Иван Шилов ИА REGNUM
Замок из стекла

Частым поводом для современных американских университетских курсов является модная академическая тема — «рассказанное я». В том смысле, что человек есть сумма историй о его жизни. Человек есть то, что он может о себе и других рассказать. Вообще, «я вспоминаю», как «я существую», — довольно общее место. Не менее известна другая история про то, как человек рассказывает всё, что мучило его, про неуклюжесть своей жизни, детские травмы, комплексы и страдания, невыраженные обиды, недосказанные конфликты — и тем самым исцеляется. Вполне себе психоанализ. В американской культуре, где публичные жалобы и «самораскрытия» — скорее исключение, чем правило, на худой конец такой человек становится известным писателем и богатеет. История успеха. Перед нами тот случай, когда рассказ о детстве становится интересным другим. Книга держалась в списке бестселлеров необходимое для удивления количество недель.

«Я вспоминаю» — универсальная отмычка, если любой человек довольно искренне напишет о том, что его волновало, о том, что с ним происходило, о том, что он делал в детстве, то он обретёт какое-то количество восторженных читателей. На особом счету среди рассказчиков — инвалиды, узники концлагерей, президенты. Особо красноречивые повествователи. Но и «простые люди» тоже. И это — тот случай. Драма только в том, что семья не очень идеальная. Это же так же, как у меня. Или по крайней мере — я понимаю это, узнаю. Это могло бы быть со мной. Собака, платье, мама-папа, хот-дог, туда-сюда. Папа, впрочем, алкоголик, а мама творческая личность. Всех мотает туда-сюда. Вроде бы и семья, а вроде бы и нет. Семейное насилие в самых, в том числе неблагоприятных, формах. Но при этом прозрачность текста, почти документальность. Вот, скажем, что случилось… Событие. Выбрасывание кота в окно автомобиля на полной скорости отцом-тираном. На фоне тошнотворной достоевщины отечественной истории не самое большое событие. Но глазами американского ребёнка. Но крупным планом. Слезинка кота. Взрыд. Можно вытереть глаза расшитым платком. Котёнка жалко. Вам что, не жалко?

Взрослый, который переписывает своё прошлое: придаёт памяти нужные очертания, находит виноватых и, напротив, тех, кого стоит благодарить, придаёт смысл, литературную форму. Редактирует. Интерпретирует. Обрамляет. Не случайно так часто человек начинает писать воспоминания ближе к смерти. Хочется, чтобы сложилась какая-то целостная история, картинка, комикс хотя бы. В данном случае до смерти автора далеко, но речь идёт о прошедшем детстве. Найти счастье в аду. Разумеется, интрига в том, что ребёнок любит родителей и даже благодарен им. Несмотря ни на что. История взросления, в том числе психологического. Мы читаем про открытие мира. Вот bedtime stories — прикроватные истории, сказки на ночь, если угодно, которые рассказывает отец. А вот открытие чуда жевательной резинки. Или вот мама считает, что дочка уже достаточная взрослая, чтобы работать у плиты. Хотя дочка ещё ниже, чем эта плита. И дочка обжигается. Заметки из жизни, которые почти всем понятны в силу того, что жизнь эта зачастую не сложней выеденного за семейным завтраком яйца под тухлым соусом скандалов. Пахнет жареным. Яичницей с беконом. Блевотой алкоголика. Дешёвым бензином.

Короткие легко читаемые абзацы, которые сложно не экранизировать. Большое количество грубых выражений (вроде «cocksucker»; я читал книгу в оригинале), которые, наверное, могут быть по-русски опубликованы всё-таки только в сильно смягченных вариантах, хотя прямые аналоги у нас, разумеется, имеются. Таков речевой паспорт отца. Отец претендует на величие и почти гениальность, он собирается строить стеклянный замок для своих детей. И не так важно, натужная ли это метафора или реальность. Вообще, про стекло известно много из названий культовых текстов: «Стеклянный зверинец» (одного известного драматурга), «Под стеклянным колпаком» (известный роман другой, чуть более образованной писательницы)… Стекло как хрупкость и ненадёжность, осколки в подушечках пальцев, но и прозрачность хрустальной мечты, но и холодность… Да и мир стекла и бетона никто не отменял.

Ребёнок всегда вызывает сочувствие, особенно попадающий в драматические ситуации — обжигающийся, рыдающий, вынужденный искать еду на помойке. Возможно, талант автора в этой книге — это талант создателя грустной «разукрашки», контурных изображений «тяжёлого детства», которые наполняются смыслом в зависимости от того, что в них увидит читатель. А уж для читателя, особенно одной с автором культуры, тут будет и «вау», и «как мило», и «о боже». Так много поводов для умиления, сострадания, и даже философских размышлений. Конкретные сюжеты приложатся — борьба со школьными хулиганами, попытка социализации, отношения с братьями и сёстрами, созависимость от алкоголика.

В этом есть и подробности американской жизни в поисках американской же «мечты». Душная пустыня, поездка по штатам, безалаберная нищета и отчаяние современного дикого Запада. Пикапы, мотели, съемные домики. Для тех, кто хочет узнать, что не все живут в небоскрёбах, эта книга может стать открытием. Богатые тоже плачут, а бедные тоже бывают счастливыми. Даже в своём несчастье. Иногда для этого приходится стать писателем.

И главное, что автор не ставит себя выше никого: ни читателя, ни родителей, ни самой жизни. Мудрая и доступная смирённость. Хорошие рецепты. Понятный язык. Интересно, что книга написана достаточно давно и выходит в России в переводе много позже, чем в Америке. Значит ли это, что мы догоняем великую страну в области литературы? Ибо что касается счастливого детства, то тут нам нет равных. И кошечек мы тоже умеем жалеть. Детей реже.