Иван Шилов ИА REGNUM
Память сердца

Люблю тебя, булатный мой кинжал,

Товарищ светлый и холодный.

Задумчивый грузин на месть тебя ковал,

На грозный бой точил черкес свободный.

М. Лермонтов

Кинжалы бывают разные: из слоновой кости для резки газет (с прогнозами погоды, кроссвордами и объявлениями о работе проститутками в дружных коллективах) и глянцевых журналов; кинжальчики пластиковые-одноразовые и гнущиеся в привокзальных забегаловках жизни; бывают гнутые и ржавые детско-перочинные; бывают серебряные мещански-дворянские в наборах для хороших квартир, где нужно пить критический эстетский кофий из фаянсовых кружечек, оттопырив мизинец… Бывают, наконец, такие, которые служат доказательством красоты. Или хотя бы мирно висят на стенах и напоминают о былом. Никому не придет в голову чистить ими картошку. Или спрашивать о прагматической ценности. Возможно, наша книга одна из таких… Бессмысленное и беспощадное украшение.

Писать о книжных новинках достаточно сложно, поскольку найти новизну удаётся не так часто. Но в России (и мире) подобных этой книге не очень много. Автор, медик по образованию, известный врач, делится с потенциальными читателями многолетним страстным хобби: собиранием посвящений. По его собственным словам, материала ещё на несколько книг. Писатель-врач в русской культуре явление известное. Не будет преувеличением сказать, что и биографии героев книги даны с чуть заметным акцентом на причины смертей и медицинские карточки. А героев и упоминаний много. В книге сотни разнообразных посвящений. Интересно, что на книге есть значок 18+, хотя никаких особых явных поводов для этого не наблюдается, возможно, что в каком-то из посвящений проскользнули слишком фривольные ноты.

Фигурирует в книге и Гитлер (с его посвящением), и Каленч Джон (гуру сетевого маркетинга). И Карлос Кастанеда, и Кинг, Клинтон, Коперник, Куприн — соседствуют на страницах только на одну букву. В этом смысле это фундаментальное собрание посвящений. И где-то это даже может вызвать улыбку. В духе знаменитого борхесовского списка животных, где они каталогизируются по самым разным основаниям. В книге есть и близкие автору люди, в память об учителе автора, Александре Моисеевиче Вейне — крупнейшем отечественном неврологе, академике — автор приводит посвящение и из его книг. Память косвенно и является главным героем книги. Дело книги — дело памяти. Ведь слово «посвящение» однокоренное со «святостью», с тем, во что мы верим, за что боремся, кому дарим наше время, надежды, внимания, пожелания…

В поэзии «посвящение» до какой-то степени отдельный жанр, в книге представлены десятки замечательных поэтический посвящений. В книге представлен и довольно неплохой научный аппарат, хотя автор не является профессиональным литературоведом или филологом, но, например, приведённые аккуратно биографические справки позволяют смотреть на книгу как своего рода словарь биографий в том числе. Где бывают странные сближения. Щекочихин и Воннегут. Где бы им было встретиться ещё? Как гений Гейне проявился в посвящениях к нему Бальзака? Как и кому посвящали свои книги: Маркес, Оливер Сакс, Проханов, Мердок Айрис? Человеческие трагедии проходят как бы окольно, почти пунктирно, скупым почти медицинским документальным образом. И в этом интерес. В этом интрига и драматургия. И глубинная ценность книги.

Иногда можно сравнивать разные посвящения одного автора, как меняется его стиль или интонация, приведены почти десяток посвящений Азимова. На страницах вы встретитесь и с проклятыми поэтами, и с благословенными и удачливыми представителями литературного истеблишмента и популярной ныне «быстрорастворимой духовности», например, Ричарда Баха. Есть здесь и более экзотические писатели, например, хирург-трансплантолог (Барнард Кристиан Нетлинг), который произвёл первую в мире пересадку сердца. Он тоже подписывал как-то свои книги. Хотя для него название «память сердца» имело бы куда как более буквальный смысл. Но, может быть, посвящения и есть в каком-то смысле — «сердца книг»? Что-то самое дорогое. И Ким Филби, который посвящает книгу жене, а не резиденту, тоже фигурирует на этих страницах. Подлинная интрига книги заключается в том, что мы можем увидеть человеческую жизнь через эти довольно блёклые отблески посвящений, этих попыток сказать о самом главном: иногда коротко и просто, иногда витиевато и многостранично. Ведь если быть честным, то так ли уж сильно отличаются в конечном счёте биографии от некрологов, а посвящения от эпитафий? Вопрос нескольких десятилетий, если повезёт, нескольких. Но меньше десятка.

Разумеется, при этом мы можем многое узнать и о самом феномене посвящения как отдельном «жанре». Такой учебник сравнительного посвященьеведения. Можем увидеть образцы лаконизма и лапидарности. А можем, напротив, задуматься о пышной риторике, где посвящение могло занимать несколько страниц. Или даже о платном их характере (когда-то в Англии существовал целый рынок посвящений, где за небольшую плату меценат получал возможность увековечить своё имя в наиболее замысловатых). Да и просто любопытно прочитать трёхстраничное посвящение, которое написал Байрон Джону Хобхаузу, эсквайру. Имя последнего нам незнакомо. Но сейчас они стоят вместе.

Но есть и совсем «анонимные посвящения», когда мы даже не знаем — кому именно посвящена книга. Есть, наконец, посвящения родине, человечеству, абстрактным идеям… Перекличка людей, амбиций, образов. Иногда это может быть только инициал, но за ним скрывается целая история. Разве это неинтересно? Проследить — как из семечка вырастает целое дерево? Отправиться в путешествия, оттолкнувшись от одинокой фразы, чтобы открыть новые континенты и контексты.

Ужас отечественной истории — война, лагеря и тюрьмы, революции и эмиграции, разнообразное понимание патриотизма, ценностей, отношений — за скупыми внешне и почти канцелярскими формулярами сквозит трагедия отечества. Впрочем, на это можно смотреть и прохладным взором библиографа. Благо там не только про Россию. Оказывается, что и у человечества дела порой не многим лучше. Широчайший охват стран и эпох доставит вам радость интеллектуального путешественника по полям чужих рукописей. Курьёзная книга. Как минимум библиографическая редкость и прекрасный подарок. Даже если она будет только висеть на стене, как прекрасный драгоценный кинжал ручной работы.