28 февраля Конституционный суд России закончил рассмотрение запроса президента Чеченской республики Алу Алханова и жалобы жительницы Чечни Коки Тубуровой, являющейся потерпевшей по делу Ульмана, полагающих, что рассмотрение дела группы военных, совершивших убийство мирных граждан на территории Чечни, судом присяжных, составленным из жителей других регионов без участия жителей Чечни, где суд присяжных начнет действовать только с 2007 года, не является конституционным. Заявители полагают, что такой порядок формирования коллегии присяжных является причиной того, что капитан Ульман и его подчиненные уже дважды были оправданы судом. Оглашение решения Конституционного суда по данному вопросу состоится через 2-3 недели. Рассмотрение этого запроса вновь привлекло общественное внимание к проблемам развития в России суда присяжных. О политическом смысле этого института правосудия и его особенностях с корреспондентом ИА REGNUM побеседовал президент Адвокатской палаты г. Москвы Генри Резник.

REGNUM: Генри Маркович, не произошло ли с судом присяжных то же, что со всеми фундаментальными реформами последнего 15-летия - сначала они вводились под аккомпанемент громких деклараций, при всеобщем энтузиазме и активной поддержке сверху, а затем по мере их реализации выяснялось, что реформы сталкиваются с многочисленными и очень серьезными трудностями, так как затрагивают фундаментальные основы общества, мучительно медленно освобождающегося от советского наследия? Иногда складывается ощущение, что суд присяжных неудобен и невыгоден никому - ни обвинению, ни защите, ни подсудимым, ни потерпевшим...

Когда суд присяжных вводился, я был одним из самых горячих его сторонников и сделал все, чтобы этот институт у нас состоялся. Тогда ситуация была такова, что суда присяжных не хотел никто из профессионалов. Ни суд, ни прокуратура, ни даже адвокатура не хотели его, так как суд присяжных предъявляет к профессиональным юристам повышенные требования. Хотят этого только те люди, которые рассчитывают добиться справедливого решения своей судьбы, т.е. те, кто знают, что невиновны, или те, чья вина не доказана.

REGNUM: То есть те, кто полагает, что правосудие обитает где-то вне официальных структур - в душах простых людей?

Да, и в этом нет ничего удивительного. В нашей стране сформировалось удивительное правосудие - правосудие без оправданий. Примерно с середины 60-х по середину 80-х годов оправдательных приговоров просто не было, они вымерли. Сейчас в наших судах выносится 0,8 процента оправдательных приговоров. Понятно, что в такой обстановке судьи не судят, если понимать под правосудием действия, направленные на то, чтобы рассудить, а не на то, чтобы автоматически осудить обвиняемого. В такой ситуации люди просто не могли рассчитывать на оправдание в профессиональном суде. А суд присяжных - это та форма организации правосудия, где реально действует презумпция невиновности, где сомнения толкуются в пользу стороны защиты. Однако и адвокатура не хотела его, потому что не только судьи разучились судить, а прокуроры - обвинять (потому что им не было никакой необходимости убедительно обосновывать свою позицию; обвинительное заключение просто воспроизводилось в приговоре), но и адвокаты, изнемогшие в борьбе с таким тандемом, постепенно разучались защищать.

Суд присяжных имеет очень долгую историю. Давно уже было осознано, что правосудие - слишком серьезная вещь, чтобы доверять ее юристам. Народное начало в правосудии наряду с публичным началом присутствовало с древнейших времен. Сейчас мало кто помнит, что в 1918 году после разрушения старой судебной системы Декретом о суде №2, автором которого был сам Ленин, вводилась такая форма правосудия как "двенадцать представителей народа". В сущности - аналог суда присяжных. Полностью покончено с этим было только в 1922 году. Появившиеся позднее "тройки" представляли собой ухудшенный вариант шеффенского суда, где вместе с профессиональным судье решают дела представители народа.

Возникает вопрос: что лучше для нас - классический вариант суда присяжных, который существует в Англии 800 лет и в Америке 200 лет, или трансформированный вариант вроде шеффенского суда, который действует во Франции и в Германии? Для меня сомнений не было - для нашей страны нужен классический англосаксонский вариант.

REGNUM: Не явились ли следствием такого заимствования завышенные ожидания, когда казалось, что пересадить к нам институт, отточенный многими столетиями бытования на другой почве, проще простого? Но готов ли наш народ вершить правосудие? Были надежды, что люди с улицы будут судить справедливо, что они настроены на правосудие, однако, как показало, например, дело Ульмана, люди с улицы могут быть настроены и на осуждение...

Подобные рассуждения - не что иное, как интеллигентский снобизм. Решение вопроса о том, был факт или не был, не требует никаких профессиональных познаний.

В воспоминаниях Короленко есть эпизод со знаменитым Мултанским делом. Семерых вотяков (сейчас их зовут удмурты), язычников обвиняли в том, что они с ритуальной целью лишили жизни русского мужика. Это дело стояло в одном ряду с делом Бейлиса, оно было инспирировано властью. Скамья присяжных полностью состояла из таких же русских православных мужиков, ни одного удмурта там не было. И эти присяжные вынесли оправдательный вердикт. Короленко, который освещал этот процесс как судебный репортер, вспоминает, что подошел к старшине присяжных, чтобы поблагодарить его за справедливое решение, и увидел, что тот настроен как-то нерадостно. И в ответ на слова благодарности от журналиста он говорит: "Ну да, мы их оправдали. Но скажи, барин, как же нам все-таки этих колдунов найти и извести?.." Темный, суеверный, дремучий мужик, верящий в колдунов!.. Но перед ним стоит вопрос не вообще о колдовстве, а о том, есть ли доказательства вины вот этих конкретных людей...

Это ответ тем, кто говорит, что для того, чтобы осуществлять правосудие, нужны специальные познания.

И как можно говорить о том, что мы заимствуем что-то с Запада? А пятьдесят лет суда присяжных в России? Экспериментом были советские "тройки", а суд присяжных - традиция.

Знаете, почему рухнул мощный тоталитарный режим в нашей стране? Конечно, свою роль сыграли и правозащитники, и "тлетворное влияние Запада", но главным образом он разбился о здравый смысл людей. Наступило полное отчуждение власти от народа, потому что здравый смысл людей никогда не покидал. В 1967 г. в "Новом мире" было опубликовано прекрасное стихотворение Ганса Магнуса Энценсбергера "О трудностях перевоспитания":

Воистину великолепны великие замыслы:
Рай на земле, всеобщее братство,
Перманентная ломка...
Все это было бы вполне достижимо,
Если б не люди... Люди только мешают:
Путаются под ногами, вечно чего-то хотят.
Сегодня на карту поставлено
Все наше будущее, а они говорят:
"Недурно бы выпить пива!"
"Подраться бы нужно от скуки
И нос до крови расквасить!"
Ну, скажите, можно ли с ними построить
Могучее государство?

Иногда говорят, что народ жесток. Но как социолог, могу вам сказать, что личность - это не только сам индивид, но и обстоятельства, в которых он существует. Человек пришел с работы, сел перед телевизором отдохнуть, а на него обрушивается поток негативной информации - преступность растет, преступники наглеют... Как он реагирует? Требует восстановления смертной казни. Но я в свое время проводил опрос, изучая, как можно примирить такую общую оценку ситуации с абсолютным учетом тех обстоятельств, которые повлияли на совершение конкретного преступления. Людям давались тесты, они входили в положение обвиняемого и учитывали все то, что в конкретных случаях обусловило совершение преступления конкретным человеком. У знаменитого французского социолога и криминолога Эмиля Дюркгейма в программной статье "Норма и патология" есть формула - "преступление - это нормальная реакция нормального человека на ненормальные условия". Это не исключает, конечно, существования крайностей, страшных типов вроде Чикатило, но выяснилось, что есть закономерность - общественное мнение оценивает явление не по наиболее часто встречаемым случаям, а по тем ее проявлениям, которые наиболее порицаемы в глазах общества. Образ типичного преступника формируется на основе самых страшных случаев. Но когда люди садятся на скамью присяжных, им задается не вопрос как бороться с абстрактной преступностью, а их просят решить - виновен или не виновен конкретный человек, который находится перед ними. И нет авторитета, на который можно опереться...

REGNUM: Это совершенно справедливо, когда речь идет о бытовых преступлениях. Но ведь в деле Ульмана присяжные исходили не из того, что вошли в положение конкретного офицера. Они явно заняли принципиальную позицию...

Есть некие крайности, уникальные дела, на основании которых ни в коем случае нельзя выстраивать отношение к институту присяжных. Вспомним дело Веры Засулич. Говорят: "Как можно было ее оправдывать?! Она стреляла в человека". Но это не рядовое дело о терроризме, которых тогда рассматривалось много, и рассматривать его надо именно с точки зрения индивидуальных особенностей. Что побудило Засулич стрелять в петербургского генерал-губернатора Трепова? Трепов посетил тюрьму и распорядился выпороть 19-летнего арестанта - студента Боголюбова за незначительный проступок (забыл снять шапку). Юношу выпороли, и он повесился.

Два блистательных прокурора, которые затем украсили присяжную адвокатуру, - сначала Андреевский и потом Жуковский, сообщили министру юстиции графу Палену, что хотят в своей речи со стороны обвинения представить мотивом совершения покушения то возмущение, которое эти события вызвали в молодежной среде, и осудить действия Трепова. Но им было запрещено касаться этого. И возникла ситуация, когда, несмотря на очевидный произвол со стороны представителя власти, сводного брата царя, власть никак не реагирует. Значит так можно обращаться с простыми людьми? И гениально построил свою речь дотоле неизвестный адвокат Александров. Он оперся на то, что в суде присяжных вина - это не то, что в обычном суде; это не отношение к содеянному. Она включает в себя обязательно нравственный упрек, констатацию злой воли. Того, что человек виновен не потому, что он совершил это деяние, а потому что в этом деянии проявились его отрицательные качества, его безнравственность.

Присяжные, оправдав Засулич, от имени гражданского общества сказали власти: "Если ты, власть, будешь так поступать, если ты сама не будешь разбираться с произволом своих служителей, общество будет на него так реагировать".

Дело Ульмана тоже уникально. Две коллегии присяжных вынесли оправдательный вердикт. Я думаю, и третий вердикт будет тоже оправдательным. По этому делу абсолютно невозможно сформировать непредвзятую и нетенденциозную скамью присяжных. Дело Ульмана показало, что простые люди воспринимают то, что происходит в Чечне, как войну, несмотря на то, что официально это никогда не признавалось. Эти простые люди смотрят на подсудимых как на солдат на войне, которые получили приказ, и за это их нельзя судить. Такое восприятие и вызывает оправдательные вердикты.

REGNUM: Допустим, в этом уникальном деле проявился один из общественных комплексов. Но ведь у общества есть и другие комплексы...

Какие?

REGNUM: Например, ненависть к богатым. Что было бы, если бы присяжным довелось судить олигарха?

В этом случае скамья присяжных должна была бы быть подобрана из людей с разными установками. В процессе отбора участвуют обе стороны, и устранить тенденциозность - это была бы задача защиты. В совещательной комнате негативные установки можно перемалывать, когда люди включают свой здравый смысл. Откуда у нашей интеллигенции такое отношение к простым людям? Такое недоверие к способности присяжных прийти к справедливому решению вопреки собственным первоначальным предрассудкам совершенно неосновательно.

REGNUM: Противники суда присяжных ссылаются и на оправдательные вердикты в отношении заведомых преступников. Действительно, присяжные иногда оправдывают убийц...

Я могу утверждать, что наш суд присяжных демонстрирует те же закономерности, что и суды присяжных во всех странах. Доля оправдательных вердиктов везде примерно одинакова - около 20 процентов.

Какое решение примет профессиональный судья в деле об убийстве жены мужем, который, внезапно вернувшись домой, застал ее с любовником? Признает виновным, примет во внимание, что убийство было совершено в состоянии аффекта, вызванного неправомерными действиями потерпевшей, и, возможно, назначит минимальную меру наказания. А присяжные в такой ситуации человека оправдают.

Нашумевший случай в Иваново, где суд присяжных оправдал женщину, убившую своего мужа отнюдь не в состоянии аффекта, а предумышленно. Муж терроризировал ее и детей десять лет. Она стучалась во все двери и нигде не получила помощи. И однажды, когда он очередной раз пришел домой пьяный, избил ее, покуражился над детьми и завалился спать, она его убила. Ее оправдали, потому что присяжные подставляют себя на место подсудимого, а у профессионального судьи взгляд, как говорится, "намыленный".

Ничего лучшего для правосудия, чем суд присяжных, человечество еще не придумало.

REGNUM: Но ведь и этим механизмом можно манипулировать.

Да, дело Данилова, в которое я вошел уже после того, как вторая коллегия присяжных вынесла обвинительный вердикт, - это пример абсолютной манипуляции судом присяжных и нарушения закона.

Данилов обвинялся в государственной измене, выражающейся в форме выдачи государственной тайны. Но что такое государственная тайна? Это сведения, которые не являются широко известными. Перед первой коллегией присяжных абсолютно справедливо ставился вопрос о том, составляют ли сведения, которые были переданы Даниловым китайской стороне, государственную тайну. Защита показала, что эти сведения давно опубликованы и являются широко известными, и результат был закономерен - присяжные Данилова оправдали. Возможно, эти сведения когда-то и были секретными, но давно уже фактически рассекречены, опубликованы, и то, что они все еще числятся в каких-то списках государственной тайны, не может убедить присяжных в том, что тайной является то, что давно опубликовано в открытых источниках.

Но когда первый вердикт был отменен, судья объявил второй коллегии, что поскольку государственную тайну составляют секретные сведения, а понятие секретности - это правовое понятие, не относящееся к фактическим обстоятельствам дела, то такой вопрос присяжным задаваться не будет. Вопрос права мог быть трансформирован в вопрос факта очень просто, если бы защита поставила вопрос о том, были ли данные сведения опубликованы в открытой печати, но судья запретил присяжным рассматривать данный вопрос. Он поставил перед ними один вопрос - передавал ли Данилов сведения китайцам. Конечно, они отвечают положительно, да он и сам это не отрицает. А затем уже профессиональный судья решил вопрос о том, составляют ли эти сведения государственную тайну. В результате присяжные признали Данилова виновным, и суд назначил ему наказание в виде 14 лет лишения свободы.

Сторона защиты может противостоять таким манипуляциям, опротестовывая решение суда, чем мы сейчас и занимаемся.

Да, в этом деле, как и других политических делах, судьи предвзяты, настроены на обвинение. Но что лучше - суд присяжных, которым профессиональный судья может манипулировать в определенных случаях, или сам суд профессионального судьи, которым манипулирует власть и которого подкупает бизнес? Извините, мы живем в несовершенном мире! Человеческое учреждение по природе своей не может быть идеальным. У суда присяжных есть свои издержки. В конкретном процессе присяжные могут быть подвержены эмоциям, но здесь многое зависит от умения сторон - обвинения и защиты - обосновать свою позицию, апеллируя к их здравому смыслу.

Выбор такой - либо правосудие без оправданий, либо суд присяжных с двадцатью процентами оправдательных приговоров.

REGNUM: Может ли Валентин Данилов после вынесения обвинительного вердикта присяжными подать жалобу в Европейский суд по правам человека?

Да, можно поставить вопрос о том, что Данилов осужден несправедливым судом. Жалоба по этому делу уже подана, но не к самому вердикту присяжных, а по поводу нарушения норм Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод. Вопрос о подборе скамьи присяжных, где, как установила защита, присутствовали люди, лично зависимые от ФСБ, манипулировании, неравноправии сторон в процессе и других нарушениях может быть вынесен на рассмотрение Страсбургского суда.

REGNUM: Если это произойдет, это пойдет на пользу становлению института суда присяжных в России?

Полагаю, что да. Ориентироваться нужно на европейский стандарт.

REGNUM: Наше общество уже много лет переживает сложнейшую и болезненную трансформацию. В таком состоянии мы вводим некоторые институты, которые в известной мере забегают вперед по сравнению с нынешним уровнем развития общества, в надежде, что они послужат своего рода паровозами, тянущими развитие общества за собой. Суд присяжных является таким паровозом?

Да, разумеется. Суд присяжных - это не чисто юридическая, это политическая институция. Он не имеет себе равных как средство преодоления пассивности и безразличия людей. Инициативность и активность людей пробуждается в ситуации, когда от этих людей что-то начинает зависеть. Уже есть наблюдения, что честные судьи, которым довелось поработать с присяжными, уже не хотят возвращаться к прежней форме, то же относится и к некоторым прокурорам и адвокатам. Что касается самих присяжных, то, как правило, после участия в рассмотрении дела это уже другие люди. Они уже не могут принимать традиционного отношения власти к ним как быдлу. Пример - протест присяжных по делу Поддубного и Бабкова о контрабанде.

Политический характер этого института состоит в том, что присяжные - сами простые люди, решают сложнейшие вопросы, сами творят правосудие. При этом, кстати, укрепляется доверие к власти, когда они видят, что власть их не боится и им доверяет.

Давайте исходить из того, что в России живут абсолютно нормальные люди, пригодные для жизни при демократии, обладающие здравым смыслом, не изуверы, способные здраво оценивать все, что происходит вокруг. По-моему, история уже ясно показала, что магистральный путь человечества - это цивилизационные ценности, которые можно назвать западными. И если мы вошли в Совет Европы, то давайте жить по европейским стандартам. Да, наследие у нас не слишком привлекательное, но когда интеллектуалы начинают рассуждать о том, что мы как народ какие-то "не такие", подразумевая, что лично они-то как раз такие, как надо, а вот другие "не соответствуют", я призываю задуматься над ущербностью такой позиции.

В 1864 году, когда в России был введен суд присяжных, раздавались те же голоса - и "народ не готов", и "откуда взяться адвокатуре?", и "зачем нам эти западные ценности, ведь у нас свой путь?". Но Сергей Александрович Зарудный - человек, которому мы обязаны введением суда присяжных, отвечал: "Ничего, для большого дела найдутся большие люди". И суд присяжных и присяжная адвокатура стали гордостью России.