На пороге хаоса: Афганистан ищет нового покровителя
Официальная церемония «прекращения миротворческой миссии США в Афганистане», прошедшая в конце 2014 г., была событием с «двойным дном». Ставший президентом страны гражданин США Ашраф Гани, равно как и большинство местных политических элит, ухода американцев не хотят, о чем прямо заявили представителям Белого дома. Эту позицию разделяет и нынешний «соправитель» Гани, Абдулла Абдулла, получивший по итогам президентских выборов компромиссную и странную должность «исполнительного директора Афганистана».
Против сокращения своего присутствия в Кабуле выступают и весьма влиятельные американские круги, которые отлично понимают как геостратегическую важность страны в региональных «раскладах», так и ее значение для создания массы проблем Китаю, России, Пакистану, Ирану и Индии. Единственное, в чем им пока удалось убедить Барака Обаму, состоит в том, что сразу прекращать боевые действия американской армии против «Талибана» нельзя. Резкое сокращение числа советников в афганских силах безопасности также представляется опасным.
Итогом этого убеждения и явился подписанный накануне указ президента США, позволяющий американским войскам вступать в военное противостояние в Афганистане не только против «Аль-Каиды», но и против «Талибана». Кроме того, документ санкционирует авиаудары «при определенных обстоятельствах» для поддержки операций афганских сил безопасности и их «сопровождение» американскими военнослужащими в войсковых операциях. Однако в главном вопросе и Обама, и его советники остались непреклонны: в 2015 г. численность американского контингента не должна превышать 9,8 тыс. человек, в 2016-м — 5 тыс. военнослужащих, а после 2016 г. — не более 1 тыс. солдат. До конца президентского срока Обамы тенденция сокращения американского присутствия будет сохраняться. Цифры эти, разумеется, достаточно условные, поскольку не включают в себя численность персонала частных военных компаний, работающих в Афганистане по подрядам от Пентагона и других организаций.
С одной стороны, данное обстоятельство радует, поскольку до сих пор звучащие утверждения о том, что американское присутствие в Кабуле якобы «отвечает интересам России и способствует безопасности региона», — откровенный бред, опровергать который нет ни времени, ни желания. Для Москвы опасны не талибы, а базирующиеся на афганской территории среднеазиатские террористические группировки, которые уже располагают в постсоветских странах региона разветвленным подпольем, связанным с местными наркобаронами, стремясь создать нелегальные сети на территории России.
Своим достаточно благополучным существованием в Афганистане эти группировки финансово и организационно обязаны спецслужбам США, которые «нашпиговали» их своей агентурой. И в любое время от руководства этих группировок потребуют отработать свои «долги перед Америкой». Вашингтон сейчас активно ищет «новые формы сотрудничества» со среднеазиатскими республиками — членами ШОС и ОДКБ, а шантаж «террористической угрозой» в эти рамки вполне вписывается. Это мы и наблюдали летом прошлого года в Туркмении, когда отряды боевиков с афганской территории атаковали позиции туркменских пограничников.
С другой стороны, сохраняя внешнюю лояльность Вашингтону, афганские политические элиты (даже «бейрутская банда» нынешнего президента, как называют в стране группу поддерживающих Ашрафа Гани пуштунских лидеров, обучавшихся в 1970-е гг. по стипендиям Агентства США по международному развитию (USAID) в Американском университете в Бейруте) всерьез засомневались в том, что Америка и дальше будет прилагать максимум усилий для сохранения их власти. Они озаботились поиском новых покровителей, что означает начало нового этапа «Большой игры» вокруг Афганистана, в котором примут активное участие Китай, Индия, Пакистан, Иран и Саудовская Аравия.
Два основных критерия, которых кабульские власти придерживаются при поиске новых покровителей, заключаются в следующем. Во-первых, успешное посредничество на переговорах с талибами. Вхождение Талибана «во власть» — лишь вопрос времени. Противоречия между местным «Талибаном» и официальным Кабулом так же, как и требования «непримиримых» (освобождение заключенных, формирование переходного правительства и принятие новой Конституции на основе шариата) — лишь ширма. За ней скрывается стремление перераспределить финансовые потоки (от наркоторговли до «распила» международных траншей на реконструкцию) и разграничить территории влияния, провинции страны, в которых местные губернаторы властны в жизни и смерти своих подданных, а президент в Кабуле — не более чем представительская фигура, не имеющая реальной власти.
Талибы понимают, что победить им никто не даст; при серьезной угрозе их прихода к власти появится новая «международная антитеррористическая коалиция», которая введет в Афганистан иностранных «миротворцев». Поэтому их активизация сейчас связана со стремлением обеспечить себе наиболее благоприятные исходные позиции для торга с Кабулом. Американские попытки переговоров с талибами в 2012-2013 гг. в Катаре провалились. А в 2014 г. не увенчались успехом и посреднические усилия саудитов. Что же касается тайных усилий Пекина в этом направлении, то они более успешны. В Кабуле убеждены, что ключ к безопасности и стабильности лежит отнюдь не в демократических институтах западного образца, на чем настаивает американская администрация, а в экономическом развитии, т.е. в масштабных инвестициях. Вашингтон их дать не сможет, как не смогут дать в достаточном объеме ни Индия, ни Саудовская Аравия. И вновь первым в списке кандидатов на роль главного покровителя становится Поднебесная. Однако Афганистану не позволят полностью уйти под власть Китая. Каждый из соседей Афганистана, не говоря уже о США, хочет приобрести или сохранить там свою «сферу влияния», что и активно демонстрирует. Эр-Рияд пообещал построить грандиозный «Исламский центр» стоимостью 100 млн саудовских риалов для 10 тыс. студентов со всего региона.
Индия дала предварительное согласие на оплату поставки из России вертолетов для местных сил безопасности, что произошло после того, как США и НАТО отказались это делать «в связи с агрессивной политикой Москвы в отношении Украины». Нью-Дели не прочь использовать через свое влияние в Кабуле «пуштунский фактор» и вопрос о «линии Дюранда» (практически неразмеченной 2640-километровой границе между Афганистаном и Пакистаном, которую афганцы категорически отказываются признавать) для дестабилизации своего традиционного врага — Исламабада.
Иран активно наращивает свое присутствие в Герате, оставаясь одним из главных доноров среднедушевого дохода в Афганистане из-за огромного количества работающих на иранской территории мигрантов. Почти 15% афганского населения — шииты, и Тегеран активно сотрудничает с их лидером — аятоллой Мохаммедом Асифом Мохсени. Кроме того, деятельность суннитских террористических группировок в Афганистане создает угрозы безопасности Ирана. Не случаен тот факт, что для руководства иранской спецслужбы «Аль-Кодс» афганское направление деятельности в списке приоритетов следует сразу за сирийским и иракским.
Афганский наркотранзит и действующие на территории страны радикальные исламистские группировки, «ориентированные» их зарубежными кураторами на Среднюю Азию, создают угрозы и для Москвы. Провал формата «душанбинской четверки» совершенно не означает, что Россия должна прекратить поиск форм своего влияния в Афганистане и участия в формировании новой системы безопасности в этом регионе.
Поиск Кабулом очередного покровителя и, как следствие, начавшийся новый этап «Большой игры» вокруг Афганистана станет на ближайшие пару лет, пожалуй, одной из самых драматичных региональных интриг. В «афганском узле» сплелось слишком много интересов самых различных игроков: от наркоторговцев и «нового Талибана» до сепаратистов и радикалов, от спецслужб до политических лоббистов.