Постановка вопроса

В настоящее время курды являются по численности четвертым или даже третьим этносом на Ближнем Востоке. Общее их число, по приблизительным подсчетам, достигает 40 миллионов (точной статистики не существует, прежде всего, неясна реальная численность курдов в государстве, где живет основная их масса - в Турции). Территория этнического расселения курдов - Курдистан - достигает по площади 500 тыс. кв. км.: там сосредоточены, кроме значительного количества других природных богатств, богатейшие запасы нефти, а также берут истоки все основные реки, питающие Ближний Восток, что в условиях обостряющейся нехватки воды играет для региона не меньшую роль, чем нефть. Кроме того, Курдистан находится на перекрестке путей из Европы - в быстро развивающиеся страны Юго-Восточной Азии и к Персидскому Заливу.

Как известно, курды - самый многочисленный этнос в мире, не имеющий собственной государственности. В настоящее время территория Курдистана разделена между Ираком, Ираном, Турцией и Сирией. Политических, этнических, даже культурных прав за курдами эти страны не признавали (если вынести за скобки постсаддамовский Ирак, о чем ниже). Это, в свою очередь, тормозило процесс национальной консолидации и роста национального самосознания среди курдов, а с другой стороны, придавало этому процессу подчас экстремистские черты. На это накладывались также проблемы социально-экономического характера, так как соответствующие государства стремились как можно менее развивать этнически "чужие" территории. Тем не менее, в курдской среде на протяжении всего ХХ века продолжался процесс формирования и подъема национального самосознания, принявший особенно бурный характер в последние годы.

Отвлекаясь от оценок морального, правового и т.п. планов, мы сформулируем положения, которые считаем аксиоматическими и, исходя из которых, строим дальнейший обзор:

1. Курдский вопрос существует.

2. Курдский вопрос носит объективный характер, не зависящий от воли и намерений каких-либо групп или отдельных личностей.

3. Процессы в Курдистане и вокруг него развиваются, исходя из определенной внутренней логики и собственных законов.

4. Эти процессы затрагивают все политические субъекты, как-либо связанные с Ближним Востоком; из них наибольший выигрыш получает тот, кто сможет наиболее адекватно отреагировать на вызов курдского вопроса.

Следовательно, с точки зрения интересов России, задача состоит в том, чтобы найти правильную стратегию в сложившейся обстановке и заставить эти процессы работать "на себя".

Россия и курды Ирака

Как известно, в 1990-х годах в геополитическом раскладе на Ближнем Востоке произошли кардинальные изменения. Россия сохранила лишь остатки от тех сильных позиций, которые имел Советский Союз (и то исключительно в экономической области); преобладание США стало абсолютным; сильнейшее в военном отношении государство региона - Ирак - было разгромлено, разоружено и обложено санкциями, тогда как на севере этого государства под защитой США и Великобритании появился фактически независимый курдский анклав - так называемый "Свободный Курдистан".

Как реагировала на эти изменения российская элита? Разумеется, реакция была чрезвычайно болезненной. Однако новой стратегии поведения в изменившихся условиях так и не было предложено. Постольку, поскольку пытались сформулировать какие-то принципы в ближневосточной политике, эти принципы оказывались чисто инерционными и исходили из старых, советского периода, представлений и комплексов: о России как о сверхдержаве, призванной во всем и везде соперничать с США; об арабских режимах как о естественных союзниках России в этом соперничестве. Новомодные ссылки на "экономические интересы", при ближайшем рассмотрении, оказывались опять-таки отражением стремления ВПК и нефтяного комплекса сохранить старые связи со старыми режимами. Взятая в целом, эта линия скорее являлась отражением ностальгии по "золотым" 1970-м годам, чем политикой, устремленной в будущее. Неудивительно поэтому, что типовой реакцией на всякое политическое изменение на Ближнем Востоке являлись жалобы на нарушение "стабильности" и призывы к сохранению оной. Естественно, что курдам при таком подходе места вообще не оставалось. Со своей точки зрения весьма логично, что российская дипломатия не признавала "зоны безопасности" в Курдистане и требовала ее отмены. Фактически это требование обрекало 3,5 миллионов жителей на геноцид, а регион - на гуманитарную катастрофу, аналогичную той, что произошла весной-летом 1991 г. Это, строго говоря, не было ни в чьих интересах, в том числе и не в интересах России. Но специалисты и эксперты по Ближнему Востоку были слишком зачарованы мечтой о восстановлении status quo времен их молодости, который они отождествляли, с одной стороны, со "стабильностью", а с другой - с интересами России. Разумеется, что одним из ключевых требований "стабильности" казалось им восстановление режима Саддама Хусейна в его прежней силе. Выражаясь образно, надеялись "задвинуть зубную пасту обратно в тюбик". Здесь следует особо отметить также и факт чрезвычайной коррумпированности российской политики. Выплывшие на свет документы могут детально показать, сколько, кому и за что было "дано" Саддамом; но, в сущности, это не принципиально и мало интересно, так как изначально, априори было очевидным: Саддам денег не жалел, и все, кто имел с ним дело, получали хороший "навар". Все это имело бы чисто уголовный интерес, если бы не тот факт, что люди, таким образом "повязанные" со свергнутым режимом, в настоящее время остаются на своих постах, продолжают определять политику и, следовательно, силой вещей должны доказывать urbi et orbi правильность и принципиальность своей прежней позиции. Разумеется, что от них менее всего можно ожидать каких-то попыток пересмотра прежних установок. Весьма возможно, что с этим соединяется также надежда на возвращение "золотых времен" благодаря новому приходу к власти в Багдаде арабских националистов (который, в их представлении, неизбежно последует за уходом США). В данном случае опять-таки проявляется неадекватность этой "политической школы", не понимающей, что времена "классического", социалистически ориентированного арабского национализма давно прошли, и что в случае ухода США в Ираке возобладают силы, несущие угрозу, прежде всего, России.

В конце 1990-х годов в Москве появились представители иракских курдов - сначала Патриотического Союза Курдистана, затем Демократической партии Курдистана. Однако российские власти не проявляли особого интереса к контактам с ними, а в ходе самих переговоров чиновники ограничивались советами "сидеть тихо и не проявлять активности", чтобы опять-таки не нарушать "стабильность". Разумеется "стабильность", т.е. status quo 1970-х годов, в любом случае не могла существовать до бесконечности и тем или иным образом должна была быть нарушена. Известно, каким именно конкретным образом она была нарушена в 2003 г. В ходе событий, связанных с непосредственной подготовкой и осуществлением американской операции против Ирака, российский МИД, к сожалению, вновь ярко проявил вышеупомянутые недостатки: неспособность реально оценить ситуацию и играть "на опережение", неспособность воспринять новые реалии и считаться с ними. Лишь тогда, когда и победа американцев, и прочное положение курдов в новом Ираке стали несомненным фактом, в Москве стал проявляться интерес к Иракскому Курдистану. К сожалению, при этом до сих пор не произошло некоего концептуального прорыва, то есть не была сформулирована и определена новая политика по отношению к курдскому вопросу вообще и Иракскому Курдистану в частности. Иные московские чиновники, по-видимому, до сих пор уверены, что курдские представители должны быть счастливы от одного того, что их приглашают в высокие кабинеты. Между тем, за политические и экономические позиции в Иракском Курдистане России следует бороться, и борьба эта отнюдь не обещает быть легкой. В "активе" у России - факт наличия в Курдистане большого количества людей, обучавшихся в СССР и так или иначе связанных с Россией; производств, построенных советскими специалистами, и т.д. В "пассиве" - груз политики последних десятилетий, которая воспринималась как однозначно антикурдская. Этот последний факт смотрится особенно проигрышно для России при сопоставлении с политикой стран Запада. В принципе курды отлично знают, что и Запад, и Россия в равной степени использовали их для достижения собственной цели; в Курдистане помнят и Алжирский договор 1975 г., приведший к разгрому Барзани и однозначно воспринятый как "предательство" со стороны США; и американскую поддержку Ирака в годы геноцида курдов (1987-1988); и, наконец, поведение Буша-старшего весной 1991 года, также воспринятое как предательство. Однако с осени того же года США и Великобритания выступали в роли защитников и покровителей иракских курдов; все, что имеют курды в настоящее время, они имеют, прежде всего, благодаря американцам. Таким образом, курды имеют основания считать, что американцы "загладили" перед ними свои прежние провинности. Что же касается России, то у иракских курдов есть в отношении ее определенный моральный счет, который до сих пор не погашен. С экономической точки зрения курдам также нет какой-то жизненной необходимости в связях с Россией, так как они в любом случае могут найти инвесторов на Западе. Не осознав этого, Россия не сможет ничего противопоставить тому политическому, моральному и экономическому преимуществу, которое имеют в настоящее время страны Запада в Иракском Курдистане.

В отношениях между Россией и Иракским Курдистаном тормозящую роль играет и определенный психологический фактор, заключающийся в следующем. Как известно, успех переговоров обычно зависит от способности сторон понять друг друга, т.е. взглянуть на ситуацию глазами партнера. В случаях, когда представители одного государства ведут переговоры с представителями другого государства, это достигается легко: с обеих сторон фигурируют принципиально аналогичные государственные интересы. Совершенно иной является ситуация, когда государственный чиновник имеет дело с неким национальным движением, которое к тому же воспринимается как сепаратистское (т.е. враждебное государственной целостности по своей природе). Между тем курды вообще и иракские курды в частности (несмотря на существующие у них государственные институты) воспринимаются именно в таком ключе. Отсюда вытекает роковой недостаток: невозможность понять партнера и признать его "равным" себе в смысле прав и интересов. При переговорах с курдами российская сторона должна прежде всего исходить из представления, что ей противостоят не какие-то групповые притязания и амбиции, а сфера национальных интересов, подобных национальным интересам самой России. Само по себе признание факта наличия этих интересов (от интересов безопасности до престижных включительно) есть сonditio sine qua non, непременное условие, вне которого переговоры изначально теряют смысл. К сожалению, многие даже непредубежденные в отношении курдов чиновники по-прежнему видят в них скорее предмет манипуляций со стороны "настоящих" политиков, чем самостоятельный политический субъект, и надеются вести дело с помощью ни к чему не обязывающих полуобещаний.

Российская Федерация и "Большой Курдистан"

Если Иракский Курдистан, по крайней мере, начал восприниматься как политический субъект и объективно существующая данность, то с осознанием в российской политике курдского вопроса во всей его целостности дело обстоит гораздо хуже. Кроме уже упомянутой инерции политического мышления, тому есть еще ряд конкретных причин. Прежде всего, практически не существует научных кадров, которые бы в достаточной мере располагали информацией и знаниями и могли на высоком научном уровне проанализировать нынешнюю ситуацию или хотя бы подготовить по ней сколько-нибудь толковую справку. В настоящее время нет ничего, близкого той живой и активной курдоведческой школе, которая существовала в первую половину ХХ века; несколько курдоведов, в основном людей очень почтенного возраста, заняты либо историей, либо этнографией и практически не имеют "оперативной информации" о происходящем в Курдистане. Со своей стороны специалисты - арабисты, иранисты и тюркологи, пользующиеся информацией из некурдских источников, когда касаются курдского вопроса, в большинстве своем воспринимают его под "углом зрения" соответствующих народов. Это же относится и непосредственно к специалистам МИДа, где есть отдел Турции, отдел Сирии, Ирана и Ирака, но нет какой-либо группы, которая бы специально изучала вопросы, связанные с курдами. Все это, разумеется, не может способствовать адекватному восприятию курдского движения и курдской проблемы. Между тем последние события показывают резкий рост национального и политического самосознания среди курдов всех частей Курдистана, что превращает курдское движение в важнейший политический фактор на Ближнем Востоке. Все это накладывается на заинтересованность США в изменении сложившегося status quo, в чем, безусловно, они будут опираться на курдов.

В такой ситуации России следует найти способ, каким можно было бы использовать курдское движение в свою пользу. Прежняя политика, построенная исключительно на защитных реакциях, призывах к сохранению status quo и игнорировании неприятных реалий при этом оказывается не просто безуспешной, но контрпродуктивной. Вообще, если говорить о "стабильности" на Ближнем Востоке всерьез, а не в том смысле, в каком употребляют это слово политики "школы Примакова", то, прежде всего, следует отметить, что прежняя система, слом которой провозгласили своей целью американцы, обеспечивала ее менее всего. Восстание Барзани, ирано-иракская война, сопровождавшаяся геноцидом курдов, кувейтская авантюра Саддама - таковы основные этапы этой "стабильной" системы; сюда же следует прибавить попытки Саддама и иранских аятолл создать ядерное оружие. Система эта, сама по себе, могла существовать только в ситуации "холодной войны" и блокового противостояния, позволявшей ближневосточным режимам держаться у власти за счет лавирования между сверхдержавами. С окончанием "холодной войны" она стала рушиться сама собой. Эта система не была способна разрешить ни одной социальной или национальной проблемы, но в лучшем случае лишь загоняла их внутрь, тем самым усиливая их потенциальную взрывоопасность. В полной мере сказанное относится и к курдской проблеме. Таким образом, выступления в пользу status quo объективно являются выступлениями не за, а против установления стабильности в регионе.

Как ни относиться к американским планам реорганизации Ближнего Востока - факт состоит в том, что регион объективно нуждается в коренных преобразованиях, благодаря которым, в частности, в нем могла бы установиться реальная стабильность - хотя бы относительная. Вопрос, следовательно, стоит о роли и месте России в этих процессах и о тех выгодах, которые она способна получить от участия в них. Поддержка хотя бы самых основных, общедемократических прав курдов в этом отношении явилась бы хорошим "заделом" на будущее. И в первую очередь, следует отказаться от внушаемого мистического ужаса перед курдским вопросом. Курдский вопрос - действительно мина под всем регионом; но мину следует разрядить - иначе она рано или поздно взорвется. Очевидно, что "разрядить мину" невозможно, не удовлетворив, по крайней мере, основных, первоочередных требований курдов. Все это, безусловно, связано с определенными политическими изменениями - но тем более необходимо, чтобы эти изменения происходили по возможности мирно и предсказуемо, под международным контролем.

Следует также отметить, что курдское национальное самосознание в настоящее время претерпело качественное изменение, преодолев некую "критическую точку". Вообще, если бросить общий взгляд на развитие курдского национализма, то можно отметить следующие этапы и тенденции.

В начале ХХ века это были сепаратистские выступления отдельных племен, во многом еще вполне средневековые по своему характеру. В середине ХХ века курды уже создали национально-освободительное движение в собственном смысле слова, имевшее идеологию, программу, поднимавшее локальные восстания и производившее попытки создания собственной государственности. В конце ХХ века курды смогли создать собственные государственные структуры в Ираке и приобрести таким образом опыт реальный государственности. В настоящий момент, когда эти структуры упрочились и были легализованы, а курдское сообщество оказалось тесно связанным между собой благодаря новейшим информационным и коммуникационным системам (интернет, спутниковая телевизионная и телефонная связь), курды окончательно осознали себя единой нацией и как бы гражданами незримо существующего 40-миллионного государства. События в Сирии в марте 2004 года являются тому ярким доказательством. При этом каждый новый успех национального дела вызывает живейший отклик во всей курдской среде; таким образом, процессы идут по принципу цепной реакции, развиваясь и ширясь. В такой ситуации мечтать о сохранении status quo, по крайней мере, наивно. Быть может, более продуктивным был бы обратный подход: гипотетически представить себе, что события пошли по крайнему сценарию (т.е. что у границ России возник пресловутый "Большой Курдистан") и продумать, какие выгоды могла бы получить Россия в случае подобного развития событий.

Как известно, курдский национализм носит безусловно светский, почти атеистический характер; таким образом гипотетический "Большой Курдистан" окажется барьером на пути разом двух идеологий, опасных для целостности и будущего России: пантюркизма и исламизма. Улучшит или ухудшит его возникновение военно-стратегическое положение России? На этот вопрос нельзя ответить однозначно. В настоящее время Иракский и Турецкий Курдистан (но не Иранский и не Сирийский) являются фактически плацдармами для НАТО и США. В обозримом будущем эта ситуация сохранится в любом случае. Однако Россия может получить некие дивиденды за поддержку курдов в момент, когда курдам такая поддержка окажется особенно необходима. Причем, при известном развитии событий, такую "плату" можно будет потребовать не только с самих курдов, но и с США. Дело в том, что в условиях подъема курдского движения в Турции американцы вполне могут решить, что для удержания контроля над Турецким Курдистаном его следует отделить от Турции. В любом случае, если бы удалось мирным и бескровным путем создать Большой Курдистан - это можно было бы счесть исторической удачей, так как ликвидировало бы один из самых болезненных и взрывоопасных вопросов. Разумеется, в реальности разрешение курдского вопроса возможно вовсе не обязательно таким "традиционным" способом, как создание суверенного национального государства. Возможны и другие, так сказать, компромиссные формулы. Однако совершенно несомненно, что тем или иным путем, в той или иной форме, 40 миллионов курдов добьются своего национального самоопределения. Важно, чтобы Россия не "пропустила" этот процесс. В настоящий момент "курдский фактор" работает исключительно на США; следует заставить его работать также и на Россию.

Выводы и рекомендации

Итак, мы предлагаем изначально исходить из того постулата, что идея поддержания status quo как знамя и принцип всей ближневосточной политики - контрпродуктивна; что изменения на Ближнем Востоке назрели объективно и в настоящее время будут происходить во все более ускоряющемся темпе; что для того, чтобы не оказаться "на обочине" этих изменений, России следует обратить серьезнейшее внимание на курдский фактор и воспринимать его уже не как досадную помеху и предмет для манипуляций, а как важнейший, может быть даже ключевой компонент происходящих изменений. Для этого, в первую очередь, следует восстановить авторитет и престиж России среди курдов, сильно подорванный в результате близорукой политики последних десятилетий, и прежде всего наладить теснейшие отношения с Иракским Курдистаном:

1. Признать (не обязательно публично) ошибки, допущенные в отношении иракских курдов (поддержка Саддама, протесты против зоны безопасности и т.д.).

2. Официально признать справедливость национальных требовании курдов.

3. Открыть российское консульство в Эрбиле.

4. Поддерживать права курдов в ООН и других международных организациях.

5. Развивать сотрудничество между Иракским Курдистаном и отдельными субъектами федерации России (напр. Москвой, Татарстаном, Башкортостаном и т.д.).

6. Развивать межпартийные связи между российскими и курдскими политическими организациями.

7. Создать в Думе группу друзей курдского народа.

8. Создать в МИДе группу по курдскому вопросу для мониторинга и анализа информации.

9. Усилить курдоведение (финансирование курдоведческих структур, подготовка новых кадров).

10. Развивать студенческий, научный и культурный обмен.

11. Активней подключать российских курдов в работу по укреплению и расширению связей с курдами на Ближнем Востоке.