Удивительные киноприключения бывшего человека

Мне не хотелось смотреть этот фильм и тем более писать о нем. Не люблю преднамеренную «жарёху» и стремление некоторых режиссеров бежать за европейскими фестивальными трендами, задрав штаны — а то и вовсе без штанов. Да и после десанта каннибалов на один из недавних престижнейших международных фестивалей, всего-то какой-то один несчастный (во всех смыслах слова) деревенский трансвестит — это сущие мелочи. Но одна моя знакомая, не нашедшая в себе сил досмотреть фильм «Человек, который удивил всех» до конца и признавшаяся, что, убегая из зала, испытала острое желание посетить ближайшую церковь, сподвигла-таки меня на просмотр. Если не только не фанатичный, но и не особо религиозный человек готов бежать в храм прямо из кинозала, то на причину такого душевого переворота стоит взглянуть. Удивляться, так удивляться.

Сразу скажу, что в смысле собственно чернухи фильм не представляет из себя ничего выдающегося. Три жестоких избиения (в точности по зоновским «понятиям» — только ногами), одна попытка обычного изнасилования и одно гомосексуальное изнасилование состоявшееся — для зрителя со стажем, знакомого с отечественным кино и сериалами 90-х, в общем-то, совершенно не сенсация. Но желание если не перекреститься, то сплюнуть через левое плечо, фильм вызывает, и дело тут вовсе не в извращениях и скотской жестокости. Точнее, не в них одних.

Что пугает больше всего, так это почти полное отсутствие нормальных человеческих чувств и реакций. На живого земного человека во всем фильме похожа только жена главного героя, но и у нее эмоциональный диапазон весьма ограничен. Когда же события сворачивают в фантасмагорическую сторону, и она включается в эту мрачную кафкианскую игру наравне со всеми и выныривает лишь в финале — хотя не обратно в человеческую, а в какую-то совсем другую реальность.

С каждой новой сценой в мозгу вспыхивает одна и та же светящаяся надпись: «Не верю!». События показаны словно глазами инопланетянина, которому заказали снять кино про землян, но не выдали нужных референсов, ничего, кроме пачки блеклых жанровых и пейзажных фотографий из жизни глухой сибирской глубинки. Вот жил рядом с вами человек. Потом заболел — тяжело и, похоже, неизлечимо. А потом взял да и вырядился в женское платье. При этом ничего не объясняет и вообще не разговаривает. Первая нормальная мысль — об осложнениях на голову и о том, как бы поаккуратней сдать беднягу на руки врачам, а не о том, как поучить его сапогами по ребрам. Но это у землян так, а инопланетянин своим пятым глазом видит вот этак. Имеет право, наверное.

Хотя, конечно же, глупо искать правдоподобия и здравого смысла в том, что претендует на звание философской притчи. Все равно, что спрашивать, зачем у произведения высокой моды хлястик пришит поперек груди, а сзади красуется большая желтая пуговица. Потому что это Искусство, чувак, а если тебе нужно пальто, то иди в магазин готового платья. Понятно, что кино вовсе не про страдания трансвеститов, хотя весь спектр этих страданий продемонстрирован методично, словно авторы листают брошюру специализированной социальной службы. Но протагонист вполне мог бы превратиться не в трансвестита, а в огромного таракана, как у Кафки, а вместо изнасилования его могли бы, например, посыпать дустом — большой разницы бы не было. Суть в том, что среди скучного, бесцветного и размеренного бытия происходит нечто дикое и удивительное, чему — вопреки названию фильма — никто не удивляется. Потому что удивление у человека разумного запускает желание понять происходящее, чего в фильме нет даже близко. Реакции сугубо животные — стремление изгнать странно ведущую себя особь из стада, а если она не хочет уходить по-доброму, то и уничтожить. Причем даже бьют без всякой ненависти — ритуально-дежурно. Отношения между полами — точно на том же уровне: у лучших особей цель — размножиться и получить удовольствие, у худших — тоже получить удовольствие, только погрязнее и попроще. И это при том, что вокруг нет запредельного отупляющего неблагополучия, никакого постапокалипсиса, войны и разрухи. Почему эти люди такие? Потому что авторы видят их так. Взглядом Чужого, напрочь лишенным сострадания.

Ну, а что же главный герой? А ничего. Нету его — героя. Нету как человека. Потому что то, что в первой трети фильма выглядит вполне достойным мужиком, способным как выйти один на один с браконьерами, так и спокойно приводить свои земные дела в порядок, а также любящим мужем и хорошим отцом, внезапно исчезает. Дальнейшее — история тела. Просто передвигающегося в пространстве куска мяса и костей, занятого призрачным выживанием в специально созданных условиях, для выживания категорически непригодных. Причем, это «выживание» даже не зверя, а ходячего мертвеца, ибо Егор после своего превращения жить перестает. У него неподвижное лицо размалеванного трупа, мертвые глаза и движения зомби. Окружающие воспринимают его не как человека, а как объект, и, в общем-то, как-то иначе его воспринимать просто невозможно.

И это вовсе не приступ безумия, а — как постепенно начинаешь понимать — такой же логичный и продуманный ход, как и деньги, положенные в банк ровно на два отпущенных врачами месяца и прочие четкие планы, включая уход в хоспис сразу после сбора картошки. И вот тогда становится жутко, потому что понимаешь — человеческие чувства у Егора отсутствуют с самого начала, а то, что мы видели — всего лишь имитация, заложенная в программу этакого продвинутого андроида. То, что кажется диким колдовским обрядом или подвигом юродства, на самом деле всего лишь эксперимент, этакий хитроумный лайфхак, точнее, дэзхак. Юродство предполагает запредельную, выходящую за человеческие «нормативы» Любовь, а для шаманства нужно чувствовать и понимать Природу. Егор никого не любит — тот, кто любит, не бросает близких людей одних на позорище, а природа, несмотря на его службу лесничего, для него просто фон. Ну, лес, а могли бы быть городские трущобы, разницы никакой. И сам женский образ — не обращение к таинству Жизни, а просто способ спрятаться от смерти, примитивная маскировка, навеянная байкой пьяной знахарки. В мире Егора нет живых зверей и птиц — только чучело ворона на голове колдуньи и туша застреленного браконьерами оленя. И сам он похож на тушу, то и дело распростертую на разных поверхностях — на постели, на лавке, на сыром лесном мху, на медицинском томографе… Тело, ничего, кроме тела. Спасаемой — вот так парадоксально, через позор и намеренное хождение по грани гибели — шкуры.

Так и непонятно, что же в итоге спасает эту шкуру, в чем суть и причина чуда? Есть искушение подумать, что в женской любви. Что именно жена, явившаяся в берлогу изгоя обмывать, накрашивать и обряжать этот живой труп, совершила невозможное. Но любовь ли это? Разве любовь в том, чтобы прощать предательство? И если бы предали только ее саму! Сына Егора мы видим в последний раз, когда он, избитый, опозоренный и смертельно одинокий, расстреливает зомби в компьютерной игре. Не придет ли он однажды в школу, прихватив отцовское ружье? А второй ребенок, который появляется на свет в финале, будет ли у него отец? В это не верится совершенно. В фильме нет никакого катарсиса. Необъяснимое спасение выглядит пошлостью, а тень улыбки на лице героя никак не принять за знак просветления, скорее за торжество плута. Всех удивил, всех обманул, выжил, как хитрый селезень. В чем тут мораль, даже инопланетная?

Фильмы об отсутствии в людях живых чувств, о душевном омертвении создаются у нас один за другим, по западным лекалам. Ужас в том, что они уже почти не удивляют и не возмущают, воспринимаясь тупо, как этак двадцать пятый удар сапогом. Это горькое лекарство ни от чего не лечит, да и не пытается лечить. Каждый такой фильм — еще один толчок в яму с нечистотами, а альтернативы почти нет. Позитив солнечных комедий и спортивных байопиков натужен, «патриотические» эпики корежат историю и измываются над здравым смыслом. И все это при поддержке Министерства культуры РФ под управлением Владимира Мединского, который очень озабочен засильем в кино голливудских фильмов. Знает ли Мединский, что его министерство поддержало деньгами и этот воистину удивительный «шедевр» в стиле некрореализма? Знает ли он, что детское кино, пытающееся учить доброму и хорошему, вынуждено побираться и идти к зрителю годами? Можно возмущаться кассовым успехом каких-нибудь очередных «Фантастических тварей», но пока при государственной поддержке выходят фильмы, где жители российской глубинки выставлены именно что тварями, а сама наша жизнь — смесью помойки с цирком и зоопарком, лучше не ограничивать зарубежный ширпотреб, а сразу закрыть кинотеатры на ключ. Можно построить еще сотню-другую храмов, чтобы бывшим зрителям, удивленным до самых печенок «высоким» киноискусством, было «куды бечь».

Или всё-таки ещё есть надежда на исцеление?