В понедельник утром на поезде Адлер-Новосибирск к себе на родину приехал печально знаменитый капитан спецназа ГРУ Эдуард Ульман. Напомним, 11 мая суд Ростова-на-Дону пришел к выводу о невиновности Ульмана и трех его сослуживцев в убийстве мирных чеченцев - факт убийства был, но спецназовцы выполняли приказ своего командования. По версии обвинения, в январе 2002 года Ульман с товарищами обстрелял ночью УАЗ, не выполнившим приказ остановиться. Когда выяснилось, что там обычные мирные жители, ульмановцы получили приказ "убрать" свидетелей.

Капитан Эдуард Ульман - уроженец Краснозерского района Новосибирской области. Здесь учился в Новосибирском военном институте Минобороны, сейчас служит в Улан-Удэ в воинской части ГРУ. Корреспондент ИА REGNUM встретился со спецназовцем.

Эдуард, как вы оцениваете результат суда?

Присяжные сумели разобраться и приняли справедливое решение. Результат - мы оправданы. Я думаю, полнота представления доказательств нашей версии позволило решить дело в нашу пользу. Присяжные были допущены к области секретности - приказам, секретным документам, затронутым в этом деле. Для них никакой военной тайны не существовало. И они вынесли свой вердикт.

Вы будете выдвигать иск о возмещении морального ущерба?

Об этом рано говорить пока, поскольку приговор должен пройти утверждение в военной коллегии Верховного суда. Когда он будет рассмотрен, тогда уже можно будет говорить о дальнейшем развитии событий. А пока говорить об этом некорректно и неразумно.

А потерпевшие уже подали кассацию?

По-моему, еще нет, но вроде бы собираются это сделать

И что вы намерены предпринять, если им удастся оспорить оправдательный приговор?

Будем бороться дальше. Насколько я понимаю, потерпевшие максимум могут добиться назначения нового рассмотрения в Северо-Кавказском окружном военном суде, там и будем бороться.

Кровной мести со стороны потерпевших вы не боитесь?

Я должен ее бояться? Нет, не боюсь. А вот могут ли они попытаться нам отомстить - мне ответ на этот вопрос неизвестен.

Будете продолжать службу в армии?

Да. Сейчас у меня планы простые - вместе с товарищами вернуться в часть в Улан-Удэ. Надо будет приехать, осмотреться, принять решение. Хотя сначала хотелось бы сходить в отпуск, может быть, еще раз приеду сюда, в Новосибирск.

Как-то поправлять здоровье, лечиться будете?

Лечиться необходимости нет, а вот отдохнуть, отвлечься от произошедшего стоит. Вот как увидел из вагона поезда родные места, сразу легче стало.

Если вам вновь предложат вернуться в Чечню - поедете?

Конечно. Это моя работа. Большинство офицеров действуют по простой пословице - "на войну не напрашивайся, от войны не отказывайся"

Какие у вас отношения с Вашим командованием? Как оно отнеслось к процессу?

Доброжелательные. По мере сил помогали, за что я им, естественно, благодарен. Помогали, и командование, и рядовые сослуживцы, несмотря на то, что продолжали выполнять боевые задачи.

Они вас ждут?

Ждут (улыбается)

А ваши преподаватели из Новосибирского военного училища?

Да, тоже поддерживали, приветы передавали. На процесс, правда, не ездили, но сегодня, я надеюсь, их увижу.

В связи с вашим процессом много было разговоров о том, что командование вас "подставило". Как вы к этому относитесь?

Я сегодня не хотел бы давать каких-либо оценочных суждений. Я сейчас вместе со своими товарищами определенный этап завершил, и этим счастлив и доволен и хотел бы поблагодарить всех тех, кто меня поддерживал - а это жители и Новосибирска, и Ростова, и Нижнего Новгорода, и Санкт-Петербурга. Стоит, видимо, служить, для того, чтобы защищать таких людей и дальше.

Насколько типична ситуация, когда в ходе боевых действий приходится выполнять преступные или спорные приказы?

Мое отношение - отношение человека военного. Для меня нет преступных или спорных приказов, мы о них не спорим и не обсуждаем, выполнять их или нет. В царской армии среди офицеров была такая пословица: "наше дело - стрелять и помирать, когда прикажут. А за что и почему - господин полковник знает". Моя точка зрения была и остается - мы действовали правильно. Мы выполняли боевую задачу, которая нам была поставлена. Все.

Если командир отдает приказ, он, видимо, знает, для чего, какую цель он преследует. Это замысел командира. Я не могу знать, какую конечную цель он преследует и какое место я занимаю в плане, какое место занимают другие. Я даже не вижу его план полностью - он говорит одному сделай то, другому - то. Моя задача выполнить свою часть задания. А наш род войск, ГРУ, отличается большей дисциплинированностью, чем остальная российская армия, что, в принципе, общеизвестно.

В статьях, освещавших ваш процесс, звучали такие объяснения, что мирные не останавливаются, потому что боятся.

Они боятся. И поэтому останавливаются. Нормальный человек, конечно, остановится. Понимаете, идет война, там серьезные военные законы. Ни один человек не будет рисковать жизнью непонятно ради чего, чтобы "проскочить", "полихачить". Тем более что хотя армия у нас профессиональная, там много непрофессионалов, в общем, лучше остановиться. А то, что писали газеты, что якобы погибшие нас боялись, якобы мы добили раненых - это точка зрения их родственников. Журналисты просто ее озвучивали как свершившийся факт.

У нас был случай, когда ночью попались мирные чеченцы. Они тоже не остановились, мы дали предупредительный выстрел. Остановился, вышел из машины, оказался председатель колхоза, нормальным мужиком. Мы продержали его до утра - сделали запрос по документам, проверили и отпустили.

Во время следствия и суда вы называли тех, кто, по вашему мнению, был виноват в сложившейся ситуации?

Мы не искали виноватых, мы отстаивали свою невиновность. Грубо говоря, мы оказались в ситуации, когда мы пытались доказать, что мы не верблюды, вот и все. Мы просто изложили факты, как они были, присяжные их рассмотрели и приняли нашу точку зрения. А виновных пусть ищет прокуратура. Это не наша задача.

Есть ли у вас обида на государство, на армию за то, что с вами произошло?

Такая обида в определенный момент была, я себе вопрос "за что" и "зачем" задавал примерно год назад. А потом уяснил для себя одну простую вещь: для меня государство и страна - это прежде всего люди, которых я знаю, мои боевые товарищи, родственники, друзья, знакомые, соседи. То есть люди, которых я был призван защищать. Они для меня страна. А то, что мы оказались в такой ситуации - мы с ребятами воспринимали это просто как затянувшуюся боевую задачу, которую мы должны выполнить.

У вас наверняка было время подумать о том, как военный человек может обезопасить себя от таких ситуаций, когда ему приходится выполнять противоправные приказы, за которые потом придется отвечать в суде. У вас есть какой-то ответ на этот вопрос? Может, внести какие-то изменения в закон или подписывать какой-то контракт?

Я думаю, что варианта два - или изменить закон, или брать с собой на поле боя прокурора, чтобы следил за законностью. Второе более выполнимо (улыбается)

Получается, что наше государство никаких выводов из этой истории не сделает?

Я думаю, что те, кому положено, свои выводы и оценки сделали уже давно.

У вас было ощущение, что вашем дела пытаются сделать показательным?

Было немного. Но до завершения дела не хотелось бы об этом говорить.

Много вообще аналогичных вашему дел? Когда судят военнослужащих за выполненные ими задания?

Есть. На мой взгляд - много. Вы меня извините, но я тоже не хочу об этом говорить - боюсь навредить ребятам. Но поверьте - наш случай не единичный.

В чем заключалась упомянутая вами поддержка со стороны новосибирцев?

Прежде всего, это моральная поддержка. Писали письма, присылали газеты со статьями. Это очень много значит - когда ты знаешь, что ты не один. Если ты силен, ты можешь и один выстоять, конечно, но другое дело чувствовать за собой поддержку тех людей, которых ценишь и уважаешь. Посылались депутатские запросы, Областной Совет Новосибирской области год назад обратился к президенту с просьбой взять это дело под свой контроль. Ветеранские организации Новосибирска и других городов тоже. Писались письма в Верховный суд на имя Лебедева и так далее.

Писем было много?

Много. Я привез с собой архив - там килограмма три, наверное. Люди писали, что переживали, болели за нас, считали происходящее с нами неправильным и надеялись на оправдательный приговор.

От поклонниц письма были?

Не знаю, можно ли их назвать поклонницами, но девушки писали письма, поддерживали. Еще большую поддержку оказали адвокаты - мне просто повезло с ними. Я уже разочаровался в адвокатах, первый адвокат защищал меня неудачно, а потом попались ростовские адвокаты - Роман Кржачковский, Елена Дзюба и Ольга Маникина. Видно было работу профессионалов, просто приятно было смотреть. Если бы не они, даже не знаю, сидел бы я тут сейчас с вами или нет.

Кто вам их оплачивал?

Они защищали меня почти даром, по своей инициативе и на общественных началах.

Во время процесса много говорилось о том, что вас поддерживают казаки, РНЕ, скинхеды. Как вы к этому относитесь?

Во время процесса мне было не до того, чтобы делать различия между теми, кто меня поддерживает. Главное, что они меня поддерживали, а какие у них взгляды и прически - мне все равно. Они считали, что это неправильно, приходили и поддерживали меня.

Использовать в политических целях они вас не пытаются?

Нет, не пытаются. Наверно, без моего согласия это невозможно, а я на это не пойду.

Какие условия у вас были в СИЗО?

Несоответствующие требованиям.

Вас помещали в плохие условия с целью наказать или надавить на вас?

Нет, думаю, все дело просто в том, что в российских тюрьмах и СИЗО плохие условия.

С кем вы сидели в СИЗО?

Последние полгода один, а до этого с другими задержанными - обычными людьми, ждущими окончания следствия. Некоторые из них тоже следили за моим делом, большинство поддерживало и считало, что мы поступили правильно.

Кто входил в состав присяжных?

Насколько я знаю, это были обычные ростовчане. Первая скамья присяжных, кстати, распалась - некоторые просто перестали ходить на заседание. Никто на них не давил, просто суд шел долго, кто-то переехал, у кого-то времени не стало, и скамью поменяли.

А вообще вам известно о каких-то фактах давления на ваших присяжных с какой-либо стороны?

Нет, его не было