В основе того, что принято назвать духовным поиском как всего человечества, так и каждой отдельной личности, лежит вовсе не желание преклониться перед «высшей силой», а человеческое ощущение нелогичности происходящего и требование к самому себе найти ответ. Вопрос же, требующий ответа очень «прост» — смерть. А в более широком смысле — зло. Как нечто противопоставленное тому, что понятно без слов и должно быть очевидным и даже никак не выделяться — Жизни.

Бытование зла пугающе, но это не всегда чувственный испуг. Обманывают себя те, кто объясняют смерть гармонией природы. Гармония это согласие, природа же это не безликое нечто, а каждый конкретный живой индивид, но ничто живое со смертью не согласно. Гармония это только жизнь. И испуг перед смертью не только, как говорят, животный, чувственный, но и онтологический, умный. Смерть непонятна, и непонятностью, нелогичностью пугает, потому как что есть такое «животные чувства» как не живая реакция, предшествующая осознанию разумом. Да разум и ничего не прибавляет основательного чувствам, происхождение которых привязано к единой для всех интуиции жизни, и лишь делает ее, эту интуицию, дискретной, то есть адаптированной для мышления и способной к осмыслению и объяснению. Логика есть инструмент сознания, фрагментирующий общую для всего мироздания интуицию, позволяющий познавать ее постепенно, шаг за шагом и фиксировать приобретенные знания, назначая им статус «законов».

Так вот логика, признавая смерть как факт, никак, между тем, не находит ей основания в общей интуиции жизни, видя что она опознается там как очевидный сбой, как ошибка. А всякая ошибка требует исправления. «Духовный поиск», таким образом, это работа ума и чувств над поиском и исправлением онтологической ошибки. Люди почти не отдают себе отчета в том, что в основе всей их умственной деятельности и всех научных, в том числе, теорий, лежит всего одна единственная. Можно назвать ее «теорией правильности». Что заставляет человека делать верные выводы и соглашаться с чужими аргументами, содержащими верный вывод? Почему человек вообще способен сделать вывод о правильности или неправильности того или иного умозаключения? Потому что он образованный? Или учитель у него авторитетный и у него голос настолько внушительный, и оттого убедительный, что не поверить ему никак нельзя?

Законы природы и, в том числе, законы мышления не изобретаются, а открываются и называются «естественными» и в отличие от законов социальных не являются предметом торга, о них не договариваются, их невозможно протолкнуть демагогией. Система фактов и аргументов позволяет сделать правильный вывод, но нет системы, определяющей право быть правым. Кроме разве что «убедительной», «бархатной» интонации в голосе, которой умащают уши профанов. Но профаны не в счет. «Правильно», «хорошо», «верно», «добро» — это и есть конечная инстанция, ею пронизана интуиция, что все происходящее — достоверно. Она же инстанция первая. Искомое качество всего сущего. Отсюда же понятно, что данное качество, выраженное столь разными словами, и есть основание мира.

Мир — правильный, добрый, верный и хороший в своей основе, а не в выводе о его составе. То, что он добрый и правильный, позволяет выделить в нем недоброе и неправильное. Интуиция жизни, общая для всего мироздания, позволяет соглашаться или не соглашаться с составом окружающей действительности, выделяя неверные, неправильные, недобрые фрагменты, индексируя их как очевидные ошибки. Добро в конечном очищенном виде не есть предмет договора, а искомое качество содержания явления. Добра ищут так же, как ищут верного решения теоремы и между «верным», «правильным» и «добрым» нет никакой разницы. Слова, определяющие общую интуицию правильности, здесь лишь знаки отличия видов этого определения одного для всех качества в разных областях применения.

«Духовный поиск» приводит рано или поздно к такому умозаключению, что добро и есть основание мира. Что основание его не «материя» или «дух», а качество всего этого. Но основание каким-то образом нарушено, и в функционировании мира там и сям выскакивают ошибки. Такие как зло, смерть, болезнь, даже неверное решение задачки из учебника. Ошибки маленькие, большие, поправимые и фатальные, их много, они лезут отовсюду. Мир полон ошибок при общей интуиции, что ошибок быть не должно. Что это просто неправильно. И также очевидно, что ошибки делают все: умные и глупые, развитые и неразвитые. Их делает, как говорят, и «сама природа», и она же «сама» на них учится. Накачанный образованием какой-нибудь доцент может быть злобным подлецом, а деревенский дурачок — добрейшим существом, но зло, какая-то ошибка, присутствует в каждом из них и производит разные последствия, мешающие их полноценной реализации.

Духовный поиск человечества опознал зло как ошибку, выразил ее в разных культурах по разному и стал изобретать методы ее исправления. Сложность заключалась в том, что ошибка так густо замешана в основание мира, что выдрать ее одним разом не представляется возможным. Мир в том виде, как он существует, возник как непрестанное продирание сквозь череду ошибок и даже использование их, «эволюционирование» сквозь их преодоление. По примеру социального договора возникло даже что-то теории относительности добра, потому что добро в радикальном, бескомпромиссном выражении кажется совершенно невозможным. Крупнейшие духовные школы независимо друг от друга сошлись на том, что «уклонись от зла и сотвори благо» и есть «формула» исправления ошибки. До какой степени уклоняться от зла и творить благо — каждый определял по своему. Аскетические школы больше делали упор на «уклонении», в этом был свой резон. В буддизме, джайнизме, восточной христианской аскезе и прочих духовных школах, активная деятельность не поощрялась из-за опасности дальнейшего столкновения и взаимодействия со злом. Хранение себя от нежелательных действий и мыслей приобрело характер технического самосовершенствования.

Но христианство Самим Основателем было заявлено как общество деятельного осуществления добра на земле. Как точка роста («семя горчичное»), с которой должно начаться обновление мира. И это соответствовало исконному ветхозаветному зову — начни с ближних. Здесь следует подчеркнуть — не с себя, а с ближних. По отношению к ближним меряется твое соответствие благой, доброй основе мироздания. А что соответственно, то и вечно живо. Христианство, условно говоря, установило границу этого соответствия, и усилило мотив призыва, который можно вместе описать следующим образом: живя, не мешай жить другим — минимум этого соответствия; живя помогай жить другим — его норма; и, наконец, быть готовым, если потребуется, отдать жизнь, чтобы спасти жизнь другого — подвиг, как сказал Христос, святость, божественная идентичность и сыновство.

Единственный установленный Завет состоял, собственно, только в этом. Творение добра без оглядки на зло тоже в свою очередь может вызвать сильный перекос, которым особенно долгое время страдало западное христианство, обозвав «добром» все свое администрирование по миру. Но в целом общее следование интуиции добра (а не то, что добром называют церковные циркуляры), вычитание из него меркантильных, двусмысленных, лукавых — одним словом — злых мотивов и есть исполнение Завета со стороны человека. Та часть Завета, исполнение которой «возложено» Богом на Себя — жизнь. Она не является заслугой, а как естественный и неотъемлемый дар просит для себя лишь ее хранить. Таким образом Завет представляет из себя, условно говоря, «договор» следования общей интуиции мироздания. Со стороны человека — хранить себя от ошибок, стараться не допускать их, со стороны Бога — принимать всех, не признающих зло мировой неизбежностью, с которой можно тоже договориться.

(продолжение будет)