозной традиции существование храмов и прочих культовых мест поклонения единому Богу как светских учреждений является аномалией. Во время своего вступления в должность в августе прошлого года Эрдоган возродил церемониал торжественной передачи полномочий от предшественника Абдуллаха Гюля, который прошел в резиденции турецкого лидера. С учетом того, что после открытия мечети президентский дворец стал воплощением külliye, следующая церемония передачи полномочий будет носить уже сакрально-мистический характер. Это, во-первых. А, во-вторых, сложным становится на этом фоне сохранять статус православного храма Святой Софии в качестве музея Айя-София. Если Турция возвращается во времена османизма, то и священная для христиан церковь должна по идее либо быть переделана обратно в мечеть, либо возродиться заново христианским храмом и перейти в ведение Константинопольского патриархата. Будет ли способен Эрдоган или следующий за ним турецкий президент проявить такую веротерпимость? Дело тонкое, особенно на Востоке.