Еще до прихода в Белый Дом, Дж. Буш был исполнен желания аннулировать Договор об ограничении систем противоракетной обороны (Договора по ПРО) от 1972 года и построить взамен собственную систему обороны от стратегических баллистических ракет. Как известно, это основополагающий Договор глобальной безопасности и оказывает влияние на представления и политику безопасности не только США и России, но и всех крупных держав. Выход из данного Договора был чреват не только усилением напряженности в российско-американских отношениях, но и расстройством отношений США с ведущими их партнерами по НАТО. На саммите НАТО в мае 2001 года в Будапеште руководители стран-членов НАТО категорически отказались поддержать США в выходе из Договора и создании Национальной системы противоракетной обороны. Выход из данного Договора означал начало нового витка глобального противостояния, гонку вооружений, а союзники США по НАТО встали бы перед реальной угрозой ракетного нападения.

Европейские государства считали Договор по ПРО важнейшим условием стратегической стабильности и настаивали на том, чтобы Россия и США нашли пути преодоления необходимости выхода из данного Договора. Следует отметить, что инициатива выхода США из Договора по ПРО принадлежит не Дж.Бушу, а его предшественнику Б.Клинтону, то есть данная цель является приоритетной для стратегии США, которая разрабатывается и поддерживается не только администрацией Дж.Буша и менее всего имеет отношение к взглядам и предпочтениям так называемой команды неоконсерваторов. Но на саммите НАТО в мае 2000 года партнеры США по Альянсу не стали чинить препятствия Клинтону и, в целом, согласились с внесением изменений в Договор. Очевидно, именно политический стиль Дж.Буша насторожил партнеров США. В отличие от Клинтона, который не рассматривал выход из Договора по ПРО как самоцель, и в гораздо большей мере учитывал мнения и позицию союзников, Дж.Буш еще во время первой предвыборной кампании заявил, что необходимо выйти из устаревшего договора и защитить народ США, сделав эту цель одной из приоритетных в своей политике.

Другим обстоятельством, беспокоящим США и европейцев, является то, что Договор об обычных вооруженных силах и вооружениях в Европе от 1999 года (обычно сокращенно именуемый CFE-2) является изменением первоначального договора от 1990 года (CFE-1), который установил предельные уровни обычных систем оружия для военных блоков Организации Варшавского Договора (ОВД) и НАТО. После кардинального изменения стратегической ситуации, то есть развала Организации Варшавского Договора и расширения НАТО, лимиты обычных вооружений были определены для каждого из государств, в том числе и для Новых независимых государств. Данные лимиты были установлены для бронетранспортеров, боевых машин пехоты, танков и артиллерийских систем. Адаптированный Договор 1999 года, по мнению экспертов, в гораздо лучшей мере отвечает интересам России, но, так как он не ратифицирован ни Конгрессом, ни Госдумой, то в силе остается Договор от 1990 года, что совершенно не устраивает Россию. По мнению ряда экспертов США и Европы, одной и, возможно, главной причиной военной операции в Чечне 1994 года было стремление России увеличить количество вооружений на Северном Кавказе, считая, что на флангах ее позиции не достаточно сильны. Данные эксперты считают, что Россия превысила лимиты на Северном Кавказе на 500 боевых машин пехоты и 300 танков, кроме того, была сокращена фланговая зона, что также рассматривается уступкой России. Следует, также, отметить, что развертывание Россией систем ЗРК С-300, как одного из важнейших элементов ПВО, на Западе пытаются рассматривать в качестве средства ограничения действия авиации противника, поскольку этот комплекс являет сложную систему следящих устройств и ракет, способных перехватить до шести ракет и самолетов одновременно, хотя это выглядит весьма сомнительно.

Известно, что президент России Владимир Путин в свое время предложил Генсеку НАТО Дж. Робертсону использовать комплексы С-300 и их последующие модификации для обеспечения территориальной противоракетной обороны от атак со стороны "государств-изгоев", что стало контраргументом для противников России в натовских кругах, которые восприняли цель данного предложения, как стремление ограничить в будущем их же атакующую ракетную мощь.

И третьим обстоятельством, беспокоящим Запад (и именно по этой части существует солидарность в подходах США и их европейских союзников), это российское военное базирование в Грузии и Молдавии, которое уже давно несет формальный характер. Россия в ускоренном режиме выполняет договоренности, достигнутые на Стамбульском саммите ОБСЕ, но Запад все еще продолжает драматизировать нахождение российских баз в этих странах.

Идея выхода США из Договора по ПРО и развертывание стратегической системы противоракетной обороны возникла задолго до событий 11 сентября и развития наиболее драматических событий, связанных с международным терроризмом. Стремление Дж.Буша любой ценой и за любую цену продвинуть данные планы, несомненно, связаны с супер-заказом военно-промышленного комплекса США, тем более, что любой политик в США предпочтет поддержку ВПК поддержке и дружбе нефтяных компаний. По мнению одного из ведущих экспертов США в сфере нефтяного консалтинга, альянс политиков с нефтяными компаниями, это самое уязвимое, что можно предположить в практике лоббинга и финансово-политической поддержки. Но далеко не только проблемы среднесрочной политики стали фактором проталкивания системы ПРО. Видимо, данная идея стала чем-то вроде виртуального страхового полиса в мировосприятии и мироощущениях американского истеблишмента. Администрация США действительно располагает поддержкой по данному вопросу не только в право-консервативных, но и в наиболее лево-либеральных кругах.

В настоящее время, когда возникла труднопреодолимая проблема в Ираке, перспектива создания ПРО стала спасительным аргументом не только для Дж.Буша и его клана, но и для широкого круга сторонников его политики в Республиканской партии и за ее пределами. ПРО, в нынешней ситуации, стало бы самым престижным, самым аргументированным проектом актуальной американской политики. Нужно иметь очень существенные причины, чтобы пойти на конфронтацию не только с Россией, но и партнерами по НАТО. Расширение состава НАТО, прием в альянс стран Восточной Европы, имело значение не только в плане приобретения в НАТО новых надежных партнеров для США, вопреки Западноевропейским партнерам, которые все более выражают нелояльность, но и создание площадок для размещения систем ПРО.

Придя к власти, в 2001 году Дж.Буш приступил к проведению многосторонней политики давления на Россию "по всему фронту", с целью принуждения ее к согласию по нивелированию Договора по ПРО, как наиболее жесткого условия глобальной стабильности. Конечно же, главным рычагом давления на Россию явилось расширение НАТО, а также дискуссия по вопросам о расширении функции и зоны ответственности НАТО. Данное направление стало не очень эффективным, так как ситуация развертывалась парадоксальным образом и этот рычаг давления не оставлял России возможности для уступок и вообще степени свободы.

Одновременно, администрация США предприняла усилия по осуществлению давления на Россию на флангах, прежде всего, на южном стратегическом направлении, где наиболее подготовленным рычагом оказалась карабахская проблема. Когда администрация бросила "клич" по выдвижению предложений на южном стратегическом направлении, стало ясным, что выдвижению карабахской проблемы в качестве рычага давления на Россию, способствовали объективные и субъективные факторы. В отличие от команды Клинтона, в новой администрации были несколько высокопоставленных функционеров, которые хорошо были знакомы с проблемами региона - первый заместитель Госсекретаря Ричард Армитедж, заместитель Госсекретаря Марк Гроссман, руководитель отдела стратегического планирования Госдепа Ричард Хаасс. Кроме того, в Совете безопасности данный регион и вообще Европу и Евразию "курировал" Дэниель Фрид. Второй и третий уровень функционеров Госдепа, работающих на соответствующем направлении, также, представляли собой более подготовленных специалистов (включая функционеров Минской группы). В данных условиях была наспех изобретена схема форсированных переговоров в Ки-Уэсте. Видимо, наиболее сомневающимся участником данных переговоров являлся Госсекретарь Колин Пауэлл, но далеко не он один выражал пессимизм относительно данного урегулирования. Российские дипломаты, весьма озабоченные перспективой полного перехвата инициативы американцами, все же проявили стоические качества, и, видимо, до завершения переговоров, убедились, что оснований для особых тревог нет. И этих опасений действительно не было, так как американцы не собирались продавливать урегулирование карабахской проблемы. Это совершенно не входило в их планы, поскольку в данный период у американцев не было ясного представления, в чем же конкретно заключаться ресурсная ценность данной проблемы.

Гейдар Алиев с самого начала не был намерен форсировать процесс урегулирования, подчинив все свои усилия политической перспективе своего сына Ильхама Алиева. Положение Роберта Кочаряна было иным. Испытывая дефицит по части политического анализа и скептически рассматривая возможность политического проектирования, ограничиваясь "армянскими ресурсами", президент Армении ожидал от Ки-Уэста самого радикального и был готов согласиться со многим. Но, выяснив, что никто от него не требует ни капитуляции, ни вообще каких-либо уступок, он стал играть роль лидера, который готов на многое, но не видит адекватного партнера. Так президент Армении вернулся в Ереван на "белом коне", хотя и немного "хромающем". В целом, азербайджанские и армянские дипломаты и политики продемонстрировали свою полную политическую несостоятельность, отсутствие информации и понимания правил игры. Следует отметить, что сакраментальный этап урегулирования карабахской проблемы в 2006 году также был привязан к неким глобальным проблемам, только, на этот раз, еще и связан со сложными задачами контроля над крупнейшими источниками нефти и газа в России. Кроме того, на этот раз более явственно проявились интересы не только США, но уже и Великобритании.

Таким образом, проблема Договора по ПРО, которая является приоритетным курсом внешней политики США, пока далека от разрешения и вполне может затронуть интересы разных регионов и государств. К сожалению, политические элиты небольших государств пока не в состоянии даже осмыслить возможность воспользоваться этими политическими обстоятельствами. Когда-то, в самом начале возникновения независимых государств на Южном Кавказе, существовали неформальные вооруженные отряды, сыгравшие важную роль в безопасности и защите стран и народов. Данные новые государства не были в состоянии вести симметричные военные действия. Аналогичным образом, может стать актуальным возникновение неформального "министерства иностранных дел", иначе как же реагировать на глобальные вызовы, когда дипломатические службы заняты непрофильной деятельностью.

Игорь Мурадян - эксперт аналитического центра "Кавказ"