В конце 2006 года московским издательством "Эксмо-Яуза" выпущена книга "Уничтоженный Кремль", посвященная истории десятков знаменитых и совсем скромных, древних и относительно недавно возведенных зданий, которые к началу XX составляли неповторимый исторический ансамбль Московского Кремля, а затем были взорваны и снесены по решению новой власти. Автор книги - известный журналист, краевед, заместитель главного редактора журнала "Московское наследие" Константин Михайлов в беседе с корреспондентом ИА REGNUM рассказал о своем видении судьбы архитектурного наследия Москвы через призму судьбы Кремля..

ИА REGNUM: Константин, недавно вышла ваша книга, рассказывающая о разрушениях, произведенных в Кремле после того, как он стал резиденцией советского правительства. Повествуя о прошлом, вы периодически обращаетесь к современности и проводите параллели с тем, с что происходит в Москве сейчас. На ваш взгляд, существует ли какая-то связь между теми побуждениями, которые двигали большевиками, производившими разрушения в Кремле, и тем, что движет сейчас людьми, производящими разрушения или варварские "воссоздания" в современной Москве?

На мой взгляд, связь эта несомненна. Я пишу об этом много лет, и каждый раз пытаюсь осмысливать это явление с новых сторон. Для себя я определяю его как "болезнь творчества". Власть, которая разрушает памятники, это, прежде всего, власть некультурная. Некультурность ее выражается в том, что плоды собственного социального, политического, архитектурного и прочего творчества она ценит гораздо выше по определению, нежели наследство, которое ей досталось от прежних времен. Без всякой попытки сравнения или трезвого анализа. Новое считается лучшим только потому, что оно новое и потому, что оно "наше".

В разное время это явление может иметь разную идеологическую окраску. Коммунисты при Ленине и Сталине создавали, как они думали, новую страну и строили столицу мирового коммунизма - красную Москву, в которой не было места архитектурным символам "проклятого прошлого". Эти символы они стремились заменить своими. Самый известный пример этого - взрыв храма Христа Спасителя с тем, чтобы построить на его месте грандиозное здание Дворца Советов.

Для меня процесс разрушения старой Москвы в 1930-х годах - это процесс творчества, создания нового города, в сравнении с которым историческая Москва, доставшаяся большевикам, не имела в их глазах никакой ценности.

ИА REGNUM: То, что делали большевики, было по сути дела борьбой с историей.

Да, они начинали историю как бы с нуля, с себя. К сожалению, проявления этих же тенденций я усматриваю и в деятельности нынешних городских властей.

ИА REGNUM: Они тоже начинают историю с себя?

Конечно, напрямую они так не говорят, но почитайте любых пропагандистов той реконструкции Москвы, которая происходит последние 15 лет. Лейтмотив этой пропаганды такой же: до нынешней городской администрации Москва была грязным, темным, обшарпанным, разваливающимся городом, а при нас она стала европейским городом со сверкающими витринами, с чистыми улицами, с роскошными фасадами, с выстроенными заново памятниками архитектуры... Это означает, что настоящая история Москвы начинается именно с них, а до этого была какая-то предыстория, которой можно только в которой и гордиться-то нечем. Большевики точно так же относились к досоветской России.

Исторические тенденции обычно проявляются в мелочах. Посмотрите на тот набор символов города, которые сейчас предлагает туристическая индустрия: храм Христа Спасителя, Воскресенские ворота, Казанский собор. Это "архитектурные символы старой Москвы", которые сделаны новыми властями. Двадцать лет назад набор символов был совершенно иной: Кремль, Новодевичий монастырь, церковь Вознесения в Коломенском - подлинные шедевры, настоящие памятники древности, которые сейчас отошли в тень. Экскурсионные маршруты начинаются от храма Христа Спасителя и там же заканчиваются. Или вот, например: недавно весь город был увешан юбилейными лозунгами: "15-летие органов исполнительной власти Москвы". Можно подумать, что до нынешней администрации не было никакой власти и никаких ее органов, как будто мэр Юрий Лужков не работал никогда в Мосгорисполкоме...

ИА REGNUM: И все-таки между тем, что делали большевики, и тем, что делают современные власти, есть разница. В определенном смысле большевики были честнее. Они действительно создавали новую историю и новый архитектурный облик города. Сейчас же творится "старая Москва". История не только начинается заново - одновременно она фальсифицируется...

Да, Сталин откровенно говорил, что советские люди сумеют построить нечто более величественное и прекрасное, нежели Сухарева башня. Большевики своих воззрений не скрывали. В том-то и беда, что нынешняя городская власть пытается построить "образцовый исторический город", исходя из своих представлений об образцовости и историчности и выдавая свои творения за подлинную старую Москву.

Иногда городская администрация совершает поразительные действия, даже не подозревая, как она себя выдает. Взять, например, историю с усадьбой Трубецких на Девичьем Поле. Эта история начинается с постановления московского правительства о реставрации дома. Потом утверждается проект реставрации с заменой материалов, в результате чего подлинное историческое здание XVIII века - самый старый деревянный дом в городе, в котором бывал Пушкин, - разбирается и заново строится из бетона. А еще спустя несколько месяцев городская администрация издает новое постановление - о выводе его из списка исторических памятников, стоящих на охране, "в связи с утратой", то есть сама расписывается в том, что в результате санкционированной ею же "реставрации" памятник был физически утрачен. И это не единичный пример. А есть и обратные, не менее абсурдные, примеры, когда такие же "новоделы" остаются в охранных списках и числятся памятниками старины!

Чем дальше, тем больше становится фальшивых памятников. На Страстном бульваре вырастают фальшивые палаты XVII века, а напротив - фальшивый дом Сухово-Кобылина, фасад которого оказался ширмой для современного офисного комплекса. При этом в рекламных материалах пишется, что при строительстве комплекса бережно сохранен и восстановлен фасад исторической усадьбы, что неправда, потому что эта усадьба не существует с 1997 года.

Когда общественность ведет борьбу за сохранение памятников, городская администрация пытается выбить у нее этот козырь, утверждая, что она восстанавливает городскую историю. Это вовсе не изобретенное в наше время ноу-хау. В своей книге про снесенные памятники Кремля я привожу показательный разговор из XIX века между тогдашней защитницей памятников и строителем нового Красного крыльца. Когда в 1842 году стали реставрировать историческое Красное крыльцо, примыкающее к Грановитой палате, и вышло так, что его полностью заменили новоделом, одна из любительниц старины пришла в ужас от этого. "Что вы беспокоитесь? - отвечал ей чиновник. - Мы вам его построим гораздо лучше". Когда я читал это, у меня было ощущение, что передо мной стенограмма нынешней беседы охранников памятников с товарищем Ресиным.

Аналогичная история есть и в записках маркиза де Кюстина. Он рассказывает о том, как, осмотрев нижегородский кремль, сказал местному губернатору: "Какая красивая у вас старинная церковь!", а тот ему с гордостью ответил: "Это я ее построил. Император распорядился разобрать старый собор и выстроить заново". Де Кюстин в 1839 году не может понять, как это возможно: ведь речь шла о соборе, в котором была гробница Козьмы Минина... Ощущение такое, что французский путешественник был провидцем и описывал Москву начала XXI века, в которой разбирают и строят заново дома, где бывал Пушкин, или палаты XVII столетия.

ИА REGNUM: Нельзя, однако, отрицать существование освященной веками традиции замены обветшавшего здания новым. В свое время это делалось ввиду отсутствия уважения к подлинности материала и по неимению реставрационных технологий, но до сих пор такой подход к памятникам практикуется на Востоке. Скажем, в Японии существует традиция замены деревянных храмов новыми через определенные промежутки времени.

Если говорить о Японии, то там традиция состоит именно в постоянном обновлении, а не в сохранении; и если, скажем, через двадцать лет деревянную пагоду не разберут и не построят заново, наверное, тамошние защитники памятников будут возмущаться. А в нашей культуре понятие мемориальности памятника существовало еще в глубокую старину. Петр Первый велел собирать подлинные предметы, связанные с именами великих людей, такие как посох Сергия Радонежского и т.п.

Очень важно понимать и то, что разборкой и заменой памятников, происходившей в древности, нельзя оправдывать нынешний вандализм. Юрий Михайлович Лужков в своей знаменитой статье в газете "Известия", в которой он провозгласил, что копия в московской культуре имеет значение не меньшее, чем исторический подлинник, а может быть, и большее, рассуждал о том, что никто не упрекает Ивана Калиту за то, что он снес Кремль времен Юрия Долгорукого. Нельзя так механически переносить представления древних веков на сегодняшний день. Тогда не было ни современного понятия о памятниках и их охране, ни самой тысячелетней истории, которую надо охранять. Сегодня есть законы, есть многолетний опыт сохранения древностей, и невозможно оправдывать собственные деяния, прикрываясь Иваном Калитой или Баженовым, который хотел построить в Кремле новый дворец на месте старых построек.

ИА REGNUM: Очевидно, что за ссылками на Ивана Калиту стоит более глубокая проблема. Люди, рассуждающие так как вы, распространяют свои представление о ценности подлинности памятника в равной степени на вещи и на архитектурные сооружения. Но в глазах обычного человека - не историка и не искусствоведа - всякая постройка прежде всего имеет утилитарную функцию. Посох Сергия Радонежского такой функции не имеет - отчего бы его не сохранять как память? А здание используются, у него есть функция. И если оно обветшало, становится неудобным для современного использования или мешает, скажем, расширению городской магистрали, то утилитарные соображения легко перевешивают соображения о какой-то иной его ценности. Вот и Калита перестроил Кремль Юрия Долгорукого просто потому, что ему понадобилась новая, более современная крепость.

Конечно, такая проблема существует. Архитектурные памятники всегда как-то используются. Но все дело в том, что считать точкой отсчета. Мы говорим: "Это здание мешает проезду". Из этого может быть два вывода: снести здание, чтобы расширить улицу, или подумать над тем, нельзя ли проложить магистраль как-то иначе. И если здание стало неудобно для использования, можно его перестроить, а можно найти для него более подходящее использование. Почему-то мы всегда предпочитаем идти первым путем.

Точка отсчета должна быть иной: памятники обладают презумпцией невиновности. Они не могут нам мешать, не могут быть нам неудобны. Это наследство, переданное нам предками, и наша задача - передать его в хорошем состоянии нашим потомкам. То, что памятник нам мешает, должно быть не проблемой памятника, а нашей проблемой.

ИА REGNUM: Для этого придется осознать, что же, собственно, составляет ценность архитектурного наследия. Это не фасадная видимость зданий, а их материальная сущность, которая, будучи утраченной, утрачивается безвозвратно.

Сущность наследия - в его подлинности. Я ценю материальную подлинность больше, чем эстетические качества. То, что мы можем потрогать, скажем, подлинную каменную стену, зная, что именно за ней пятьсот лет назад стоял ратник, защищавший Москву, это признак незыблемости цивилизации, в которой мы существуем. А когда этот подлинник можно с легкостью заменить бетоном, покрасить под кирпич и говорить, что эта новая стена выглядит точно так же как старая, то ощущение подлинности истории страны пропадает.

С определенной долей условности можно сказать, что московская городская администрация занимается в своей градостроительной деятельности тем же, чем Фоменко и Носовский - в области историографии. В результате прочтения их книг полностью растворяется представление о подлинности истории. Вы узнаете, что Ярослав Мудрый - это на самом деле хан Батый, что Ярославль - это Новгород, что египетские фараоны жили в Москве и т.п.; из исторических фактов как из кубиков выстраивается совершенно новая конструкция. Примерно так же происходит в городе Москве. Нет подлинной истории! Памятник можно построить заново из бетона и считать его после этого памятником, можно построить то, что исчезло в XVII или в XVIII веке, и утверждать, что мы реставрируем памятники, можно построить и то, чего никогда не было.

Когда теряется разница между подлинными памятниками и новыми постройками, тогда уже нет истории. Нет истории, которая необратима, нет истории, в которой существуют какие-то ясные факты и основания.

ИА REGNUM: Справедливости ради, надо сказать, что в последние годы воссоздаются и здания, которые были варварски разрушены на памяти ныне живущих поколений.

Совершенно верно, и к этому я отношусь с большой симпатией. Лучше бетонный храм Христа Спасителя, чем пустое место или бассейн. Вандализм коммунистов я рассматриваю как длительное, но все-таки одномоментное стихийное бедствие вроде немецкой оккупации Варшавы или американской бомбежки Дрездена. Эти города были отстроены заново; благодаря тому, что их образ сохранился в памяти живущих поколений, он был достаточно быстро воссоздан. У нас процесс разрушения затянулся, но образы снесенных памятников тоже надо воссоздавать.

Но когда живые памятники старины уничтожаются и заменяются муляжами - это принципиально иное. Власти и обслуживающие их архитекторы осваивают все новые и новые потрясающие своей изобретательностью технологии. Ведь по закону нельзя так просто взять и снести памятник. И возникают различные обходные пути. Сначала это было просто разрушение, потом появились проекты "реставрации с заменой конструкций и материалов". Закон об охране памятников такую замену при реставрации не запрещает. Теперь появилась новая игрушка - "регенерация". Вообще-то регенерация это то, что произошло в Варшаве, когда воссоздаются утраченные в результате стихии здания и заполняются пустыри так, чтобы восстановить единую ткань исторической застройки. Но, поскольку термин "регенерация" у нас записан в закон, то злоупотребляя им, можно подвести законное основание под уничтожение подлинного исторического здания. У нас объявления о "регенерации" висят на живых еще домах. То, что собираются проделать сейчас с Теплыми рядами, тоже называется регенерацией.

ИА REGNUM: В вашей книге перечислено много утрат, которые понес ансамбль Кремля в годы советской власти. На ваш взгляд, какие-то из них обратимы?

Некоторые - да. Но надо исходить из смысла восстановления. Если, скажем, комплекс Большого кремлевского дворца и теремов по-прежнему будет закрыт для большинства граждан, наверное, нет никакого смысла восстанавливать в его внутреннем дворе собор Спаса на Бору. И есть ли смысл воссоздавать две церкви, существовавшие в Кремлевском саду, если к ним нельзя будет подойти? Но можно подумать о воссоздании фрагментов Чудова монастыря на той территории, которая не занята зданием школы красных командиров - ныне 14-м корпусом Администрации президента. Часть территории монастыря не застроена, и под землей сохраняются фундаменты и подвалы старинных зданий. Напрашивается мысль и о воссоздании стрельницы Тайницкой башни, выходившей на Кремлевскую набережную. До революции был обычай каждый день в полдень стрелять из пушки, установленной на этой стрельнице, как до сих пор палит в полдень пушка в Петербурге, в Петропавловской крепости. Она не мешала ни новой застройке, ни проезду, и была снесена непонятно зачем...

Впрочем, если уже предлагать какой-то проект преобразования Кремля, то я, скорее, занялся бы подлинным древностями. Я говорю не только о музеефикации тех частей кремлевского ансамбля, которые сейчас недоступны. Гораздо интереснее копнуть, в буквальном смысле, чуть глубже, и показать такие вещи как, например, древнейшее гражданское здание Москвы постройки 1480-х годов, если не более раннее, - палаты Казенного двора. Значительный фрагмент этого здания, сохранивший даже остатки наружной декорации, находится под толщей земли на бровке холма у Архангельского собора. Никто, кроме специалистов, не знает о его существовании. Над ним газон и проезжая часть, по которой ездят правительственные машины. А в 1929 году перед взрывом Вознесенского монастыря в это подземелье был перенесен прах цариц и великих княгинь; там их останки и лежали, пока в самом конце XX века не началось их систематическое изучение и восстановление облика умерших по методу Герасимова. Сейчас, правда, в Кремле предполагают музеефицировать это здание и создать там условия для проведения заупокойных служб.

Целы подвалы Чудова монастыря под Ивановской площадью. Цела, согласно некоторым публикациям, и только засыпана землей каменная лестница, которая вела с Соборной площади к Тайницким воротам, по которой совершались торжественные крестные ходы на реку в праздник Крещения. Я уже не говорю про фундаменты второго ряда кремлевских стен и башен, которые шли по набережной и по Васильевскому спуску и по Красной площади, про Алевизов ров, который полностью сохраняется под землей на Красной площади. Прямо на нем стоит мавзолей Ленина. Какой-то его фрагмент можно раскрыть, скажем, на Васильевском спуске, чтобы дать представление о том, как Кремль выглядел раньше.

Люди, которые сегодня приходят в Кремль, так и уходят, ничего об этом не узнав. В Кремле сейчас даже нет хотя бы небольшой экспозиции, рассказывающей о том, что там было когда-то, и что было снесено.

На мой взгляд, чем богаче и многограннее мы раскроем подлинный образ и историю Кремля, тем лучше.