Генрих Бёлль: куда ведут «радостные идиоты, отрицающие нищету и бедность»
Проза Генриха Бёлля актуальна сегодня не меньше, чем когда была написана, и с каждым днем она становится всё более и более актуальной. Бёлль — лиричный учитель ненависти, свидетель ужасов актуального фашизма, фашизма буквального, натурального и кошмарного в своей натуральности. Свидетель, который видел, как память о человеческом безумии с каждым годом слабеет, как постепенно оживает многоголовая гидра. Свидетель, бьющий в набат и напоминающий нам изо дня в день, что значит «фашизм», какова его природа, где искать его следы и предпосылки в благополучной капиталистической стране. Свидетель, лишенный иллюзий и страстно желающий лишить их и нас, жаждущий открыть нам глаза. Или хотя бы один глаз, или на худой конец — хотя бы небольшой участок сетчатки глаза.
Смотрите галерею фотопортретов Генриха Бёлля
13 февраля 1974 г. задержанный накануне в Москве нобелевский лауреат Александр Солженицын был усажен в самолёт, вылетевший во Франкфурт-на-Майне. Называлась эта спецоперация «выдворить отщепенца за пределы СССР». У трапа в аэропорту встречал изгнанника Генрих Бёлль, тоже нобелевский лауреат. Поговаривали, будто несколькими годами ранее Бёлль — его наперебой прочили в лауреаты Нобелевской премии 1970 года — снял свою кандидатуру в пользу травимого на родине советского писателя, которому и достались эти лавры. Сам он был увенчан ими в 1972-м.
Бёлль в разное время напечатал о Солженицыне четыре статьи — редчайший в истории литературы случай, чтобы выдающийся писатель столько раз обращался к творчеству писателя-современника. Кстати, Солженицын и Бёлль сыграли, каждый в своей стране, сходную роль. Речь идёт о сталинизме в одном случае, в другом — о нацизме.
Бёлль ещё в отрочестве скорее по наитию, чем разумом испытал отвращение к победившему в Германии режиму, даже в «Гитлерюгенд» отказался вступить. А после войны без устали вскрывал язвы фашизма, его корни, причины, суть и старался привить читателю противоядие к его соблазнам.
Что до войны, Бёлль сполна хлебнул её прелестей, воевал во Франции и на Украине, трижды или четырежды был ранен, угодил в плен к американцам; его мать погибла под бомбёжкой. И первый же литературный опыт Бёлля, не напечатанный при его жизни роман, прочертил основные линии его творчества — жестокость этого мира, неприятие национал-социализма и живучесть его в душах людей. Роман назывался «Крест без любви», так писатель обозначил свастику. В конце книги было сказано: «Мы своими глазами видели смерть, шагавшую по кровавому мраку концлагерей и полей сражений… И всякий раз, возвращаясь из глубин ужаса, мы смотрели прямо в лицо радостным идиотам, отрицающим нищету и бедность, чьи глаза затянуты отвратительной плесенью бездарности, скрывающей от них действительность». Это звучит пугающе современно. Не менее современен и вывод: «Мы должны научиться распознавать этих убийц духа, которые величают себя духовной элитой».
Вот и лучший, может быть, роман Бёлля «Бильярд в половине десятого» направлен против тех, кто принял «причастие буйвола». Что это такое? Перед нами метафора верности фашистским идеям агрессии, национального превосходства, насилия, готовности залить мир кровью. Писатель не изображал нацистских идолов и бонз, его беспокоили рядовые носители враждебного ему сознания. Он именовал их нелюдями, соответственно война была для него занятием нелюдей.
При этом Бёлль ни в коем случае не моралист-проповедник, а именно художник. Он боролся с идеями не напрямую, в лоб, а внушая читателю чувства, которыми был проникнут. Эмоциональный заряд его книг очень велик. Знатоки, кроме того, говорят о богатстве его немецкого языка; что же касается метафорического и стилистического многообразия текстов Бёлля, оно заметно и в переводе. Стилистическое мастерство Бёлля заслуживает особого разговора. Писатель, так много сказавший миру о послевоенной Германии, вовсе не был унылым повествователем. Жизнь, которую он рисовал, иногда казалась фантасмагорией. Его прозу выделяет склонность к юмору и гротеску, но лирические, а временами патетические по интонации произведения насыщены почти документальной информативностью. Действие в его романах и повестях развивается прерывисто, настоящее то и дело уступает место прошлому. Время сжато, как пружина, подчас укладываясь в объёмистых произведениях («Глазами клоуна», «Бильярд в половине десятого», «Групповой портрет с дамой») в один-два дня.
В двух словах упомянем о связях Бёлля с Россией. Он сам отмечал, что его среди прочего сформировало чтение Достоевского. Дружил он не только с Солженицыным, но и со Львом Копелевым, и Раисой Орловой, и Виктором Некрасовым. Уже после смерти Бёлля и Некрасова сбылось общее их желание — в Москве вышел том, объединивший под одной обложкой военные произведения двух писателей — «В окопах Сталинграда» и «Где ты был, Адам?»
По-русски издано почти всё творчество Бёлля, что не мешало ему резко критиковать советскую политику, осуждать гонения на коллег-писателей. В конце концов, это надоело, и Бёлль оказался в СССР жертвой долгого запрета. Впрочем, о властях ФРГ он частенько высказывался столь же резко.
Кто-то в шутку сказал: если Тургенева называли самым европейским из русских писателей, то Бёлль — самый русский из немецких. В каждой шутке, как известно, есть только доля шутки.