Гитлер против нашей страны. От войны на сокрушение к войне на истощение

Москва, 6 октября, 2021, 09:50 — ИА Регнум. * * *

А. В. Исаев. Антиблицкриг Красной Армии. От победы под Москвой до Харьковской катастрофы. М.: Эксмо: Яуза, 2011.

Конец 1941 года ознаменовался крахом последних надежд германского политического и военного руководства на разгром Советского Союза в одной быстрой кампании. Более того, начавшееся с контрударов под Тихвином, Ростовом-на-Дону и Москвой советское наступление распространилось на большую часть советско-германского фронта и поставило силы вермахта на Восточном фронте в критическое положение: не случайно многие гитлеровцы вспоминали о судьбе Великой армии Наполеона в 1812 году, и в штабах даже раздавались голоса о необходимости отхода к границам рейха.

Тем не менее первая зимняя кампания Великой Отечественной войны не увенчалась полной победой Красной Армии. Германские войска были значительно потеснены на многих направлениях, но все же не допустили развала своего фронта, и к весне советское наступление увязло. А затем вермахт нанес новые удары, беспощадно перемалывая вклинившиеся в его оборону советские группировки и тем улучшив позиции для новой летней кампании, главной целью которой Гитлер поставит захват нефтепромыслов Кавказа на юге и уничтожение Ленинграда на севере.

Алексей Исаев в своей книге «Антиблицкриг Красной Армии. От победы под Москвой до Харьковской катастрофы» сжато излагает ход основных операций этого периода и выявляет основные причины, по которым боевые действия развивались именно так.

Исаев обозначает ключевое решение советского руководства, сделавшее возможным зимнее наступление Красной Армии после цепочки жесточайших летне-осенних поражений. Таким решением стало поточное формирование новых частей и соединений, которые смогли заменять войска, истребляемые противником в котлах.

Автор особо подчеркивает, что это решение изначально не планировалось и стало ответом Москвы на пошедший вразрез с предвоенными планами сценарий начала войны, когда не успевшие завершить развертывание, разбросанные вглубь от границы советские войска в западной части страны оказались обречены на поражение. Но благодаря новосформированным войскам у советского командования была возможность как латать образуемые прорывами германских танковых групп бреши на фронте, так и накапливать стратегический резерв.

При этом Исаев отмечает, что подобная стратегия не являлась неким советским новшеством, а была вдохновлена концепцией, которую проводил военный теоретик, участник Русско-японской, Первой мировой и Гражданской войн Александр Свечин. Свечин проявлял особый интерес к теории войны на истощение и считал именно такой формат войны наиболее актуальным. Анализируя опыт войн XIX и начала XX столетия, Свечин приходил к выводу, что в условиях индустриального общества мобилизация не является актом лишь периода предвоенного и начала войны, но растягивается на всю войну, становится перманентной.

Среди приводимых Свечиным примеров Исаев приводит события Франко-прусской войны 1870−1871 годов как наиболее, по его мнению, схожие с событиями 1941 года. Тогда, в условиях разгрома и пленения почти всей кадровой армии во главе с самим императором Наполеоном III, в условиях плотной осады Парижа только сформировавшееся вместо обанкротившегося режима Второй империи правительство Третьей республики также смогло с опорой на мощную экономическую базу Франции и ее колоний наладить процесс формирования новых войск.

Однако ключевое отличие событий 1870−1871 годов от событий 1941 года в том, что Третья республика не смогла избежать поражения и только затянула войну, тогда как Советский Союз именно предотвратил разгром. Причину этого отличия автор не называет в этой книге, но указывает в других своих работах: дело в том, что советское руководство занялось организацией новых войск уже в первые недели войны, не дожидаясь, когда от кадровой армии останутся почти только одни воспоминания, а враг обложит столицу.

Автор затрагивает вопрос: почему гитлеровцы, заметив новые советские дивизии на фронте уже в конце июля 1941 года, не дали немедленный симметричный ответ.

Некоторые называют причиной якобы отсутствие у Германии экономических возможностей, но такое объяснение представляется неубедительным, если учесть, что позднее Германия начала формирование новых войск, с принятием концепции тотальной войны ставшее массовым и позволившее весьма долго вести войну на нескольких фронтах. Получается, что в 1941 году, на пике могущества, при лучшем доступе к людским и материальным ресурсам, возможностей не было, а в 1943—1945 годах, в условиях утраты территорий и союзников, при постоянных ударах американо-британской стратегической авиации по германской промышленности возможности вдруг появились!

Исаев полагает, что формирование новых соединений было Германии вполне под силу, и запоздание в этом вопросе считает ошибкой германского руководства.

Так или иначе, факт в том, что к началу наступления на Москву германские войска оказались существенно истощены, поскольку маршевых пополнений и выздоравливающих от ранений и болезней солдат оказалось совершенно недостаточно для поддержания боеспособности, а дополнительные соединения из стратегического резерва на Восточный фронт отправлялись в весьма скромном количестве. В операциях октября-ноября они нанесли советским войскам еще несколько жестоких поражений, но при том еще больше истощились, а фронт их значительно растянулся. А затем накопленный советским командованием стратегический резерв из восьми армий пошел в дело и повернул ход событий.

Автором общего замысла советского зимнего наступления Исаев называет маршала Бориса Шапошникова, возглавившего Генштаб Красной Армии в июле 1941 года. Шапошников вместе со Сталиным ставил задачи фронтам и распределял новообразованные армии по стратегическим направлениям. И именно Шапошников стремился выбирать для наступления участки фронта в стороне от направлений основных ударов противника, то есть там, где вражеские силы имели наименее плотное построение, хотя зачастую это означало необходимость нашим войскам наступать по наименее пригодной для боевых действий местности.

Исаев отмечает важный момент: хотя германская разведка и отмечала крупные перевозки на советской стороне, но гитлеровские военачальники и штабисты не могли поверить, что Советский Союз сформировал очередную волну новых войск, а сбор советских ударных кулаков объясняли перераспределением войск по фронту. От советских операций не ожидалось целей более решительных, чем выравнивание фронта. И это в немалой степени обусловило успешное начало зимнего наступления Красной Армии.

Важнейшим положительным последствием первой зимней кампании войны стал подрыв мощи вермахта, оказавшийся в итоге непоправимым. Незапланированный откат на запад на десятки и даже на сотни километров вынуждал гитлеровцев бросать массу поврежденной, но вполне ремонтопригодной техники, особенно автотранспорта. Объемы производства автомашин германской промышленностью не позволяли компенсировать эти потери, и подвижность германских войск на Восточном фронте резко упала по сравнению с 1941 годом.

Едва ли не больший урон был нанесен германской пехоте. Маршевых рот и выздоравливающих оказалось совершенно недостаточно для восполнения потерь в затяжных интенсивных боевых действиях, и во многих пехотных полках расформировывались третьи батальоны. Этот процесс затянулся до осени 1943 года, когда германское командование официально ввело новое штатное расписание пехотной дивизии с двухбатальонными полками, но начало было положено. А сильная многочисленная пехота была не менее важной составляющей германской военной мощи, чем механизированные соединения и авиация. Так что к лету 1942 года вермахт был уже совсем не тот, что годом ранее.

С другой стороны, Красная Армия при всех больших результатах зимнего наступления так и не достигла главной цели — решительного перелома в войне и сокрушения всех трех германских групп армий. В исторической литературе советское руководство не раз порицалось за излишнюю амбициозность задач, поставленных войскам в зимней кампании 1941−1942 годов. Исаев прямо не повторяет этих упреков, но отмечает, что грандиозность планов и спешка в их выполнении объяснялась не только амбициозностью и переоценкой сил, но и вполне понятным стремлением закончить войну поскорее, потому что ее затягивание вне зависимости от успешности боевых действий влекло новые жертвы и страдания и грозило обескровливанием страны. Здесь можно только добавить, что именно в первую военную зиму с освобождением больших территорий существо нацистского «нового порядка» предстало для нашего народа во всей красе, и стремление скорее спасти соотечественников от нацистского террора и политики обезлюживания вполне закономерно.

Рассматривая операции зимней кампании, Исаев указывает ряд оперативных и тактических просчетов советского командования, но также показывает, что возможности Красной Армии того периода вообще были очень ограничены.

Поскольку формирование новых войск фактически являлось экспромтом советского руководства, а формировать требовалось много соединений и быстро, то и боеспособность их не поражала воображение. Времени на сколачивание новых соединений отводилось мало, резко обострилась наблюдавшаяся и до войны нехватка кадров. Да и с материальной базой не могли не возникнуть проблемы: быстро обеспечить потребным вооружением массу новых войск за счет текущего производства было невозможно. К счастью, перевооружение армии в 1930-е годы создало большой запас стрелкового оружия и легкой артиллерии, так что винтовками и трехдюймовками новые дивизии и бригады вполне обеспечивались. Но вот с пулеметами и орудиями более крупных калибров, а также с зенитками, дело обстояло куда хуже.

Поражения лета-осени резко ослабили советскую артиллерию. Автор приводит следующие цифры: если к началу войны в западных военных округах имелось почти 53 тысячи орудий и минометов, то к началу 1942 года в действующей армии числилось только 34,5 тысячи артстволов. Особенно просело количество орудий от 100 миллиметров и выше — с почти 9,7 до 3,9 тысячи. А ведь именно от этих орудий зависело подавление вражеских батарей. Кроме того, глубокий снежный покров зачастую поглощал осколки легких и средних снарядов, в связи с чем гарантированное воздействие на противника давали только калибры от шести дюймов и выше.

Также Красная Армия зимой 1941−1942 годов столкнулась со снарядным дефицитом: перевод экономики на военные рельсы вполне завершился только летом 1942, да и многие предприятия по производству порохов и боеприпасов были потеряны.

При таких условиях прорыв обороны даже измотанных и прореженных германских войск представлял крайне непростую задачу, в большинстве случаев недостижимую без высоких потерь.

Что еще хуже, даже при достижении прорыва возможности для быстрого развития операции в глубину были невелики из-за отсутствия крупных механизированных соединений — разочаровавшись в них по опыту лета 1941 года, советское командование по большому счету свело мехвойска к танковым бригадам, а немногие уцелевшие и еще не переформированные танковые дивизии были обескровлены и по боевым возможностям мало отличались от тех бригад. Конечно, еще имелись кавалерийские корпуса, но они могли в основном вести рейды по вражеским тылам, а к другим задачам были мало приспособлены ввиду небольшой численности личного состава и слабой артиллерии.

В общем, ведение полноценной маневренной войны с заключением врагов в котлы для Красной Армии являлось в первую военную зиму делом как минимум проблематичным. А даже если удавалось окружить значительные вражеские силы, то их перемалывание затруднялось теми же факторами, которые затрудняли прорыв обороны. И потому первый крупный котел, устроенный советскими войсками противнику под Демянском, не был уничтожен.

Опорой обороны врага, к 1942 году оставшемуся с поредевшей, изнуренной пехотой и почти без боеготовых танков, стала прежде всего артиллерия. Исаев приводит цитаты из германских документов, в которых говорится об артиллерии как чуть не единственном средстве сдерживания советского натиска. Стабилизация фронта облегчила гитлеровцам эвакуацию и ремонт аварийной бронетехники, что привело к росту числа боеготовых танков, которые стали дополнительной опорой обороны. Наконец, не последнюю роль сыграла и переброска дополнительных войск из Европы, причем в их числе были и новые соединения, которые германское руководство все же начало формировать.

Автор обращает внимание также на жесткость, проявленную германским командованием в отношении своих войск. Смысл многих цитируемых приказов сводится к формуле: «Ни шагу назад без приказа сверху». В кризисной ситуации столь почитаемая германской военной школой инициатива командиров на местах попиралась без сожалений, даже тактическое отступление требовало согласования как минимум с командующими армиями.

Особенно упорно гитлеровцы удерживали опорные пункты на флангах прорвавших фронт советских войск, тем самым препятствуя расширению прорывов. В результате многие образованные советскими войсками вклинения имели узкое основание, что затрудняло снабжение и облегчало противнику срезание этих вклинений фланговыми ударами.

Наиболее примечательный пример такого срезания был явлен в Харьковском сражении мая 1942 года. Сражение началось наступлением войск советского Юго-Западного фронта на Харьков с нанесением главного удара из барвенковского выступа. Но гитлеровцы срезанием выступа сорвали советское наступление и нанесли Красной Армии одно из самых тяжелых поражений 1942 года, в связи с чем после войны командование Юго-Западного фронта во главе с маршалом Семеном Тимошенко много порицалось за наступательные планы. В качестве альтернативы критики предлагали организацию прочной обороны или же вовсе отвод сил Юго-Западного фронта из уязвимого вклинения.

Исаев весьма убедительно показывает, что никакая «прочная оборона» не позволила бы долго держать узкий перешеек у основания барвенковского выступа под сосредоточенным ударом противника. А попытку отвода войск по тому же узкому перешейку противник скорее всего обнаружил бы и опять таки разгромил бы отходящие войска сосредоточенным ударом — по схожему сценарию произошла гибель 2-й ударной армии под Любанью.

А вот успешное наступление с барвенковского выступа вполне могло помешать противнику нанести сосредоточенный удар под основание, вынудив вместо этого сдерживать советский натиск. И автор обращает внимание, что это почти удалось: командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Федор фон Бок от наступления Юго-Западного фронта пришел в растерянность и готов был отказаться от проведения запланированной срезающей операции. Но Тимошенко допустил ошибку, промедлив с введением в дело танковых корпусов для усиления натиска, а тем временем фон Бок получил отрезвляющий пинок от верховного командования, взял себя в руки и нанес удары в основание барвенковского выступа.

Для полноты картины событий первой зимы Великой Отечественной войны и последующих сражений мая-июля 1942 года в книге не помешали бы дополнительные данные о соотношении сил. Например, упоминание о достигнутом к январю 1942 года превосходстве советских действующих войск над противником по личному составу в 1,2 раза было бы очень хорошо подкрепить цифрами. Отметим, что приведенный автором коэффициент весьма точно соответствует ситуации на декабрь 1941: тогда советские сухопутные войска насчитывали 3,5 млн человек в действующих фронтах и 700 тысяч в резерве Ставки, а противостоявшие им силы противника достигали 3 млн в германских сухопутных войсках и еще 400 тысяч в войсках союзников Германии.

Но даже при некоторых недосказанностях «Антиблицкриг Красной Армии» дает внятное и четкое представление о том, как Советский Союз сумел навязать Германии войну на истощение.